Священный ужас - Мэрфи Уоррен - Страница 23

Римо набрал номер через код 800, позволявший звонить в любой город из любого конца страны. Смит снял трубку после первого же гудка.

— Как раз вовремя, — сказал он. — Я уже собирался отключать на сегодня эту линию.

— Сколько сейчас? — спросил Римо.

— Двенадцать ноль две и пятнадцать секунд, — ответил Смит.

— Я так и знал, — сказал Римо. — Тут часы показывают неправильное время.

— Что в этом особенного? Большинство часов показывает неправильное время.

— Ага, — отозвался Римо. — Я знал, что они врут, но не знал, на сколько. Я уже сто лет так не выбивался из чувства времени.

— Наверное, сказалась разница поясного времени, — предположил Смит.

— На мне никогда не сказывается разница поясного времени, что бы она ни значила, — ответил Римо.

— Ладно, не важно. Какие новости?

— Мы были в Патне, но маленькая толстая жаба ускакала еще до того, как мы туда приехали.

— Где вы сейчас?

— В Сан-Франциско. Этот Всеблагой Зашрила через пару дней устраивает тут что-то вроде митинга.

— Ясно, — сказал Смит. — Как я полагаю, это и есть то самое «грандиозное событие», о котором мы уже столько слышали.

— Думаю, да. Он собирал коллекцию баптистских священников.

— Баптистских священников? Зачем?

— Не знаю. Может быть, это его новообращенные последователи. Когда я его найду, я выясню. Чиун меня достал. Он хочет немедленно отправиться в Синанджу.

— Римо, с этим придется подождать. В системе секретности КЮРЕ произошел прокол. Где-то внутри нашей организации есть люди Шрилы.

— Почему бы и нет? Его люди везде. А вы сбросили всех тех людей, о которых я вам говорил, с крыши небоскреба?

— Нет. Но их всех положили на обследование, и они там пробудут, пока Шрила не уедет из страны. Вы сказали, что есть и другие последователи, имена которых тот человек в Сан-Диего не знал.

— Ага.

— Попытайтесь узнать, кто это. У меня есть ощущение, что «грандиозное событие» как-то связано с американскими последователями Шрилы.

— Возможно.

— Вам помощь нужна? — вдруг спросил Смит.

— Да, пожалуй, духовой оркестр не помешает — пусть все знают, что мы с Чиуном здесь. Парочка команд по устройству фейерверков и артиллерийский дивизион, и тогда, я думаю, мы сумеем справиться с Его Пресветлым Толсторожеством. Конечно же, мы обойдемся без посторонней помощи. Во всяком случае, ваши компьютеры нам ничем помочь не смогут. Сколько сейчас?

— Двенадцать ноль пять и десять секунд.

— Черт возьми, я отключаюсь. Пока, Смитти. Не перерасходуйте свой бюджет.

Пока Римо отсутствовал, в машине произошел следующий разговор.

— Вы его друг? — спросила Джоулин Чиуна.

— У меня нет друзей, кроме меня самого.

— Но вы так хорошо ладите.

— Он мой ученик. Он туповат, но, со скидкой на это, мы делаем все, что можем. Он мне больше сын, чем друг.

— Не понимаю.

— Если друг вам больше не нравится, дружбе наступает конец. С сыновьями все по-другому. Даже если они вам не нравятся, они все равно остаются сыновьями.

— Верно, приятель, — поддержал его шофер. — В точности, как с моим. Слишком много о себе думает. Учился в школе, уже тогда входил в сборную штата по футболу. Я вкалывал, только чтобы он окончил школу. Ему за его спортивные успехи готовы были дать стипендию в колледже. И что же? Он оказался настолько ленивым, что даже школу не осилил. И вы думаете, он стал после этого искать работу? Да никогда в жизни? Он сказал, что ему нужно положение. Ему, видите ли, первая попавшаяся работа не годится.

— Меня не интересуют подробности личной жизни твоего оболтуса-сына, — заявил Чиун.

— Да, положение! — Шофер не расслышал ни слова из замечания Чиуна. — Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Ему не нужна работа — ему нужно положение!

— Я придумал подходящее для тебя положение, — сказал Чиун. — Лежа на животе. Лицом в грязь. И молча.

Римо вернулся в машину.

— Ну что? — спросил Чиун.

— Что «ну что»?

— Когда отходит корабль?

