Битва в пустыне - Мэрфи Уоррен - Страница 2

– Боюсь, я не смогу это сделать, ваше величество.

– Почему?

– Я возглавляю восстание.

– О!.. Так вы хотите иметь дела с моими немецкими телохранителями?

– Их сюда не пустят, ваше величество. И кроме того, весь народ – мужчины, женщины и дети – поднял свой голос в защиту революции. Мы разорвем вас и ваших реакционных иностранных лакеев в клочья. Мы выжжем вам глаза и растерзаем вас на куски. Сегодня мы сделали первый шаг на пути к славе и прогрессу всего арабского мира.

– Это означает, что я лишусь всех доходов, не так ли?

– Не обязательно. Если король не будет пытаться вернуть себе корону, он сможет жить в полном комфорте.

– Да благословит Аллах революцию!

– Да хранит Аллах короля!

– Переводите мои деньги в швейцарские банки – у них большой опыт в таких делах. И пусть вас не смущает легенда о правах нашей семьи на трон.

– Какая легенда? – спросил полковник.

– В ней говорится, что когда наша династия правила в Багдаде… Я ведь не бербер, как вам известно…

– Это существенно облегчило задачу повстанцев.

– Так вот, предки мои сидели халифами в Багдаде… Еще до того, как тот сержант объявил себя шахом… Во всяком случае, в легенде говорится: посол одной восточной страны пожелал преподнести моему предку-халифу великолепный подарок. По словам посла, подарок этот дороже золота, дороже рубинов, дороже тончайших китайских шелков…

– Ближе к делу!

– Я ведь вам рассказываю…

– У меня мало времени.

– Ну что ж, придется сократить и испортить долгую красивую историю. Короче говоря, посол обещал халифу услуги самых искусных наемных убийц-ассасинов на земле. Тот, кто осмелится лишить короны любого из потомков великого халифа, встретит ужасающий смерч с Востока, который налетит с Запада.

– И что же дальше?

– Это все.

– Да здравствует революция! До свидания! – Молодой полковник повесил трубку и думать забыл о красивой сказке, которую посчитал очередным орудием империалистических сил. Нужно побыстрее подчинить себе Запад, вдев ему в ноздрю железное кольцо. А кольцом этим была та самая жидкая субстанция, в которую превратились некогда динозавры. Нефть.

А пока полковник Муаммар Барака, как и тиранозавр, не боялся никого и ничего.

Глава вторая

Его звали Римо. Он был готов.

Ему не нужен был приказ – приготовиться: если бы такой приказ ему требовался, он бы не чувствовал себя готовым. А он не просто это чувствовал – он знал. Только знание позволяет ощущать себя спокойным, отрешенным и в то же время собранным. Когда оно есть, оно есть.

Знание пришло к нему не тогда, когда он выполнял упражнения, успокаивающие нервы, или учился сохранять равновесие, балансируя на узком выступе стены, на высоте двадцатого этажа. Оно пришло, когда он спал в гостиничном номере в Денвере, штат Колорадо. Проснувшись, он открыл глаза и сказал себе:

– Оно! Я готов.

Римо пошел в ванную, включил свет и оглядел себя в большое зеркало, вделанное в дверь. Подготовка началась более десяти лет назад, и за это время он потерял в весе десять – пятнадцать фунтов. Он определенно похудел. Только запястья еще остались широковаты. Но это уж от природы; со всем остальным – порядок.

Он начал одеваться: черные носки, светло-коричневые туфли из итальянской кожи без шнурков, серые брюки, голубая рубашка. Глаза у него были темные, скулы высокие, щеки худые. В последние несколько лет он не подвергался пластическим операциям с целью изменения внешности: он научился, когда надо, менять ее сам. Не так уж это и трудно – дело сводилось к мелким изменениям, достигаемым тренировкой лицевых мускулов, движениями губ, натяжением кожи на голове, вокруг пробора, иным выражением глаз. Это может сделать любой человек, если не будет забывать, что все приемы надо проводить одновременно. Если же делать сначала одно, потом другое, то создается впечатление, что человек просто гримасничает.

Когда Римо Уильямс вышел из номера, в коридоре никого не было, и он не стал запирать за собой дверь. Да и что у него можно украсть? Белье? Брюки? Пусть берут на здоровье. Даже если возьмут деньги, беда не велика. На что он может их потратить? Ему все равно не купить дом, где бы он мог чувствовать себя как дома. Автомобили? Он в состоянии купить их столько, сколько пожелает. Так что ему воры?

