У последней черты - Мэрфи Уоррен - Страница 28

— Когда это произойдет, ты вернешься в свою страну? — спросила Ма Ли.

Римо знал, что этот вопрос она задает с единственной целью — поддержать разговор.

— Хотел бы. Но я обещал Чиуну, что стану обеспечивать селение, и пока еще точно не знаю, чем буду заниматься. Чиун был вся моя жизнь. Сейчас я это ясно вижу. Не КЮРЕ и не Смит, а Чиун. И я не хочу его терять.

— А может быть, тебе понравится жить в Синанджу. Женишься, обзаведешься детьми.

— Мне не нравится никто из девушек селения, — с чувством сказал Римо.

— Но ты же не можешь жениться на белой девушке, — возразила Ма Ли.

— Почему? Ведь я белый. Хотя Чиун думает иначе.

— Правда? А как думает Мастер?

— Он считает, что я отчасти кореец. Это безумие, конечно. Он то называет меня неуклюжим белым, то пытается убедить меня в том, что я наследник корейской культуры. Если верить ему, где-то в хрониках Синанджу фигурирует какой-то мой предок. Ну разве не бред?

Ма Ли из-под вуали бросила взгляд на Римо, и он посмотрел на нее в ответ. Сквозь вуаль он видел светлый овал ее лица, но подробнее разглядеть не мог. Он не мог от нее глаз отвести, хотя и чувствовал при этом некоторую неловкость.

— По-моему, что-то корейское в твоем лице есть — глаза, например, — сказала Ма Ли. — Я имею в виду разрез, а не цвет: у нас в деревне ни у кого нет таких темных глаз.

— Да нет, Чиун решил доверить дело Синанджу белому и просто ищет себе оправдание, — возразил Римо.

— А ты, Римо, никогда не слышал историю о пропавшем Мастере Синанджу? — спокойно продолжала Ма Ли.

Римо нравилось, как звучит его имя в устах девушки. Ей приходилось делать акцент на "Р", и она слегка рокотала на испанский манер.

— Пропавший Мастер? Это Лу, что ли?

— Нет, другой.

— А ты знаешь это предание?

— Его все знают, — сказала Ма Ли. — Это случилось много лет назад. В те времена жил Мастер по имени Нон-га, и жена его родила ему много дочерей, но, к несчастью, ни одного сына. И каждый год у них рождалась новая дочь, а Мастер Нонга становился все угрюмее оттого, что не мог зачать мальчика. Ведь по закону Синанджу передается только по мужской линии.

Но когда Мастер Нонга уже достиг глубокой старости, его жена, которая была значительно моложе, все же родила наследника. Мастер дал мальчику имя Коджин и очень им гордился. Но жена не сказала ему всей правды: она родила ему не одного сына, а двоих, похожих друг на друга как две капли воды. Она спрятала второго сына, которого назвала Коджон, так как боялась, что Мастер Синанджу умертвит его, ибо, по законам Синанджу, наследовать титул Мастера и, следовательно, обучаться этому искусству может только первородный сын. А Коджин и Коджон родились одновременно. И мать боялась, что Мастер Нонга, чтобы разрешить эту дилемму, утопит одного из сыновей в холодных водах залива.

— И где же она прятала второго? — удивился Римо. — Здесь ведь все на виду.

— Она была очень умная женщина, жена Мастера Нон-га. Пока мальчик был совсем маленьким, она укрывала его в доме своей сестры. Когда Коджон подрос и стало ясно, что его не отличить от Коджина — так они были похожи, — то она затеяла хитроумную игру. По четным дням жить в доме Мастера Нонга на правах его сына должен был Коджин, а по нечетным его место занимал Коджон. И так продолжалось, пока оба брата не превратились во взрослых мужчин.

— Ты хочешь сказать, что старик так и не догадался?

— Он был уже очень стар, и его глаза хоть и видели хорошо вдаль, но не могли разглядеть вблизи. Мастер Нонга и не подозревал, что у него не один, а два сына. Хитрая игра, затеянная матерью, продолжалась и тогда, когда настало время учить Коджина искусству Синанджу. Днем Коджин посещал урок, а ночью пересказывал и показывал его Коджону, с тем чтобы тот утром продолжил занятия. Потом они менялись ролями. Таким образом оба освоили Синанджу в совершенстве.

