Крайний срок - Мэрфи Уоррен - Страница 25

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Римо.

Она заперла за ними дверь и наклонилась к замочной скважине, чтобы убедиться, что они спускаются по ступенькам. Ушли!

— Хейзл, обзвоните всех, кому назначен прием. Сегодня приема не будет. Я очень занята.

— Понимаю.

Римо и Чиун сделали вид, что удаляются, но не ушли дальше соседнего дома.

— Твое мнение, папочка? — спросил Римо Чиуна.

— Разумеется, она лжет.

— Знаю. Я узнал запах ее духов. Так же пахло в палате у Рендла Липпинкотта. Это она сделала ему укол.

— У нее на шее есть едва заметная жилка. Когда ты спросил ее о негритянке, жилка запульсировала вдвое быстрее. Она лжет.

— Значит, Руби там, — сказал Римо.

— Конечно.

— Вот только где конкретно?

— В подвале, — ответил Чиун.

— Поэтому ты так растопался?

— Да. Под лабораторией расположено большое помещение. Там мы и отыщем Руби.

— Ну, так пойдем за ней, — предложил Римо.

— Она будет нас благодарить, — сказал Чиун.

Руби уже дотянулась правой рукой до скальпеля, когда услышала шаги на лестнице. Она что было силы оттолкнулась связанными ногами. Койка медленно отъехала от столика и остановилась, не доехав трех футов до первоначального места. Руби оставалось уповать, что доктор Гладстоун не заметит перемены.

Осторожно, стараясь не выронить скальпель, Руби ухватила его поудобнее и принялась резать острым лезвием брезентовую ленту, которой была перехвачена ее правая рука.

Представ перед пленницей, доктор Гладстоун сообщила ей:

— Ваши друзья ушли.

Руби ничего не ответила.

— Они не оставили вам никакого сообщения, хотя не исключали, что вы можете заглянуть к нам после них. — Доктор Гладстоун улыбнулась.

— Болваны! — скрипнула зубами Руби.

— Возможно, — согласилась доктор Гладстоун. — А теперь настало время заняться вами.

На глазах у Руби она вынула из шкафчика одноразовый шприц и пузырек с прозрачной жидкостью. Она стояла спиной к Руби. Та отчаянно пыталась разрезать ленту на правом запястье. Сперва она почувствовала, что брезент начинает поддаваться, потом по руке потекло что-то теплое: она порезалась. Это ее не обескуражило: она продолжала бороться за жизнь.

Доктор Гладстоун говорила, не поворачиваясь к Руби:

— Мне бы хотелось придумать для вас что-нибудь пооригинальнее. Скажем, патологический страх перед автомобилями. Потом было бы достаточно выкинуть вас на середину Таймс-сквер.

— В этом городе нет ничего естественнее страха перед автомобилями, — откликнулась Руби.

Доктор Гладстоун набрала в шприц прозрачной жидкости и убрала пузырек в шкаф.

— Боюсь, что вы правы. В любом случае у нас нет времени на эксперименты. Придется применить простенький способ, вроде инъекции яда кураре.

Руби предприняла последний, отчаянный натиск — и брезентовая лента лопнула. Она занесла было руку со скальпелем, чтобы освободить левую руку, но в этот момент доктор Гладстоун обернулась. Правая рука Руби упала на койку.

Держа наполненный шприц перед глазами, доктор Гладстоун шагнула к Руби. Левой рукой она нащупала локтевую вену на левой руке своей пленницы и расправила кожу, чтобы не промахнуться. Шприц уже был занесен.

— Вы уж простите, — молвила она.

— Ни за что! — ответила Руби и нанесла правой рукой молниеносный удар, вложив в него всю силу, которую только смогла собрать в прикрученном к койке туловище.

Сверкнув в воздухе, скальпель вонзился в шею Елены Гладстоун с левой стороны. Руби не отдернула руку, как теннисистка, привыкшая сопровождать удар ракеткой.

Шприц упал на сияющий белизной пол. Глаза доктора Гладстоун широко распахнулись. Она успела понять, что произошло. Из перерезанного горла хлынула кровь. Она попыталась закричать, но у нее получился только булькающий звук, заглушенный шумом падения.

Римо и Чиун, обнаружившие за вторым кабинетом Елены Гладстоун лесенку, спускались вниз, когда до них донеслись неясные звуки.

— Скорее, Чиун! — сказал Римо и пустился бегом.

