Тайна музейного экспоната - Биргер Алексей Борисович - Страница 1

Алексей Биргер

Тайна музейного экспоната

Глава I

В ПУТЫ

— Ух ты, какой кайф! — блаженно вздохнул Мишка, несколько раз щелкнув выключателем ночника над изголовьем койки и полюбовавшись, как загорается и гаснет приятный желтоватый свет, а потом попрыгав на заранее застланной — как положено в вагонах СВ — и пахнущей чистым бельем койке. — И, главное, успели!

Да, четверо друзей успели — вот что самое главное. Успели на поезд, который должен был промчать их больше, чем через полстраны, до самого Санкт-Петербурга, где…

Но здесь следует объяснить, почему они, ребята из заводского предместья крупного промышленного города, оказались «на халяву» в роскошном купе фирменного скорого поезда и зачем они ехали в Санкт-Петербург.

Как я сказал, было их четверо. Двое мальчишек — Витька и Мишка и две девчонки, сестры-близняшки Груня и Полина. Этим «кайфом», по определению Мишки — то есть, переводя на нормальный язык, этим замечательным путешествием — друзья были обязаны Груне и ее таланту художницы. Груня рисовала просто великолепно — и, главное, ее рисунки всегда получались очень живые, это были не аккуратно выполненные раскраски, пусть и ловко сделанные, а задорные и веселые сюжеты. Люди и звери на них двигались, бежали, отдыхали, грустили или веселились. Чашки так звонко круглили бока, что верилось, будто в них налит самый вкусный на свете чай, сок или «Несквик», и даже скатерть, на которой стояли чашки, морщилась или разглаживалась так, что сразу можно было сказать, с каким характером эта скатерть — с покладистым или со вздорным. Если Груня рисовала петуха, то это был всем петухам петух — с роскошным огненным гребнем, пышным хвостом, переливающимся всеми цветами радуги, петух задиристый и тщеславный — из тех петухов, которые верят, что солнце всходит по их крику, а если они не кукарекают, то солнце и не взойдет. Словом, проступал в рисунках характер самой Груни — бойкий, задиристый и, если до конца быть честными, малость хулиганистый. Благодаря этому своему характеру Груня и свела в два счета знакомство с молодыми людьми, которые решили открыть в их предместье студию кабельного телевидения — с пижонистым Игорем и мрачноватым, с вечно всклокоченной черной бородой и такой же черной как смоль всклокоченной шевелюрой Алексеем. Эти молодые люди, мечтавшие создать такой канал, чтобы его можно было с удовольствием смотреть всей семьей — от мала до велика, — сразу оценили Грунин талант и попросили ее нарисовать заставки к детским программам, а заодно научили Груню, как с помощью компьютера оживлять такие рисованные заставки, превращая их в небольшие — на четверть минуты максимум — мультфильмы.

Не обошлось и без приключений. Четверо Друзей помогли двум молодым мечтателям разобраться, кто такие на самом деле их первые «спонсоры» — эти «спонсоры», скрывающиеся под благовидной вывеской крупной фирмы транспортных перевозок, оказались наркомафией, решившей превратить помещение студии в перевалочный пункт партий героина, а молодых «телевизионщиков» — в распространителей и курьеров, понятия не имеющих, что они принимают на хранение или передают дальше. Обо всем этом рассказано в другой повести, так что не стоит на этот счет распространяться. Главное — для всех хороших людей все кончилось «блупополучно» (как в детстве говорила Груня, вместо «благополучно»), а потом последовали и другие радости. На Всероссийском конкурсе программ кабельного телевидения, организованном в Санкт-Петербурге, их программы получили премию, а Грунины заставки были удостоены особого приза — при этом ни один из членов жюри ведать не ведал, разумеется, что автором заставок была двенадцатилетняя девочка. Так что жюри еще предстояло ошеломить на церемонии вручения призов…

В общем, однажды, когда Игорь с раннего утра «нарисовался» в студии, а опередивший его Алексей уже сидел за компьютером (как и положено компьютерному гению, которым тот являлся), этот компьютерный гений протянул Игорю большой пакет со множеством марок и печатей и проворчал:

— Не стал вскрывать, решил, что эта фиговина — тебе, ведь у меня с Питером никаких дел нету. Ты, надеюсь, не собираешься нас втянуть в какую-нибудь глупость?