Мастер Нонга умер в день посвящения Коджина в Мастера Синанджу, ибо на самом деле его старческие силы уже давно поддерживала одна мысль о том, что надо успеть подготовить себе достойную смену. Он очень устал от прожитых лет и от множества зачатых понапрасну дочерей.

— Надо думать, — ухмыльнулся Римо.

— И в тот день Коджон раскрыл людям правду. Но поскольку по закону полагалось иметь только одного Мастера Синанджу, а Мастер Нонга готовил себе смену в лице Коджина, то Коджон объявил, что он покидает Синанджу и Корею навсегда. Он обещал не передавать своим детям само солнечное учение, а только хранить дух предков, Мастеров Синанджу. Он сказал: «Быть может, придет день, когда Мастер Синанджу не оставит сыновей и род Синанджу окажется перед угрозой вымирания. Тогда отыщите потомков Коджона и сделайте их вместилищем для славных традиций Синанджу». И с этими словами Коджон исчез в тумане студеного моря.

— Приходилось ли кому-нибудь обращаться к потомкам Коджона? — спросил Римо.

— Этого никто не знает.

— Чиун мне не рассказывал этой легенды.

— Мастер сам решает, что ему делать.

— А вдруг я и вправду потомок Коджона?

— Что ж, если так, то дух Коджона наконец вернулся в Синанджу.

— Да, но Чиун утверждает, что я несу в себе дух не Коджона, а Шивы.

— Мы в Синанджу верим, что человек имеет много жизней. Душа его остается неизменной, меняется только цвет глаз, которыми дух взирает на мир.

— Иногда мне кажется, что я уже когда-то был на Земле, — признался Римо. — Как будто у меня в душе живет память Мастеров Синанджу. Я раньше не отдавал себе в этом отчета. Но ты так все объяснила, что мне кажется, я наконец понял.

— Твое место здесь, Римо.

— Правда?

— Это твое предназначение. И ты должен его принять.

— Я мог бы остаться здесь жить, Ма Ли. Если ты согласишься разделить со мной мою судьбу.

Ма Ли отвернулась.

— Я не могу.

— Но почему?

— Мне нельзя.

— Я — новый Мастер Синанджу, — убежденно произнес Римо. — И мне решать, кому и что здесь можно, а что — нельзя.

Не в силах удержаться, Римо наклонился и приподнял с лица девушки вуаль.

За свою жизнь Римо повидал немало, но то, что предстало его взору сейчас, поразило его до глубины души. Он разинул рот от изумления.

Ма Ли была настоящей красавицей! У нее было умное подвижное лицо, а кожа гладкая и нежная, как сливки. Тонкие черты обрамляли волосы чернее воронова крыла, подобно раме, придающей завершенность творению художника. В глазах ее играл смех, словно ожидая, когда можно будет вырваться на волю. Разрез глаз был не азиатский, и Римо рассмеялся в голос, наконец-то осознав, почему корейцы окрестили ее Безобразной.

— Решено, я остаюсь, — объявил он. — Станешь моей женой?

— Ответить на твой вопрос может только Мастер Синанджу.

— Тогда я сейчас же отправляюсь к нему.

Римо вскочил и стремительно направился к выходу. По дороге к дому Чиуна он наткнулся на хранителя Пульяна.

— Мастер хочет вас видеть, — сказал старик.

— Иду.

Мастер Синанджу восседал на троне в хранилище сокровищ Синанджу. Римо бросилось в глаза его сходство с древней черепахой, медленно поднимающей сморщенную голову.

— Ты удивлен, что я еще не оставил этот мир? — спросил Чиун при виде выражения лица своего ученика.

— Ты плохо выглядишь, — сказал тот. — Как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую себя преданным.

— Мне надо было побыть наедине, — стал оправдываться Римо.

— И поэтому ты был в доме девушки по имени Ма Ли?

— Не будь брюзгой, — сказал Римо и сел в позу лотоса перед троном Мастера Синанджу. — Ты ничего мне о ней не рассказывал.

Чиун пожал плечами.

— Есть новости, — сказал он.

— У меня тоже. Я решился. Я остаюсь.

— Это естественно. Ты ведь дал обещание перед всем народом.

— В кимоно я ходить не стану.

— Церемониальное кимоно для обряда посвящения передается из поколения в поколение со времен Великого Вана, — медленно произнес Чиун, и глаза его засверкали.

— Ладно. Один раз надену. Но не больше.