Дети Эдгара По - Страуб Питер - Страница 19

— Но… — Она уставилась на него. Капюшон соскользнул с его головы; седоватые волосы свисали на плечи, влажные от дождя острые скулы придавали ему вид статуэтки, вырезанной из промасленного дерева.

— Что, если кто-нибудь придёт?

— Одна очень милая экскурсовод, некая миссис Элеанор Фелтвелл уже на посту, если вдруг, вопреки вероятности, появится хотя бы один посетитель.

Он наклонился так, что его голова оказалась на одном уровне с её лицом, и сморщился, глядя в экран компьютера. Прядь его волос пощекотала ей щёку. Кожа под её париком зачесалась так, словно по ней забегали крошечные мурашки; она вдыхала тёплый кисловатый запах его пота и чего-то ещё, более резкого, похожего на раздавленный жёлудь или свежие древесные опилки. Усики над её лбом внезапно затрепетали. Сладость жжёным сахаром обволокла её язык. В панике она отвернулась, чтобы он не успел увидеть её лицо.

— Я… мне надо закончить это…

— Да на хрен всё это, Джейн! Мы же вам не платим. Ну, пошли, пошли, будьте хорошей девочкой…

Он схватил Джейн за руку и рывком поднял со стула, а она всё отводила взгляд. Пряди дешёвого парика царапали ей лоб, и она слегка отбросила их назад.

— Собирайтесь. Что, разве у вас в Америке не бывает выходных?

— Ладно, ладно. — Она отвернулась, взяла чёрный виниловый плащ и рюкзак, оделась и стала ждать его у двери. — Ну и проголодались вы, должно быть, — сердито сказала она.

— Нет. Просто надоело всё до отупения. Вы были в «Рубине в пыли»? Нет? Значит, свожу, идемте…

Ресторан был в конце Хай-стрит: маленькое, жизнерадостно-пафосное заведение, сумеречное в серый полдень, с крошечными деревянными столиками, на которых лежали брошенные посетителями газеты и стояли переполненные пепельницы. Дэвид Бирс заказал стейк и пинту пива. Джейн выбрала лёгкий салат — цветы настурции на бледно-зелёном латуке — и бокал красного вина. В последнее время у неё совсем не было аппетита, она жила на одних витаминизированных фруктовых напитках из магазина здорового питания да пахлаве из греческой пекарни у станции метро.

— Так. — Дэвид Бирс воткнул вилку в кусок стейка, искоса глядя на неё. — Только не говорите мне, что не были здесь раньше.

— Не была! — Несмотря на неловкость, которую она испытывала в его присутствии, она рассмеялась и поймала своё отражение в зеркале во всю стену. Худенькая, гибкая молодая женщина в бесформенном перуанском свитере, с плохой стрижкой, в уродливых очках. Глядя на своё отражение, она вдруг почувствовала себя невидимой и сильной. Вскинув голову, она улыбнулась Бирсу. — Еда тут хорошая.

— Значит, никто не водит вас вечерами в ресторан? Никто не готовит? Я думал, у вас, американских девушек, обожатели в ногах валяются. Рабы-обожатели, — сухо добавил он. — Или, может, рабыни. Если это по вашей части.

— Нет. — Она уставилась в салат, скромно покачала головой и отпила вина. Вино только усилило чувство неуязвимости. — Нет, я…

— Значит, бойфренд остался дома, так? — Он допил своё пиво, заказал официанту ещё и повернулся к Джейн. — Что ж, это хорошо. Это очень хорошо — для него, — добавил он и коротко хрипло хохотнул.

Официант принёс вторую пинту пива и ещё вина для Джейн.

— Ой, мне в самом деле лучше не…

— Пейте, Джейн. — Под столом что-то больно придавило её ногу. В тот день на ней были не «док-мартенсы», а красные пластмассовые мыльницы. Дэвид Бирс пяткой наступил ей прямо на пальцы; от неожиданности и боли она зашипела и попыталась вытащить свою ногу из-под его кроссовки: её кости буквально затрещали под ним. Её усики вздрогнули, потом напряглись, и жар взорвался внутри неё, как прорастающее семя.

