Утраченное звено - Мэрфи Уоррен - Страница 10

— Да, все это мне известно, — вдруг резко перебил президент. — А не случилось ли еще какой-нибудь гадости, о которой меня могут спросить?

— Кажется, больше ничего, кроме того, что я перечислил, — ответил пресс-секретарь, а сердце его при этом ушло в пятки. Он знал, в чем дело. Последнее время их преследовали несчастья, рутинные неприятности стали столь обыденным делом, что президент уже воспринимал их как должное. Так что сейчас явно не они волновали президента.

— Бобби Джек опять выкинул какой-нибудь фокус? — спросил президент в лоб. Пресс-секретарю показалось, что шеф как-то подозрительно на него при этом посмотрел.

— Нет, сэр, — ответил молодой человек. — Я ничего такого не слыхал.

— Не натворил ли чего наш парень в школе? Прилично ли ведет себя жена?

— С этим вес в порядке, сэр.

— Хорошо, тогда давай собираться, — сказал президент.

Пресс-секретарю показалось, что президент удовлетворен. Хотел бы я тоже испытывать чувство удовлетворенности, подумал пресс-секретарь. Казалось, шеф порой забывал, что полным ходом идет президентская кампания, где он баллотируется на второй срок, и если пресса сообщит о спаде в экономике, катастрофической инфляции, войне на Ближнем Востоке и том затруднительном положении, в которое ставят правительство поддержанные Америкой группировки, его шансы на успех будут невысоки.

Президент оделся, но повязывать новый галстук не стал, а надел на шею уже завязанный: у него плохо получались узлы, поэтому он старался носить завязанный однажды галстук как можно дольше. Он опять взглянул на циферблат — ему так хотелось, чтобы стрелки остановились и никогда не достигли четырех часов. Он ненавидел пресс-конференции, а к журналистам относился так же, как Черчилль к нацистам, — либо они берут тебя за горло, либо лежат у твоих ног. Если они не подлизывались к нему, пытаясь выведать что-нибудь эксклюзивное, то непременно старались его подловить, чтобы довести до импичмента.

Надевая пиджак, поправляя галстук и даже шагая по коридору на встречу с журналистами, он постоянно повторял про себя заученные фразы. Инфляция, спад, безработица, перебои с поставками газа, Иран, террористы... он может справиться со всем этим. Последние четыре года он только и делал, что пытался все это преодолеть. Изо дня в день. Так что здесь неожиданностей быть не может.

Сделав заявление, в котором говорилось, будто дела идут хорошо и даже имеются некоторые положительные тенденции, он почувствовал облегчение, оттого что никто из журналистов не рассмеялся. Он не мог вспомнить репортера, задавшего идиотский вопрос об уровне смертности в автодорожных катастрофах, поэтому ткнул пальцем в первого попавшегося на глаза. Им оказался тонкогубый протестант англо-саксонского происхождения из Чикаго, который говорил так, словно у него были склеены губы.

— Спасибо, господин президент, — начал репортер, вставая. — Сэр, мы хотели бы узнать, что случилось с вашей прической.

— Простите, — не понял президент.

— С вашей прической. Видите ли, раньше у вас пробор был справа, а теперь слева. Почему?

— С началом президентской кампании я всегда перехожу на левый пробор, — объяснил президент. — Следующий. — Внутри у него все кипело. От этих идиотских вопросов. В мире черт знает что творится, а этот параноик спрашивает о волосах. Разве не может человек позволить себе изменить прическу, когда начинает лысеть?

Другого репортера интересовало, красит ли президент волосы. Нет. А не собирается ли президент покрасить волосы? Нет. Следующий спросил, не подумывает ли президент о пластической операции. Нет. А первая леди? Не будет ли она делать пластическую операцию? Нет.

Еще один писака сообщил, что в Окснарде, штат Калифорния, два баллотирующихся неизвестно куда кандидата от Демократической партии призвали партию отказаться от поддержки нынешнего президента и поддержать кандидатуру Беллы Абцуга. Президент воздержался от комментариев. Очередной интервьюер поинтересовался, сколько миль делает президент ежедневно во время пробежки. Пять. А первая леди? Она не любит бег.

