Дар Змеи - Кобербёль Лине - Страница 42

— Зачем он это сделал? — прошептала я Сецуану. Я так боялась Скюгге, что мне страшно было даже взглянуть на него. А говорить с ним я и вовсе не смела.

Сецуан мне не ответил.

— У меня ничего не осталось! — гневно сказал он Скюгге. — Ты мог бы поберечь свой труд!

«Чего нет?» — подумала я.

— Местер обещал Скюгге сон, — упрямо напомнил Скюгге. — Скюгге отыскал Местеру ослика и теперь желает получить свой сон.

— Ты не отыскал его, ты его украл! — воскликнул Сецуан.

— Местер обещал!

— Да, — тихо вымолвил Сецуан, — я это сделал. Дина, пойди немного прогуляйся!

Прогуляться? Да мы ничем другим целыми днями не занимались, кроме как шли, шли, шли! Но я ведь понимала, что ему надо избавиться от меня, пока он одарит Скюгге сном. Скрывая досаду, я поднялась.

— Куда? — спросила я.

— Возьми мех для воды. Мне кажется, вода внизу, у зарослей вербы.

Он указал на несколько редких стелющихся кустов вербы в долине. У меня не было ни малейшего желания тащиться одной в такую даль к кустам вербы. К тому же мне было любопытно — что же хотел скрыть от меня Сецуан. И все-таки в поведении Сецуана и Скюгге было нечто, от чего мне хотелось убраться подальше.

— Иди! — велел Сецуан.

Глаза его были темными, даже темно-зелеными, как вода в озерах с мшистыми берегами.

Я ушла. Пустой мех для воды висел у меня на спине, болтаясь, словно утонувший котенок. Выпил ли Скюгге воду или вылил ее на землю? По крайней мере, он не выплеснул ее, как сделал это, опустошив седельные сумки. За спиной я уже слышала звуки флейты, мягкие и по-кошачьи ласковые. Мне хотелось заткнуть уши, потому что звуки сладостные и вместе с тем гибельные липли к коже, как забродившая патока. Больные звуки. Неправильные.

У зарослей вербы вода была — тоненький, чуть сочившийся ручеек, недостаточно глубокий, чтобы наполнить мех целиком. Я смочила руки, протерла себе шею, затылок и попыталась не слушать флейту. Только когда ее звуки смолкли, я осмелилась вернуться к Сецуану, Скюгге и ослику.

Сецуан стоял с на удивление отсутствующим видом. Скюгге, наоборот, лежал, растянувшись на земле и разбросав руки по сторонам, словно собираясь кого-то обнять. Его глаза были наполовину закрыты, но хотя я могла видеть его зрачки, большие и темные под тяжелыми веками, было ясно, что сам он ничего не видел. Тонкая ниточка слюны тянулась из уголка его рта.

Я содрогнулась.

— Что с ним? — спросила я.

— Он смотрит сон.

— Мне тоже снятся сны, но я так не выгляжу.

— Некоторые сны могут быть опасны. Если с ними не справляешься. Если их не обуздаешь.

— Обуздать? Их? Кто это может? Я не в силах распоряжаться своими снами.

Сецуан молча протянул руку к меху с водой. Я подала ему мех, и он плеснул немного воды в свою согнутую ладонь, большую часть выпил, а затем мокрыми руками протер лицо.

— Быть может, настанет день, когда ты к этому придешь. — сказал он. — Этому можно выучиться.

— Если у тебя есть Дар Змеи?

— Не обязательно. Но если он есть, это помогает.

У меня пропало желание задавать новые вопросы, и я смолкла. Но тут вдруг Сецуан заговорил и стал охотно рассказывать.

— Ты спросила, почему он это сделал? — Сецуан кивнул в сторону разодранных седельных сумок.

— Он, верно, был не в себе. Уж во всяком случае, он злился на нас.

— Нет! Он кое-что искал!

— Что?.. — вырвалось у меня, хотя я решила больше ни о чем не спрашивать.

— Мы — чернокнижники — называем это «сонный порошок» или «порошок сновидений». Он изготовлен из орехов, что растут на юге долины. Некоторые чернокнижники употребляют его, когда наставляют ученика, чтобы тот лучше усвоил природу снов. Умение управлять снами требует долгого учения. Сонный порошок — это опасный кратчайший путь. Это тот самый путь, которого тебе следует избегать!