И правда, Игорь отправил заявку и кассеты с программами втайне от Алексея. Алексей, известный брюзга (Игорь смеялся иногда: «Тебе бы в наполеоновской гвардии служить или под началом Кутузова, среди тех, кого называли «старыми ворчунами», и то ты их всех переплюнул бы!» На что Алексей хмуро отвечал: «А почему бы и нет? Ведь и у Наполеона и у Кутузова старые ворчуны были самыми лучшими солдатами, и чем больше брюзжали, тем лучше воевали!» — и это тоже было правдой: работать Алексей умел даже не за троих, а за пятерых), наверняка сказал бы: «Ты что, спятил? Даже если б на таких конкурсах все не было заранее решено и расписано, и призы поделены между своими, то кто даст премию какой-то студии из дальнего города? Не будь лохом, не трать зря нервы и деньги на подготовку и отправку всяких наших «лучших программ»…»

Вообще-то, Алексей был добрейшим человеком, но считал себя обязанным поддерживать собственную славу ворчуна и ругателя.

Однако все его мрачные прогнозы не сбылись — то есть, правильнее будет сказать, если бы его мрачные прогнозы имели место, то они не сбылись бы! В пакете из плотной желтовато-коричневой бумаги оказалось письмо на красивом бланке, которое начиналось с обращения «Уважаемые господа» и извещало, что они получили третью премию за программу «У камелька» и что заставка к этой программе удостоена специального поощрительного приза для художников. Двух представителей телестудии и художника приглашают за счет организаторов в Санкт-Петербург на церемонию вручения премий.

Разумеется, жюри и представить себе не могло, что художник, удостоенный особого приза за великолепного воробья-франта, бойкого и насмешливого, — это двенадцатилетняя девочка! Игорь не указал возраст «художницы Агриппины Григорьевой», и отдельное письмо к ней начиналось словами: «Уважаемая госпожа…».

— Я теперь все время буду тебя так называть! — хихикнул Миша, когда закрасневшаяся от восторга и запыхавшаяся Груняша примчалась к друзьям с этим письмом.

— Да иди ты! — огрызнулась Груня. — Вечно со своими шуточками!

Как бы то ни было, в Санкт-Петербург ехать предстояло. А у друзей как раз наступили зимние каникулы, и, посовещавшись, «телевизионщики» предложили взять за свой счет в Санкт-Петербург Грунину сестру Полю и Витьку с Мишкой — если, конечно, родители отпустят. Этот замечательный город стоит того, чтобы его посмотреть!

Родители, успевшие хорошо узнать «телевизионщиков», относились к ним с уважением и доверием — и согласились. После недолгого совещания решили не лететь в Санкт-Петербург самолетом, а ехать на поезде. Ведь путешествие на поезде — это само по себе здорово! Можно и дорогой любоваться, и «оттягиваться», валяясь на мягких койках… «и вообще!» — как подытожил Мишка. В результате были куплены шесть билетов в три двухместных купе СВ, высшего класса — на фирменный скорый поезд. Ехать предстояло больше суток, и ребята заранее предвкушали потрясающую дорогу.

Правда, насколько потрясающей она окажется, никто из них не мог и представить…

«Телевизионщики» должны были занять одно купе, девочки — другое, мальчики — третье. Сейчас, когда Игорь с Алексеем устраивались и раскладывали багаж, все ребята, быстро закинувшие свои вещички, собрались в «мальчишечьем» купе и с нетерпением ожидали отхода поезда.

— А знаете, кто едет с нами в одном вагоне? — благоговейно сообщила Поля. — Владимир Самсонов!

Владимир Самсонов был знаменитым актером, которого ребята знали по многим фильмам.

— Брось! — изумились ее сестра и друзья. — Не может быть! С чего ты взяла?