Битва в пустыне - Мэрфи Уоррен - Страница 1

Уоррен Мерфи, Ричард Сапир

Битва в пустыне

Глава первая

Это был очень большой тиранозавр. В вертикальном положении он мог дотянуться до самых верхних ветвей и враз проглотить скрывающуюся там обезьяну. Одним ударом громадной лапы он мог переломить, точно сухую ветку, позвоночник саблезубому тигру.

Однако здесь, среди буйной сочной зелени, не было ни единого сухого листика, не то что высохшей ветки, воздух был насыщен испарениями. Лапы тиранозавра, с треском продиравшегося сквозь заболоченные заросли, оставляли глубокие следы в жидкой грязи.

В более сухом климате скелеты особей этого биологического вида сохранятся нетленными. Придет время, и потомки человекообразных обезьян соберут их из отдельных костей, чтобы показывать в музеях. Но это будет много миллионов лет спустя, когда на земле будет править человек.

А пока человекоподобные существа, испуганно прячущиеся от глаз тиранозавра в верхушках деревьев, среди густого переплетения ветвей, – лишь лакомая закуска для гигантской рептилии.

Поскольку тиранозавр мог не опасаться ничего и никого, он шел, не разбирая дороги, оглядывая кроны деревьев: не замешкалась ли где нерасторопная обезьяна. Но вот одна из его задних лап увязла в зыбучем болоте. В маленький, как у птицы, мозг, поступил тревожный сигнал. Животное попыталось выбраться с помощью другой лапы, но та увязла еще глубже.

Погружаясь в жидкое месиво, тиранозавр ухватился передними лапами за ближнее дерево, но подгнившее в воде основание ствола обломилось. Раздался яростный рев, открытая пасть животного глотнула жидкого ила, и огромное туловище скрылось в трясине.

Обезьяна, спасавшаяся от опасности на макушке дерева, видела, как тиранозавра затянуло в болото. В ее примитивном мозгу мелькнула мимолетная мысль: а нельзя ли урвать как-нибудь кусочек от этой громадной туши? Но она сразу же забыла об этом.

Обезьяна не знала и не могла предполагать, что ее потомки будут свободно передвигаться на двух ногах и им не придется прятаться от врагов на деревьях. Не ведала она и того, что останки тиранозавра, не пригодившегося ей самой, пригодятся ее потомкам, которые из-за них будут воевать, враждовать и лгать друг другу.

Как только в мертвые ткани перестал поступать кислород, в них началась необычная химическая реакция. Вместе с другими, более мелкими организмами, вместе с древесной листвой тиранозавр начал гнить и разлагаться под огромным давлением верхних пластов. Через многие тысячи лет разложившиеся органические останки, содержащие в себе углерод, образовали темную жидкость, называемую нефтью.

Эта темная жидкость перемещалась в земной коре, будто живая кровь. Она без труда проникала сквозь трещины в камне, сквозь пористый известняк, пока не встретила сплошной твердый пласт, преградивший ей путь наверх. Грунтовые воды, давившие снизу, не позволяли ей уйти обратно, и тогда, зажатая между водой и камнем, темная жидкость остановила свой бег, образовав замкнутый и удобный для использования подземный резервуар. Чтобы добыть ее, человеку оставалось лишь пробурить твердую породу, и из скважины начинал бить черный маслянистый фонтан.

К тому времени тело тиранозавра сделалось неотделимо от других организмов, в том числе и от останков той обезьяны, которая дала жизнь человеку. Все это теперь стало нефтью-сырцом. И стоило мировым ценам на бренные останки тиранозавра поколебаться хотя бы на одно пенни за баррель, как мировую экономику начинало лихорадить.

Земная поверхность над нефтяным бассейном, заключающим в себя жидкие останки тиранозавра, постепенно изменялась: сначала болото превратилось в джунгли, а потом джунгли стали безводной песчаной пустыней. Выросли финикийские торговые поселения, потом – римский город, развалины которого со временем вновь затянуло непроходимыми песками. Позднее его вновь возродили итальянцы, чьи богатства привлекли кочевые племена берберов.

