Крайний срок - Мэрфи Уоррен - Страница 26

— Старик по крайней мере не собирается каяться в грехах?

— Не понимаешь ты Липпинкоттов, Джесс! Ну, помучался он угрызениями совести, оплакал своих прощелыг, но к утру снова стал молодцом. Дуглас понадобился ему для того, чтобы передать ему дела, которыми раньше занимались его братья.

— Понятно. Как я это сделаю?

Она задумалась, сунув в рот указательный палец.

— Я вызову Элмера сюда, а ты спустишься вниз и пришьешь третьего прощелыгу.

Бирс кивнул.

— Ты сможешь имитировать сердечный приступ?

— Еще как! — сказал Бирс. У меня припасены препараты для любой имитации.

— Отлично! А теперь выметайся. Мне надо докраситься. Через десять минут я позову Элмера. Можешь обработать Дугласа в кабинете. Только сперва дай мне докрасить глаза. — Она улыбнулась Бирсу. — Ведь мне надо будет задержать Элмера.

— Кто же устоит перед тобой!

— Льстец! Тебе не мешает это брюхо, которым ты меня наградил?

— Оно не помешало бы мне, даже если бы выросло еще вдвое.

— Пошел вон, не отвлекай меня! Через десять минут он поднимется сюда.

Римо вел машину, Чиун сидел сзади. Руби излагала то, что узнала от доктора Гладстоун.

— Это она убила обоих Липпинкоттов, — говорила Руби. — А до этого — Зака Мидоуза.

— Кто такой Зак Мидоуз? — спросил Римо.

— Частный детектив, написавший письмо президенту насчет заговора с целью убийства Липпинкоттов. Она убила и его, и того, кто навел Мидоуза. Потом наступила очередь двоих братьев.

— А теперь мертва и она сама, — сказал Римо. — Зачем же мы торопимся к Липпинкотту?

— Она сказала еще кое-что, — ответила Руби.

— Выкладывай! — потребовал Римо.

— Наверное, она восхищалась моим фокусом с карандашами, — сказал Чиун.

— Нет, — ответила Руби.

— Но фокус ее сильно впечатлил, — сказал Чиун.

— Выкладывай! — повторил Римо.

— Я спросила ее, почему она ополчилась на Липпинкоттов, а она и говорит: «Мы покончим со всей семейкой».

— Ну и что? Ведь ее больше нет в живых, — сказал Римо.

— Она сказала «мы», а не "я". У нее есть сообщник.

— Или сообщники, — молвил Чиун. — Слово «мы» не свидетельствует о том, что сообщник всего один.

— Правильно, — согласилась Руби. — Но и это не все.

— Она еще что-то сказала? — спросил Римо.

— Да, что деньги Липпинкоттов перейдут к ним. Я обмолвилась, что наследникам это придется не по вкусу. А вот каким был ее ответ: «Это мы еще поглядим!»

— Как это понимать? — спросил Римо.

— А так, что у нее есть сообщник в самом семействе.

— Старик, — решил Римо — Он с самого начала мне не понравился.

— Предубеждение против возрастной группы! — возмутился Чиун. — Никогда не слышал более предвзятого утверждения! Сознайся, что он не понравился тебе только потому, что стар.

— Вполне возможно, — согласился Римо. — Старики — все равно что шило в заднице: они день и ночь только и делают, что ноют, препираются, брюзжат. То им лифты не нравятся, то записки под дверями. Всегда найдут, к чему прицепиться.

— Патологический случай предубеждения против определенной возрастной группы. Впрочем, чего еще ждать от расиста, женоненавистника и империалиста? — вознегодовал Чиун.

— Совершенно справедливо, папочка, — согласилась с ним Руби.

Римо стиснул зубы и еще быстрее помчался по автостраде, ведущей на север, к имению Липпинкоттов.

Элмер Липпинкотт-старший чувствовал себя гораздо лучше. Молодой жене был известен способ, как вернуть ему хорошее настроение. Накануне он не знал, куда деться от чувства вины за смерть двоих сыновей, сегодня же он смотрел на это по-другому. Во-первых, они не были ему родными детьми. У него вообще не было сыновей. Доктор Гладстоун получила у себя в лаборатории убедительное подтверждение этому: она не только взяла у всех троих младших Липпинкоттов анализы крови без их ведома, но и представила неопровержимое доказательство того, что Липпинкотт-старший всю жизнь страдал бесплодием. Стать отцом он никак не мог. Лэм, Рендл и Дуглас были всего лишь отпрысками обманщицы-жены, которая, слава Богу, уже легла в могилу.

