Богиня победы - Федоров Николай Тимонович - Страница 6

Мишка подошёл к пианино и сказал:

— Слушай свою песню.

И он сразу без ошибок наиграл одним пальцем мою потерявшуюся мелодию.

— Здорово, — сказал я. — Как же это ты, Амадей, запомнил? Ты вроде и не слушал.

— А чего тут запоминать. Тут бы и медведь запомнил. Только этот твой первый концерт называется «Жили у бабуси три весёлых гуся». Очень свежо.

— Н-да, — сказал я. — То-то я всё время знакомое ощущал. Ну, а ты, оказывается, талант. Прямо Амадей. Чего же ты учиться не захотел?

— С тёткой-то? Да ну её. Она мне всё твердила, что музыкант должен работать как каторжный. И что, кроме музыки, в мире ничего больше не существует. Но я так думаю: как же это «не существует»? Полно всего другого существует. И потом, что же это за уроки такие, на которые как на каторгу ходить надо. В общем, я нарочно стал все её упражнения перевирать. Не нужна мне такая каторжная музыка.

На день рождения я подарил Мишке «Самоучитель игры на фортепиано». И когда я прихожу к нему в лирическом настроении, я говорю ему:

— Ну-ка, Амадей, сыграй «Жили у бабуси».

И Мишка играет.

Новый способ

При счёте тридцать два — тридцать два у наших противников сломалась последняя клюшка, и мы великодушно согласились на ничью. Ребята стали расходиться. Я пошёл с Мишкой к нему, чтобы забрать свой портфель. На завтра было задано очень много уроков.

— Когда всё сделаешь, позвони, — сказал я, собираясь уходить.

Мишка поскрёб затылок и сказал:

— Послушай, Дмитрий, представь себе такую штуку. Вот сидят в соседних домах два умных человека и изобретают велосипед. Правильно? Неправильно. А вот если один человек сидит и изобретает велосипед, а другой, его сосед, пишет гениальную поэму. Совсем другое дело! Прогресс. Выходят потом они во двор. Один говорит: вот вам, товарищи, велосипед. Катайтесь на здоровье. А другой говорит: вот вам, дорогие друзья, «Слон и Моська». Читайте, наслаждайтесь.

— Ну и что, — сказал я, не понимая, куда клонит Мишка.

— А то, — сказал Мишка, — что пойдёшь ты сейчас домой, будем мы сидеть и делать одни и те же уроки. Правильно? Неправильно. Ведь уроки прекрасно можно по очереди делать — сегодня ты, завтра я, сегодня ты, завтра я… Красота! Через день выходной! Хочешь велосипед изобретай, хочешь так, отдыхай себе. Предлагаю испробовать новый способ прямо сегодня. Идёт?

— А что. Можно попробовать, — согласился я. — А с кого начнём? Ну, кто первый уроки будет учить?

— Кинем «на морского», — предложил Мишка. — Чтоб всё по-честному.

Мы кинули. Первым делать уроки выпало Мишке.

— Всё по-честному, — сказал он. — Тебе повезло. Так что иди, отдыхай. Через пару часиков заходи, перекатаешь.

Я уж было хотел уходить, потом сказал:

— Знаешь что, Мишка. Я лучше у тебя отдохну. Ребята все разошлись, снег вон пошёл. Чего я буду по улице один ползать. И домой неохота.

— Ну, сиди, — сказал Мишка. — Только не мешай.

Мишка сел за стол, разложил учебники и зашуршал страницами. А я развалился в кресле и стал отдыхать.

Но скоро сидеть в кресле и ничего не делать мне надоело. Я встал, прошёлся по комнате, достал с полки первую попавшуюся книгу и снова забрался в кресло. Книга оказалась третьим томом Толкового словаря русского языка. До чего же, оказывается, много слов, которых я не знаю! А ведь русский человек. Вот хотя бы «плагиат». Я всегда думал, что это рыба какая-то. Оказывается, вовсе не рыба, а выдача чужого труда за собственное произведение. Любопытно. Или вот — «плебисцит». Я и слова такого никогда не слышал.