В конце двадцатого столетия – в соответствии с западным летосчислением – в эпоху расцвета арабского национализма, территория, где обитал когда-то наш динозавр, стала называться Свободной Арабской республикой Революционного народа. Для всего остального мира она, как и много веков назад, по-прежнему оставалась Лобинией – вплоть до свержения Его Исламского Величества, короля Адраса.

Хотя в новейших исторических исследованиях утверждается, что король был свергнут в результате героической борьбы охваченного революционным энтузиазмом великого арабского народа, стоит упомянуть, что немаловажная страница в анналах этой борьбы была вписана виски «Сигрэмс севен».

Личный пилот короля Адраса, Пет Кэллен, родом из Джерси-Сити, штат Нью-Джерси, США, всю неделю, пока продолжалась революция в Лобинии, пьянствовал без просыпу, в результате чего Мухаммед Али Хассан – начальник штаба ВВС Лобинии – оказался единственным, кому в случае чего пришлось бы вести самолет с королем на борту из Швейцарии, где тот лечился на водах, в столицу Лобинии, носившую итальянское название Даполи.

Дело было так. Когда король Адрас узнал, что повстанческие войска вот-вот овладеют его дворцом и зданием Королевской радиостанции, он предложил Кэллену пять тысяч долларов золотом за то, чтобы тот расстался на время с бутылкой «Сигрэмса», немедленно протрезвился и доставил короля вместе с его немецкой охраной домой в Лобинию.

– О, ваше величество! – сказал присутствовавший при сем генерал Али Хассан, начальник штаба военно-воздушных сил Лобинии. – Я почту за честь доставить вас в столицу безо всякого вознаграждения.

– Десять тысяч! – сказал король Адрас Кэллену, безуспешно пытавшемуся подняться на четвереньки.

– Сколько это будет в реалах? – спросил Кэллен, прослуживший к тому времени у Адреса уже пять лет, но прежде чем король успел ответить, пилот отключился снова.

– Ваше величество! – снова заговорил генерал Али Хассан. – Я проведу самолет сквозь бури и зенитный обстрел, над океаном и под облаками. Будто на крыльях орла, я доставлю вас с почетом, куда вы прикажете, ваше величество.

– Пшел прочь! – отвечал король, вложивший двести пятьдесят миллионов долларов в реактивные самолеты «Мираж», ржавеющие ныне на лобинийских аэродромах. Такое вложение денег было знаком королевского доверия лобинийским военно-воздушным силам, где ведущим пилотом ВВС был не кто иной, как их командующий – генерал Али Хассан.

По утверждению единоверцев-мусульман, летное мастерство генерала было столь высоко, что он в принципе мог управлять самолетом, если в кресле второго пилота сидел инструктор – летчик-француз. После первого самостоятельного полета, выполненного Али Хассаном на маленьком винтовом самолетике, Лобиния тотчас закупила реактивные истребители. С тех пор они не поднимались в воздух ни разу.

И вот, когда выяснилось, что начальник штаба ВВС – единственный, кто может, а точнее, согласен вернуть короля обратно в Лобинию, Адрас пожелал напомнить о существовании своего королевского величества и заказал международный разговор.

При посредстве швейцарской национальной полиции ему удалось связаться со своим дворцом в Даполи. Трубку взял молодой полковник.

– Где мой министр обороны? – спросил король Адрас.

– В тюрьме.

– А где командующий моими вооруженными силами?

– Бежал в Марокко.

– Кто вы такой?

– Полковник Муаммар Барака.

– Я вас не помню. Напомните мне о себе.

– Я получил наивысшую сумму баллов на вступительных экзаменах в Королевскую военную академию за всю историю ее существования.

– Что-то не припоминаю…

– Я командовал бронетанковыми частями на параде по случаю вашего дня рождения.

– Ах да! Малый, похожий на итальянца?

– Он самый.

– Ну так теперь вы – генерал! Я повышаю вас в звании. Приказываю немедленно подавить мятеж, расстрелять предателей и отмыть ступени дворца от крови не позднее пятницы! – Тут взгляд Адраса упал на бесчувственного Пета Кэллена, прижимающего к груди бутылку виски. – Или, скажем, субботы, – добавил он.