Он серьезно поглядел на меня, но я не могла понять, ради чего все эти предупреждения. Я и раскаленными угольными щипцами его змеиных премудростей не коснусь, хоть с сонным порошком, хоть без него.

По его лицу было заметно, что он ждет ответа, но я не знала, что он хочет от меня услышать. В конце концов он вздохнул, отпил еще воды, а потом, протянув мне мех, сказал:

— Попей, а не то у тебя заболит голова!

Напившись, я покосилась на Скюгге, который лежал на спине, глядя прямо на солнце. Не повредит ли это ему? Мне казалось, что я должна прикрыть ему лицо, но страшно было притронуться к нему.

— Поэтому-то у него и вид такой? Потому что ты дал ему сонный порошок?

Сецуан покачал головой.

— Нет! Я ведь говорил, что у меня ничего нет. Сильный чернокнижник не нуждается в порошке. Но с этого у Скюгге и началось. Так он мало-помалу и свихнулся. Теперь он раб снов, а не их властелин. А это нехорошо!

Я посмотрела на пустые глаза Скюгге, на его полуоткрытый рот. Нехорошо!

Сецуан поднял палку Скюгге и взглянул на нее. А затем бросил ее как можно дальше. Она закружилась в воздухе и, лениво описав дугу, приземлилась в кустах жимолости чуть дальше по склону.

— Нам нужно идти! — сказал Сецуан. — Попробуем взгромоздить его на ослика.

А мне хотелось оставить его там, где он лежал.

Но ведь может появиться какой-нибудь зверь, даже волк. А такой, как сейчас, он не в силах защититься и от муравья. Он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь Сецуану или вырваться, когда тот поднял его на руки и попытался взвалить на спину нашего осла.

— Тебе придется помочь, — сказал отец. — Возьми его за руки и тяни, когда я начну его поднимать.

Я с отвращением поглядела на Скюгге. У меня не было ни малейшего желания дотрагиваться до него. От Скюгге несло кислым запахом немытого тела. Хуже, чем от ослика, от которого пахло, как обычно пахнет от ослов. Однако я взяла Скюгге за руки и потянула их так, как мне велел Сецуан. Что-то неладное творилось с его кожей — она шелушилась, и мелкие струпья от нее остались у меня на пальцах после того, как я прикоснулась к нему. Я отерла ладони о платье, но хотелось-то мне вымыть их как полагается. Мысль о том, что ничтожные кусочки кожи Скюгге останутся на мне, была отвратительной.

Ослик нехотя двинулся с места, и слабое тело Скюгге снова чуть не соскользнуло с него.

— Держи его покрепче, — раздраженно велел мне Сецуан. — Придется мне найти что-нибудь и привязать его.

Я с отвращением взяла Скюгге за руку, на этот раз выше, чтобы не касаться его худого обнаженного запястья. Сецуан взял веревку, которой мы обычно привязывали ослика, и накрепко прикрутил эту неудобную ношу к спине животного. Казалось, Скюгге перестал быть человеком и превратился в неудобную и бесполезную поклажу.

— Так! — сказал Сецуан и затянул последний узел. — Неужто этот не выдержит?

Ослик прядал ушами и чему-то радовался. Теперь, когда Скюгге превратился в поклажу, нам пришлось тащить на себе большую часть снаряжения, которое перепортил Скюгге. Но, по крайней мере, у нас был мех с водой.

Солнце сияло так ярко, что скалы казались белыми. Красно-бурая ящерица таращилась на нас своими выпуклыми глазами. А долина была пустынна.

— Идем! — позвал Сецуан. — Ведь где-то здесь должны жить люди.

Мой живот, в котором была только вода, от голода урчал. Люди! Хлеб! А может, все-таки немного козьего сыра? А куда девать Скюгге? Ни один крестьянин, сколько бы Сецуан ни играл для него, не пригласит Скюгге под свой кров. Значит, нужно подумать об этом заранее. Сперва нам нужно встретить хоть кого-нибудь. Я заставила ослика, понукая его, сдвинуться с места, и мы пошли. Пошли медленно, ведь Скюгге был тяжкой ношей для маленького ослика. «Тот, кто с волами едет, все одно движется вперед», — бывало, говаривала мама, когда я теряла терпение. Но путь до Сагис-Крепости по-прежнему оставался долгим, и как раз сейчас казалось, будто нам никогда не добраться до нее.

Рассказывает Давин

V. Замок-крепость