Глория втолковала ему, что у него не было оснований ощущать вину. С другой стороны, они умерли, а он этого не хотел. Обнимая его, Глория навела ясность и в этом вопросе.

«Фатальное стечение обстоятельств, — сказала она. — Их смерть не входила в твои планы, так что ты не должен казнить себя. Несчастный случай!»

Поразмыслив, он обрел душевное равновесие. Скоро благодаря чудодейственным лекарствам доктора Гладстоун у него родится настоящий сын. Он снова стал мужчиной, при его участии Глория зачала ребенка.

А как же быть с Дугласом, последним из троицы? Разве его вина, что его мамаша наставляла мужу рога? Нет, Элмер Липпинкотт всю жизнь будет относиться к нему как к родному сыну.

Таково было его решение. Беседа с сыном протекала в дружеских тонах, но ее прервал телефонный звонок.

— Да, дорогая, — сказал он. — Конечно! Уже иду. Может быть, привести Дугласа? Понимаю, понимаю. — Повесив трубку, он сказал сыну: — Подожди меня, Дуг, хорошо? Глории понадобилось что-то мне сказать. Я мигом.

— Конечно, папа, — ответил Дуглас Липпинкотт.

Он был младшим из троих сыновей и больше всего походил на Липпинкотта-старшего. Движениям его была присуща энергичность, не растраченная за годы сидения на совещаниях и на банкетах. Элмер Липпинкотт часто думал о том, что Дуглас — единственный из троих, кого он хотел бы видеть на своей стороне в кабацкой потасовке.

Дуглас Липпинкотт проводил отца улыбкой. Эта Глория определенно помыкает стариком. Он лает, повинуясь ее команде, как верный пес, и спешит на ее зов. Трагедия, разразившаяся в семье Липпинкоттов, не могла не отразиться и на ней, однако Дуглас подозревал, что ей не составит особого труда выстоять. Он слишком часто замечал ее алчный взгляд, чтобы наивно полагать, что она любит старика за его достоинства. На самом деле она питала привязанность к его миллиардам.

Дуглас направился в угол кабинета, где стоял письменный стол, и взял со стола пепельницу с выдвижной клюшкой для гольфа. Он сам подарил ее отцу несколько лет тому назад как намек на необходимость отдыха. Однако старик и слышать не хотел об отдыхе. Он ни разу не использовал клюшку по назначению.

На стопе лежал круглый ластик. Дуглас положил на пол бумажный стаканчик, выдвинул клюшку и попытался загнать ластик в стаканчик с расстояния шести футов. Резинка неуклюже запрыгала по ковру и пролетела мимо, даже не задев импровизированных ворот.

Дуглас подобрал ее и приготовился ко второй попытке, когда раздался скрип открываемой двери. Он обернулся, уверенный, что это отец.

Однако перед ним в позе Наполеона, сложив руки за спиной, предстал доктор Джесс Бирс. Дуглас Липпинкотт недолюбливал Джесса Бирса, считая, что тот вечно что-то замышляет. Он сосредоточился на клюшке.

— Здравствуйте, доктор, — бросил он через плечо.

— Доброе утро, мистер Липпинкотт.

Занеся клюшку, Дуглас сообразил, что Бирс не имеет права входить в кабинет Элмера Липпинкотта не постучавшись. Что ему здесь понадобилось? Он уже собрался задать этот вопрос самому невеже, но, обернувшись, увидел, что тот наступает на него со шприцем в руке.

Дуглас хотел было двинуть ему клюшкой, но расстояние было слишком мало: Бирс вырвал клюшку у Дугласа из рук.

— Вы что, с ума сошли? — осведомился Дуглас.

— Последний штрих, — сказал Бирс. — Будьте умницей. Пришло время уколоться.

Теперь он надвигался, держа в одной руке шприц, а в другой — клюшку.

— Обещаю, что вам не будет больно!

— Держи карман шире! — крикнул Дуглас и швырнул в Бирса несколькими томами с книжной полки. Одна книга вышибла у него из рук шприц, который вонзился иглой в золотистый ковер.

Бирс попробовал опять завладеть своим главным оружием, но у Липпинкотта оказались аналогичные намерения. Тогда Бирс прибег к клюшке: Липпинкотт получил клюшкой по физиономии и свалился, обливаясь кровью.