— Боюсь, еще не скоро, — сказал Римо и назвал шоферу адрес на Юнион-стрит.

Чиун скрестил руки на груди. Джоулин посмотрела на него, потом — на Римо.

Римо сказал:

— Ничего не поделаешь, папочка. Дело есть дело. Дело всегда на первом месте.

Джоулин посмотрела на Чиуна.

— Дело не должно заслонять собой выполнение обещаний, — произнес Чиун.

— Сначала надо закончить всю эту историю, — сказал Римо.

Джоулин вертела головой от Римо к Чиуну, словно следя за мячиком для пинг-понга.

— Но что такое обещание белого человека? — спросил Чиун, обращаясь к себе самому. — Ничто, — ответил он сам себе. — Ничто, данное ничем, означающее ничто и стоящее ничто. Римо, ты — ничто. И Смит тоже — ничто.

— Правильно, папочка, — поддакнул Римо. — И не забудь добавить про расистов.

— Да, и вы оба расисты. Я такого в жизни не встречал: невыполненные обещания, неблагодарность... Вы никогда бы не позволили себе ничего такого в отношении человека с кожей такой же бледной, как у вареной рыбы или у вас самих.

— Верно, — согласился Римо. — Мы расисты с головы до ног — и я, и Смитти.

— Правильно.

— И нашим словам нельзя доверять.

— Это тоже правильно.

Римо обратился к Джоулин:

— А ты знаешь, что он обучил меня всему, что я знаю.

— Да, — кивнула Джоулин. — Он мне сказал.

— А, уже успел.

— И, кстати, он прав, — сказала Джоулин.

— В чем?

— Ты расист.

— С чего ты взяла? — удивился Римо.

— Все это знают. Все американцы расисты.

— Верно, девочка, — удовлетворенно заметил Чиун. — Расизм — это самооборона людей, которые ощущают свою неполноценность.

Глава 10

В Сан-Франциско, на тихой улочке — ответвлении Юнион-стрит, разношерстные и разномастные хиппи вразнос торговали всякими разностями. Ювелирные изделия, раскрашенные ракушки и камни, кожаные ремни заполняли маленькие лотки и лавчонки по обеим сторонам улицы.

Торговля в целом шла плохо, но торговцев это, похоже, не беспокоило. Они с самым довольным видом грелись на солнце, курили марихуану и толковали меж собой, как будет здорово, когда победит революция и новое социалистическое правительство станет платить им за то, что они здесь сидят.

В конце улицы была посыпанная гравием площадка, окруженная высоким деревянным забором. По периметру площадки стояли лавчонки, и на одной из них развевалась листовка с портретом Шрилы Гупты Махеша Дора.

Джоулин грохнулась на колени и поцеловала стальной трос, к которому была прицеплена эта листовка.

— О, Всеблагой Владыка, — пропела она. — Я пересекла море, чтобы вновь узреть твое совершенство.

— Эй, ты! Какого черта ты дергаешь мой трос? — крикнул ей бородатый загорелый светловолосый парень. Он был без рубашки, в джинсах с грязной бахромой, в ухе — серебряная серьга. Парень торговал в лавчонке виноградным соком.

Из лавок, стоявших вдоль забора, выглянули люди, главным образом молодые женщины, и воззрились на Джоулин.

— Они плохо пахнут, — сказал Чиун Римо. Римо пожал плечами.

— Это и есть дети цветов? — спросил Чиун. Римо кивнул.

— Почему же они не пахнут цветами?

— Хороший запах — это составная часть общего заговора мирового империализма, — заявил Римо.

Чиун засопел.

— Впрочем, какая разница. Все белые пахнут странно.

Бородатый блондин тем временем пытался поставить Джоулин на ноги. Она же упорствовала в своем намерении стоять на коленях. Обеими руками она вцепилась в трос, который крепил шест, поддерживавший крышу лавчонки.

— Я сказал, проваливай отсюда! — орал парень.

Римо направился было к Джоулин, но тут раздался чей-то громкий голос:

— Прекрати!

Голос доносился с противоположного конца площадки. Все лица повернулись туда.

Там стоял человек. Он вышел из калитки в заборе между двух лавчонок. На нем было розовое одеяние, ниспадавшее складками к обутым в серебристые сандалии ногам. Лоб его пересекала серебристая полоска — такая же, как у Джоулин.