— Мишка, — позвал я. — Скажи-ка мне, что такое «плебисцит».

Мишка поднял голову, наморщил нос и сказал:

— Фурункул.

— Мимо, — сказал я. — Плебисцит, мой друг, это то же самое, что референдум. Улавливаешь?

— Ты что, издеваешься! — взвился Мишка. — Я тут, понимаешь, корплю, уроки за него делаю, а он со всякой чепухой лезет! Сиди и молчи. Или гулять иди.

— Молчу, молчу, — сказал я и снова стал листать книгу. Но скоро это мне надоело.

Я снова прошёлся по комнате и заглянул Мишке через плечо.

— Что же ты, Лобачевский, от тринадцати семь отнимаешь, а получаешь пять?

— Тебе-то что! — рассердился Мишка. — Я уроки делаю, а не ты. Как хочу, так и отнимаю.

— Как это «как хочу»? Ты же не одному себе, ты и мне делаешь.

— Ах, не нравится! Тогда сам делай и не придирайся.

— Ну ладно, — сказал я. — Не кипятись. Твори потихоньку. А я пойду погуляю, чтобы не мешать.

Я вышел на улицу. Во дворе было пусто, шёл снег и уже горели фонари. Я отошёл подальше от дома и посмотрел на освещённое Мишкино окно. Но была видна только Мишкина макушка. Я ещё немного потоптал свежий снежок и вернулся назад.

— Холодно, — сказал я. — Ну, сделал математику?

— Сделал, — ответил Мишка. — Задача вот только не получилась.

— Давай вместе посмотрим, — предложил я.

Мы начали искать ошибку и в конце концов совместными усилиями задачу одолели.

— Теперь, — сказал я, — ты мне должен полматематики.

Потом Мишка засел за литературу. Нам было задано сочинение на тему «Моё любимое время года». Так что ему предстояло написать целых два сочинения. Я попытался включить телевизор, но Мишка на меня так зашикал, что пришлось выключить. А я уже, честно говоря, начал изнывать от скуки. Я на цыпочках подошёл к Мишке и заглянул в тетрадь.

— Во даёт! — прыснул я. — Ты бы хоть заглавие без ошибок написал. А то пишет: «Моё лУбимое время года». Что это ещё за «лУбимое».

— Опять лезешь, — сказал Мишка. — И потом, если хочешь знать, это я своё сочинение пишу, а не твоё. Так что это мои ошибки. Лично мои.

— Твои, твои, — согласился я. — Никто их у тебя не отнимает.

Я открыл портфель, достал учебник и начал учить историю. Всё равно историю Мишка за меня выучить не сможет. А читать толковый словарь мне надоело.

Наконец Мишка сказал:

— Всё. Держи своё сочинение. Я тебе про осень написал. А себе про лето.

— Почему же мне про осень? Я тоже лето больше люблю.

— Ну, должны же сочинения чем-то отличаться. И потом, чем осень плохо? Пушкин, между прочим, тоже больше всего осень любил.

Я не стал спорить, взял тетрадку и стал читать:

— Ну, нагородил, — сказал я, кончив читать. — Я у тебя обжора какой-то получился. А Пушкин, по-твоему, осень из-за «дамских пальчиков» любил? Или из-за фосфора?

— Не знаю я, за что Пушкин её любил, — сказал Мишка. — Но ты-то ведь не Пушкин. И вообще — не нравится, сам пиши.

— И напишу. А то ты меня посмешищем перед всем классом сделаешь. Но учти — ты мне теперь должен полматематики и одну литературу.

— Ты записывай, записывай, — сказал Мишка. — А то забудешь.

— Не забуду, — сказал я и засел за сочинение про лето. А Мишка стал учить историю.

…В конце недели ситуация сложилась довольно запутанная. Мишка был мне должен полторы математики и две литературы. А я задолжал ему одно рисование, два с половиной русского и кусочек ботаники. Мы даже пробовали своими долгами меняться. Но всегда начинался спор и обмена не получалось. Например, Мишка хотел поменять кусочек ботаники на полматематики. Но разве это честно?