Чиун, наоборот, замедлил шаг и сказал с улыбкой:

— Слишком поздно, Римо. Руби обошлась без нашей помощи.

Римо не услышал его слов. Распахнув тяжелую стальную дверь, он ввалился в палату.

Елена Гладстоун лежала на полу бездыханная. На белоснежный пол продолжала хлестать ее алая кровь.

Руби ожесточенно пилила окровавленным скальпелем брезентовую ленту на своем левом запястье. Подняв глаза на замершего у двери Римо, она взвизгнула:

— Как я забыла, что на тебя никогда нельзя рассчитывать?!

Римо с улыбкой полез в карман, вытащил оттуда затычки и вставил их себе в уши.

— Заткнись! — примирительно произнес он.

За его спиной вырос Чиун. Видя, что Руби попрежнему не может встать, он шепотом сказал Римо:

— Если хочешь, я удалюсь, чтобы ты мог овладеть ею, воспользовавшись ее беспомощностью. Только помни: ребенок мой.

— Если ты полагаешь, что я способен подойти близко к чернокожей фурии, вооруженной кинжалом, то ты свихнулся!

— Эй, вы! Может, перестанете трепаться и поможете мне? Я устала пилить! — проорала Руби.

Глава четырнадцатая

Доктор Джесс Бирс поднял телефонную трубку. Звонила Хейзл, юная регистраторша из лаборатории «Лайфлайн». Бирс находился в своей комнате. Через две двери располагалась спальня Элмера Липпинкотта-старшего и его молодой жены Глории.

Слушая Хейзл, Бирс все больше бледнел.

— Значит, так, Хейзл, — сказал он. — Закрой лабораторию. Оставь все как есть. Да, и ее. Запри двери и ступай домой. Я приду и сам всем займусь. Нет, никакой полиции! Я зайду к тебе домой и все объясню. — Он деланно усмехнулся. — Я уже давненько у тебя не был, моя сладенькая, и здорово соскучился.

Дождавшись согласия, он закончил разговор словами:

— Думай обо мне. Я скоро приду.

Повесив трубку, он заторопился в хозяйскую спальню.

Глория Липпинкотт была одна. Она сидела перед зеркалом, подводя глаза и колыхая животом.

— Елена мертва, — сообщил Бирс, затворяя за собой дверь.

Глория спокойно положила тушь и повернулась.

— Как это случилось?

— Не знаю. Регистраторша нашла ее с перерезанным горлом. Говорит, что видела ее в обществе тех двоих, которые заходили к твоему мужу: старого китайца и молодого хлыща.

— Черт, я почувствовала, что не оберешься беды, когда услышала о них от Элмера. А что регистраторша? Она не проболтается?

— Нет, — ответил Бирс. — Я приказал ей все запереть, отправляться домой и ждать меня. Она послушается: ведь она по мне сохнет.

— Как все остальные, — сказала Глория.

— Включая присутствующих, — усмехнулся Бирс.

— Не обольщайся, — одернула его Глория. — Ты — всего лишь инструмент с инструментом. Не забывай об этом.

— Я помню, — сказал Бирс понуро.

— Нас обоих интересует во всем этом одно: деньги. Не считаешь же ты, что мне нравится уродовать свою фигуру, вынашивая твоего ребенка.

— Как знать? Может, еще понравится.

Глория не ответила. Она в задумчивости барабанила пальцами по туалетному столику.

— Хорошо, — решила она. — Осталось избавиться от Дугласа.

— А как быть со стариком? — спросил Бирс.

— Ждать. Может быть, мы займемся им позже, если он переживет все обрушившиеся на него удары. В конце концов, ему уже восемьдесят! Он может в любую минуту отбросить копыта и без нашей помощи.

— Не нравится мне это, — признался Бирс. — Может, лучше затаиться?

— Любовничек празднует труса? — поддразнила его Глория. — Нет уж, мы зашли слишком далеко и не можем остановиться. Не думаю, чтобы кто-нибудь связал гибель Елены со смертью Лэма и Рендла. А хоть бы и связал! Мы не присутствовали при кончине этих двух олухов. Ты — всего лишь домашний врач, чья задача — обеспечить Элмеру Липпинкотту рождение здоровенького детеныша.

Джесс Бирс поджал губы, обдумывая положение. Потом он кивнул.

— Где я найду Дугласа? — спросил он.

— Самое забавное, что он здесь. Старик вызвал его сюда.