Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Багрицкий Эдуард Георгиевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 15

Изменить размер шрифта:

На Колчака! И по тайге бессонной,

На ощупь, спотыкаясь и кляня,

Бредем туда, где золотопогонный

Ночной дозор маячит у огня…

Ой, пуля, пой свинцовою синицей!

Клыком кабаньим навострися, штык!

Удар в удар! Кровавым потом лица

Закапаны, и онемел язык!

Смолой горючей закипает злоба,

Упрись о пень, штыком наддай вперед.

А сзади — со звездой широколобой

Уже на помощь конница идет.

Скипелась кровь в сраженье непрестанном,

И сердце улеем поет в дупле;

Колчак развеян пылью и туманом

В таежных дебрях, по крутой земле.

И снова бой. От дымного потопа

Не уберечься, не уйти назад,

Горячим ветром тянет с Перекопа,

Гудит пожар, и пушки голосят.

О трудная и тягостная слава!

В лиманах едких, стоя босиком

В соленом зное, медленном, как лава,

Мы сторожим, склонившись над ружьем.

И, разогнав крутые волны дыма,

Забрызганные кровью и в пыли,

По берегам широкошумным Крыма

Мы яростное знамя пронесли.

И, Перекоп перешагнув кровавый,

Прославив молот

и гремучий серп,

Мы грубой и торжественною славой

Своп пятипалый утверждали герб.

1922

Москва

Смола и дерево, кирпич и медь

Воздвиглись городом, а вкруг, по воле,

Объездчик-ветер подымает плеть

И хлещет закипающее рожью поле.

И крепкою ты встала попадьей,

Румяною и жаркою, пуховой,

Торгуя иорданскою водой,

Прохладным квасом и посконью новой.

Колокола, акафисты, посты,

Гугнивый плач ты помнила и знала.

Недаром же ключами Калиты

Ты ситцевый передник обвязала.

Купеческая, ражая Москва, —

Хмелела ты и на кулачки билась…

Тебе в потеху Стеньки голова,

Как яблоко скуластое, скатилась.

Посты и драки — это ль не судьба…

Ты от жары и пота разомлела,

Но грянул день — веселая труба

Над кирпичом и медью закипела…

Не Гришки ли Отрепьева пора,

Иль Стенькины ушкуйники запели,

Что с вечера до раннего утра

В дождливых звездах лебеди звенели;

Что на Кремле горластые сычи

В туман кричали, сизый и тяжелый,

Что медью перекликнулись в ночи

Колокола убогого Николы…

Расплата наступает за грехи

На Красной площади перед толпою:

Кружатся ветровые петухи,

И царь Додон закрыл глаза рукою…

Ярись, Москва… Кричи и брагу пей,

Безбожничай — так без конца и края.

И дрогнули колокола церквей,

Как страшная настала плясовая.

И — силой развеселою горда —

Ты в пляс пошла раскатом — лесом, лугом.

И хлопают в ладоши города,

Вокруг тебя рассевшись полукругом.

В такой ли час язык остынет мой,

Не полыхнет огнем, не запророчит,

Когда орлиный посвист за спиной

Меня поднять и кинуть в пляску хочет;

Когда нога отстукивает лад

И волосы вздувает ветер свежий;

Когда снует перед глазами плат

В твоей руке, протянутый в безбрежье.

1922

Театр

Театр. От детских впечатлений,

От блеска ламп и голосов

Китайские остались тени,

Идущие во тьму без слов.

Всё было радостно и ново:

И нарисованный простор,

Отелло черный, Лир суровый

И нежной Дездемоны взор.

Всё таяло и проходило,

Как сквозь волшебное стекло.

Исчезло то, что было мило,

Как дым растаяло, прошло.

Спустились тучи ниже, ниже,

И мрак развеялся кругом,

И стал иной театр нам ближе,

Не жестяной ударил гром:

И среди ночи злой и талой

Над Русью нищей и больной

Поднялся занавес иной —

И вот театр небывалый

Глазам открылся…

Никогда

В стране убогого труда

Такого действа не видали.

И старый, одряхлевший мир

Кричал, как ослепленный Лир,

Бредя в неведомые дали.

Широкий лег в раздольях путь,

Леса смолистые шумели,

И крепкая вдыхала грудь

Горючий дух травы и прели.

И были войны. Плыл туман

По шумным нивам и дубравам,

И, крепкой волей обуяй,

Промчался на копе кровавом

Свободный всадник.

И тогда

Иною жизнью города

Наполнились. Могучим током

Ходил взволнованный народ,

И солнце пламенем широким

Прозрачный заливало свод.

Октябрьский день, как день весенний,

Нам волю ясную принес.

И новый мир без сожалений

Над старым тяжкий меч занес.

Но что с театром! То же, то же,

Всё тот же нищенский убор,

И женщины из темной ложи

Всё тот же устремляют взор.

Оркестр бормочет оробелый,

А там, на сцене, средь огней

Всё тот же Лир, или Отелло,

Иль из Венеции еврей.

Или Кабаниха страдает,

Или хлопочет Хлестаков,

Иль три сестры, грустя, мечтают

В прохладной тишине садов.

Всё, как и прежде, лямку тянет.

Когда ж падет с театра ржа,

Актер освобожденный встанет,

И грянет действо мятежа.

1922