Встал очередной репортер, пытаясь перекричать остальных, — каждый из присутствующих хотел задать свой вопрос. Но стоило президенту кивком головы предоставить ему слово, как все затихли и их вопросы плавно растаяли в воздухе.

— Господин президент, в последнюю неделю Бобби Джек Биллингс привлек к себе внимание своим молчанием, — начал репортер. — Скажите, вы что, на период кампании вставили ему в рот кляп?

— Никто не затыкал Бобби Джеку рот, — ответил президент.

Он собрался уходить. Сзади слышалось протокольное: «Спасибо, господин президент». Выхода из конференц-зала, он подумал: «Ни одного вопроса об экономике, налогах, свистопляске в мировой политике и войне на Ближнем Востоке. Типичный спектакль!»

Не успел он войти к себе в кабинет, как секретарша протянула ему конверт.

— Только что поступило, сэр, — сказала она. — Я узнала почерк.

Президент тоже его узнал. Это были размашистые каракули, которые начинались где-то в левой верхней трети конверта и кончались далеко справа. На конверте значилось имя президента. Слово «президент» было написано с ошибкой — в нем почему-то было два "з".

Президент поблагодарил секретаршу, подождал, пока за ней закроется дверь, и только после этого открыл конверт.

Письмо было от Бобби Джека. Ошибки быть не могло: на это указывали и полупечатные буквы, которые его недоучке-шурину заменяли почерк, и то, что в обращении значилась детская кличка президента.

Письмо гласило: «Дорогой Баб. Меня захватила какая-то банда, называется ПЛОТС. Похоже на сионистских террористов. Вот уж неожиданная радость для евреев, которые так ненавидели меня! Я не знаю, чего им нужно, но они просили сказать тебе, что позже я смогу с тобой поговорить, и не звони в ФБР. В общем, не делай ничего такого. Я в порядке».

И подпись: «Б. Дж.».

Тут в кабинет ворвался пресс-секретарь.

— Ну, как на ваш взгляд? — поинтересовался президент.

— Порядок, — ответил пресс-секретарь. — Самое смешное, что этих ослов, видите ли, интересует ваша прическа. — Наконец он заметил, что президент не отрывает глаз от листка, который держит в руке. — У вас все в порядке, сэр?

— Да. Все отлично. Послушайте, а вы случайно не знаете организацию под названием ПЛОТС?

— На конце "ц" или "с"?

— Скорее всего "с". Должно быть что-то, связанное с сионизмом.

— Никогда не слыхал о такой. Навести о ней справки?

Президент пристально посмотрел на него.

— Нет-нет, в этом нет никакой необходимости. — Он скомкал письмо и сунул в карман пиджака. — Поднимусь к себе, немного полежу.

— Хорошо, сэр.

Оказавшись в своей комнате, президент закрыл дверь на два оборота и подошел к комоду, стоявшему у дальней стены. Из-под нижнего ящика он извлек красный телефон без диска, подумал примерно с полминуты и снял трубку.

Он знал, что сигнал попадет к Смиту в кабинет. Знал, что кабинет находится в Рае под Нью-Йорком, но больше он не знал ничего. Может, там роскошная обстановка, а может, кабинет так же убог и суров, как голос Смита по телефону? Интересно, любит ли Смит свою работу, подумал президент. Вообще-то, он служил при пяти президентах. Но доказывает ли это, что работа ему нравится? Почему-то президенту казалось очень важным это знать.

Не успел отзвучать первый гудок, как в трубке раздался голос Смита.

— Слушаю, сэр, — произнес он.

— У нас небольшие неприятности, — сказал президент. — Видите ли, Бобби Джек Би...

— Я в курсе, сэр. Мы уже над этим работаем. Удивлен только, что вы так долго ждали, прежде чем поднять тревогу.

— Я думал, что он пьет где-нибудь, — объяснил президент.

— А теперь вам стало известно, что это не так?

Президент кивнул, но потом понял, что Смит не сможет увидеть кивка.

— Да, — произнес он. — Я только что получил от него письмо.

— Хорошо. Прочитайте, — попросил Смит. — Спасибо, — произнес он после того, как президент прочел послание Бобби Джека. — Мы продолжим расследование.