Деньги не проблема – это ему обещали с самого начала, не сказав, однако, до какой степени они будут ему безразличны. Потому их обещание так же существенно, как если бы кого-то заверили, что на него никогда не нападут летающие тарелки. Вот спасибо! Впрочем, нет. У него все же есть сокровище, которое никто не в состоянии отнять. Римо остановился у соседней двери. Только один человек может забрать его, и человек этот спит в смежной комнате. Это его наставник Чиун, Мастер Синанджу.

Римо спустился на лифте в вестибюль, притихший в ночи и ожидающий утра, когда его вновь заполнят шумливые постояльцы.

Когда они с Чиуном остановились в этой гостинице, Римо выглянул из окна и сказал:

– Смотри: горы…

Чиун еле заметно кивнул. Реденькая бородка на желтом пергаментном лице слегка вздрогнула.

– Вот здесь ты и должен ее найти, – сказал он.

– Что найти? – Римо обернулся к старику, сидевшему на одном из своих четырнадцати лакированных дорожных сундуков. Сам Римо имел только то, что на нем. Когда одежда загрязнялась, он ее выбрасывал и покупал новую. Чиун никогда ничего не выбрасывал и вместе с тем не упускал случая упрекнуть своего ученика в скаредности, которой, по его мнению, грешили все белые американцы.

– Она должна быть где-то здесь, та вершина, – снова сказал Чиун.

– Какая вершина?

– Как я могу тебе объяснить, если ты не понимаешь? – проворчал Чиун.

– Хватит разыгрывать передо мной философа! Дом Синанджу – это династия наемных убийц. И ты тоже, насколько я понимаю, наемный убийца-ассасин, а никакой не философ.

– Когда нечто достигает блеска и совершенства, оно должно предстать во многих обличьях. Синанджу – это не что-то одно. Синанджу – это много всего, и главное отличие его от всех предыдущих школ состоит в том, что мы думаем и как мы думаем.

– Если, не дай бог, там, «наверху», хотя бы однажды забудут послать деньги в твою деревню, папочка, тогда они узнают, чего стоит вся твоя философия.

Чиун долго молчал, размышляя и разглядывая Римо.

– Может статься, я смотрю на тебя так в последний раз, – сказал он наконец.

– Как это «так»?

– Как смотрят на рваный кусок бледного свиного уха. – Чиун хихикнул, прежде чем скрыться за дверью своей комнаты.

Сколько ни стучал ему Римо, он не отозвался. Старый наставник не ответил ни утром – в час их занятий, ни вечером – в обычное время тренировок, хотя весь день в его комнате раздавались монотонные голоса актеров из его любимых «мыльных опер». Так продолжалось несколько дней – вплоть до того момента, когда Римо, встав с постели, понял, что он готов.

Весенняя ночь в этом городе, на высоте одной мили над уровнем моря, была прохладной, и, хотя Римо не видел высоких вершин Скалистых гор, он знал, что там – снега. На углу улицы он остановился. Снега растают, и, какие бы разрушения ни причинила зима, жизнь снова заявит о своих правах. И снова – лось, человек или мышь-полевка, если они не окажутся погребенными где-нибудь в сухом месте, разложившись на солнце, станут частицей этой земли, этой горы, которая стояла задолго до того, как на ней зародилось живое существо, и будет стоять еще долгое время после того, как оно найдет в ней свою могилу.

Десять лет назад, начиная обучение у Чиуна, Римо не думал о таких вещах.

Он был осужден за убийство, которого не совершал. Он думал, что идет на казнь, однако очнулся живым, чтобы оказаться избранным в качестве исполнителя – орудия тайной организации КЮРЕ, которой как бы и не существовало. Она «не существовала», так как в противном случае пришлось бы признать, что конституция в Соединенных Штатах не действует. В обязанность КЮРЕ входило тайными средствами устанавливать равновесие в том случае, если баланс начинал склоняться в пользу преступного мира. Римо, наемный убийца, стал «главным бухгалтером». Молодой президент США, создавший КЮРЕ, сказал о ней так: «Мы будем нарушать конституцию, чтобы спасти ее».