Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Багрицкий Эдуард Георгиевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 36

Изменить размер шрифта:

Иная жизнь

Огромною полночью небо полно,

И старое не говорит вдохновенье,

Я настежь распахиваю окно

В горячую бестолочь звезд и сирени.

Что ж.

Значит, и это пройдет, как всегда,

Как всё проходило, как всё остывало.

Как прежде, прокатится мимо звезда,

В стихи попадет и уйдет, как бывало.

И вновь наползет одинокий туман

На труд стихотворца ночной и убогий,

Развеются рифмы…

Но я на экран себе понесу и дела, и тревоги.

Квадрат из сиянья, квадрат из огня.

Сквозь сумерки зала, как снег, ледяные,

Пускай неуклонно покажут меня,

Мой волос густой и глаза молодые.

Я должен увидеть, как движется рот,

Широкий и резкий квадрат подбородка,

Движения плеч, головы поворот,

Наскучившую, но чужую походку.

Пускай на холодном пройдет полотне

Всё то, что скрывал я глухими ночами, —

Знакомые и неизвестные мне:

Любовная дрожь, вдохновения пламя…

Пускай, электрической силой слепя.

Мой взор с полотна на меня же и глянет;

Я должен,

Я должен увидеть себя,

Я должен увидеть себя на экране!

Кричи, режиссер, стрекочи, аппарат,

Юпитер, гори,

Разлетайтесь, потемки!

Меня не прельстят ваши три шестьдесят.

Я вдвое готов заплатить Вам за съемку.

1926

Ночь

Уже окончился день — и ночь

Надвигается из-за крыш…

Сапожник откладывает башмак,

Вколотив последний гвоздь;

Неизвестные пьяницы в пивных

Проклинают, поют, хрипят,

Склерозными раками, желчью пивной

Заканчивая день…

Торговец, расталкивая жену,

Окунается в душный пух,

Своп символ веры — ночной горшок

Задвигая под кровать…

Москва встречает десятый час

Перезваниванием проводов,

Свиданьями кошек за трубой,

Началом ночной возни…

И вот, надвинув кепи на лоб

И фотогеничный рот

Дырявым шарфом обмотав,

Идет на промысел вор…

И, ундервудов, траурный марш

Покинув до утра,

Конфетные барышни спешат

Встречать героев кино.

Антенны подрагивают в ночи

От холода чуждых слов;

На циферблате десятый час

Отмечен косым углом…

Над столом вождя — телефон иссяк,

И зеленое сукно.

Как болото, всасывает в себя

Пресс-папье и карандаши…

И только мне десятый час

Ничего не приносит в дар:

Ни чая, пахнущего женой,

Ни пачки папирос;

И только мне в десятом часу

Не назначено нигде —

Во тьме подворотни, под фонарем —

Заслышать милый каблук…

А сон обволакивает лицо

Оренбургским густым платком;

А ночь насыпает в мои глаза

Голубиных созвездий пух;

И прямо из прорвы плывет, плывет

Витрин воспаленный строй:

Чудовищной пищей пылает ночь,

Стеклянной наледью блюд…

Там всходит огромная ветчина,

Пунцовая, как закат,

И перистым облаком влажный жир

Ее обволок вокруг.

Там яблок румяные кулаки

Вылазят вон из корзин;

Там ядра апельсинов полны

Взрывчатой кислотой.

Там рыб чешуйчатые мечи

Пылают: «Не заплати!

Мы голову — прочь, мы руки — долой!

И кинем голодным псам!..»

Там круглые торты стоят Москвой,

В кремнях леденцов и слив;

Там тысячу тысяч пирожков.

Румяных, как детский сад,

Осыпала сахарная пурга,

Истыкал цукатный дождь…

А в дверь ненароком: стоит атлет

Сред сине-багровых туш!

Погибшая кровь быков и телят

Цветет на его щеках…

Он вытянет руку — весы не в лад

Качнутся под тягой гирь,

И нож, разрезающий сала пласт.

Летит павлиньим пером,

И пылкие буквы

«МСпо»

Расцветают сами собой

Над этой оголтелой жратвой

(Рычи, желудочный сок!)…

И голод сжимает скулы мои,

И зудом поет в зубах,

И мыльною мышью по горлу вниз

Падает в пищевод…

И я содрогаюсь от скрипа когтей,

От мышьей возни — хвоста,

От медного запаха слюны,

Заливающего гортань…

И в мире остались — одни, одни,

Одни, как поход планет,

Ворота и обручи медных букв,

Начищенные огнем!

Четыре буквы:

«МСПО»,

Четыре куска огня:

Это —

Мир Страстей, Полыхай Огнем!

Это —

Музыка Сфер, Пари

Откровением новым!

Это — Мечта,

Сладострастье, Покой, Обман!

И на что мне язык, умевший слова

Ощущать, как плодовый сок?

И на что мне глаза, которым дано

Удивляться каждой звезде?

И на что мне божественный слух совы

Различающий крови звон?

И на что мне сердце, стучащее в лад

Шагам и стихам моим?!

Лишь пост нищета у моих дверей,

Лишь в печурке юлит огонь,

Лишь иссякла свеча — и лупа плывет

В замерзающем стекле…

1926

«От черного хлеба и верной жены…»

От черного хлеба и верной жены

Мы бледною немочью заражены…

Копытом и камнем испытаны годы,

Бессмертной полынью пропитаны поды, —

И горечь полыни на наших губах…

Нам нож — не по кисти,

Перо — не по нраву,

Кирка — не по чести

И слава — не в славу:

Мы — ржавые листья

На ржавых дубах…

Чуть ветер,

Чуть север —

И мы облетаем.

Чей путь мы собою теперь устилаем?

Чьи ноги по ржавчине нашей пройдут?

Потопчут ли нас трубачи молодые?

Взойдут ли над нами созвездья чужие?

Мы — ржавых дубов облетевший уют…

Бездомною стужей уют раздуваем…

Мы в ночь улетаем!

Как спелые звезды, летим наугад…

Над нами гремят трубачи молодые,

Над нами восходят созвездья чужие,

Над нами чужие знамена шумят…

Чуть ветер,

Чуть север —

Срывайтесь за ними,

Неситесь за ними,

Гонитесь за ними,

Катитесь в полях,

Запевайте в степях!

За блеском штыка, пролетающим в тучах,

За стуком копыта в берлогах дремучих,

За песней трубы, потонувшей в лесах…

1926