— Ну, давай, — сказал он тихо, подвигая к ней бокал. — Ещё один глоток, вот умница…

Она схватила бокал и выпила залпом, проливая вино на свитер. Жестокое давление на её ногу уменьшилось, но, пока вино текло ей в горло, она чувствовала, как горячий воздух поднимает её наверх, и как воздушные струи курсируют между ней и той девушкой внизу, которая, выпив, дрожащей рукой ставит бокал на место.

— Вот так. — Дэвид Бирс улыбнулся и, склонившись к ней, нежно сжал её руку обеими ладонями. — Куда лучше, чем работать. Правда, Джейн?

По дорожке вдоль канала он проводил её домой. Джейн пыталась отговорить его, но он выпил три пинты; пиво не то чтобы заставило его опьянеть, скорее, добавило ему холодного упрямства, и она сдалась. Дождь перешёл в морось, мутная вода канала серебрилась и посверкивала в сумерках. Они обогнали нескольких человек, и Джейн поймала себя на том, что ей хочется, чтобы появился кто-нибудь ещё и дал ей повод ближе придвинуться к Дэвиду Бирсу. Он шёл вплотную к каналу, в нескольких футах от Джейн; когда поднимался ветерок, она улавливала его дубовый запах поверх затхлой вони застоявшейся воды и гниющих цветов боярышника.

Перейдя через мост, они по улице подошли к её квартире. У парадного входа Джейн остановилась и, несмело улыбаясь, сказала:

— Спасибо. Всё было очень хорошо.

Дэвид кивнул.

— Рад, что мне, наконец, удалось выгнать вас из вашей клетки. — Подняв голову, он окинул дом оценивающим взглядом. — Господи, так вы тут живёте? Снимаете с кем-то квартиру, что ли?

— Нет. — Она замешкалась: не могла вспомнить, что говорила ему об условиях своей жизни. Но, не успела она придумать, что бы соврать, как он уже шагнул мимо неё к входной двери и встал, нетерпеливо покачиваясь с носка на пятку и посматривая в окно.

— Не возражаете, если я зайду взглянуть? Профессиональным энтомологам не часто выпадает возможность увидеть, как устраиваются коллеги.

Джейн замешкалась ещё больше, у неё даже свело живот; но решила, что уж лучше впустить его, чем переубеждать.

— Ладно, — с неохотой согласилась она и открыла дверь.

— Мммм. Мило, мило, очень мило. — Он обошёл гостиную, и, повернувшись на каблуках, подчёркнуто выразил восторг замысловатой лепниной, африканскими коврами, каминной полкой с толстыми церковными свечами и золочёным зеркалом.

— Господи, и это всё для такой девчонки, как вы? Умная киска, леди Джейн, отличное нашла местечко, где приземлиться на все четыре лапки.

Она вспыхнула. Направляясь в спальню, он прошёл так близко, что задел её плечо; ей даже пришлось прикрыть глаза, когда огненная волна прокатилась по ней, и затрепетали усики.

— Вау, — воскликнул он.

Медленно она прошла за ним. Он стоял напротив стены, где на краю деревянной панели размещалась её выставка. В неподдельном изумлении он открыл рот и вытаращил глаза.

— Это что, ваше? — удивился он, не сводя глаз с бабочек. — Вы что, сами их поймали?..

Она пожала плечами.

— Невероятно! — Взяв в руки Craphium agamemnon, он поднёс её к лучу оловянного света, падавшего из стеклянной двери. — Вы и оформили их сами?

Она кивнула, пересекла комнату и встала рядом с ним.

— Ага. Это же видно, вот… — Она ткнула в Urania leilus в её дубовой рамке. — На неё дождь попал.

Поставив на место Craphium agamemnon, Дэвид Бирс принялся читать ярлыки на других.

Он покачал головой.

— Только вы облажались — написали «Лондон» на каждой. — Он повернулся к ней, криво улыбаясь. — Что-то я не припоминаю, когда я в последний раз видел сатурнию в Кэмден-тауне.

Она выдавила смешок.

— Ой, верно.

— И ещё, я уверен, что вы просто не могли поймать их сами…

Он поднял Loepa katinka, маслянисто-жёлтую императорскую сумеречницу с ржаво-красными и угольно-чёрными павлиньими глазками на крыльях.