Три дня без чародея - Мерцалов Игорь - Страница 95

Ошеломительная победа не затуманила его разум.

Более того — князь… боялся.

Упрям понял это, когда с первыми лучами рассвета, стоя в котле (уже почти ненавистном), облетел висящие в воздухе суда и объявил, что возвращаться нужно немедленно.

— Почему? удивился Велислав.

— На то много причин, князь-батюшка. Вперворяд, даже уцелевшие ладьи скоро окончательно рассохнутся от полета, и мы уже ни одну не сможем посадить на воду, а иные могут и развалиться под ветром. Вдругоряд, делать здесь нам больше нечего. Войско, конечно, оставить надо, но вот-вот ладожане прибудут, там и крепичи подойдут. И угорское ополчение воедино соберется. Мстислав же говорил, что ополченцев много, — будет кому Вендию вычищать. Да и бургунды тоже обещались быть… Но самое главное — пора суд чинить. Я готов выступить с обвинением Бурезова. Мне только в башне побывать — и судиться можно.

— Суд… на суд все мы скорые. А как я войско брошу, ты подумал? А о том, что бургунды спешат не кровь проливать, а пироги делить? Едва ли подумал.

— Да ведь есть же кому вступиться за Угорье, — удивился Упрям.

— Как на меня Ладога посмотрит — вот еще возьми в разумение.

— Да все поймут — дело, чай, исключительное! Нельзя нам больше ни единого дня тянуть с Бурезовом! Князь-батюшка, да ты как будто боишься этого суда…

Сказал и сам испугался слов таких.

— Прибереги свою прозорливость для более подходящего случая! — сурово осадил его Велислав.

И Упрям понял, что угадал.

Это не укладывалось в голове. Князь мудр и храбр — и отнюдь не потому, что эти качества дарит престол, как уверяют, например, вязанты. Князей, одним престолом отмеченных, славяне не терпели. Нет. Велислав не раз за свое правление доказывал, что достоин власти. Он мог тревожиться, беспокоиться, болеть душой. Он мог, наконец, просто сомневаться в том случае, если не знал чего-то важного, а боги устами волхвов давали туманные ответы.

Но бояться?! Да еще когда все, в общем-то, уже ясно? Этого Упрям не понимал.

И все-таки вскоре князь отдал приказ: раненых и убитых на ладьи снести, полутысяче воинов на палубы взойти. Назначил воевод, велел им дожидаться ладожан и, поднявшись последним на свою ладью, позволил поднимать якоря.

На сей раз Упрям сообразил привязать котел к мачте и оставил его парить в двух локтях над палубой. А сам, кряхтя и постанывая, размявшись, с наслаждением растянулся на досках, нежа ноющую спину. Он даже вздремнуть умудрился.

Крапива не снилась.

Когда проснулся, Днепр уже остался позади, а солнце поднялось над окоемом лишь на две ладони. Ветер стойко держался попутный, и потрепанная армада могла позволить себе высокую скорость.

Князь по-прежнему стоял на носу. Так и не прикорнул за все время, даже не присел, от завтрака отказался.

Упряму показалось, что он начинает понимать: Велислав страшится признания своей неправоты, с которой внутренне, похоже, стал уже смиряться. Однако подступать с разговорами о Науме ученик чародея не счел возможным. Захотелось вдруг просто поговорить с князем, возможно, успокоить, подбодрить. Хотя он совершенно не представлял себе, как это сделать.

— Есть еще одна причина, — заметил Упрям, становясь рядом. — Нещур, думается, прав был: дары богов даются на один раз.

— А разве он сказал так?

— Ну, если не в точности, то очень похоже. Чудо не может длиться вечно. Если бы мы остались, сила пера скоро иссякла, и мы бы застряли. Это же не меньше месяца возвращаться.

— В Крепи хорошие дороги, — неспешно ответил князь. — А меня бы ладожские чародеи вернули тайными тропами. Но это еще дня два. Ты прав, ученик чародея, медлить нельзя.

Больше он ничего не сказал — замер, глядя вперед. Леса и поля, изумрудно искрясь на юном весеннем солнце, убегали под днище. Свежий ветер обдувал лицо.

— Хорошо идем, — произнес Упрям.

Опять помолчали.

— Велислав Радивоич… а разорви-клинок-то! Помнишь, я говорил, что это Твердята для тебя ковал. Так вот, я ножны-то зачаровал, и теперь…

Князь повернул к нему совершенно страдальческое лицо:

— Это ты вовремя. Хвалю. Знаешь, Упрям, давай договоримся: сперва суд, потом все остальное. После суда и говорить будем, и подарки друг другу делать.

Упрям кивнул и, облокотившись о борт, стал смотреть на бегущие навстречу волны лесов и полей.

Пролетели над двумя селениями, и Упрям не стерпел.

— Гляди, княже, и у этих праздник! — почти с завистью воскликнул он. — Не работают, стоят посередь пашни… то ли пляшут, то ли так руками машут.

Велислав ничего не ответил ему, только странно как-то посмотрел и вздохнул.

До полудня оставалось два часа. Завершались третьи сутки, проведенные Дивным без чародея.

Третьи сумасшедшие сутки.

Сажали ладьи в стороне от пристани — сразу за Дивичиной, на мелководье. Убедившись, что всех раненых вынесли на берег и люди покинули суда, Упрям снял с них заклинание. Более дюжины кораблей сразу же легли на дно, но остальные худо-бедно держались.

Толпы народа уже заполняли берег, и Упрям, коротко перемолвившись с Велиславом Радивоичем, улетел в башню. Летел не садясь, стоя одной ногой на днище, а другой на краю котла.

Дневной полет понравился ему куда больше.

Нещур встретил ученика чародея на заднем дворе, где стоял, меланхолически разглядывая крапиву. Не объясняя присутствия сотни стражников, разбивших вокруг башни настоящий военный лагерь, он быстро поздоровался с Упрямом и повлек его в башню:

— Я прочитал все записи и уже посовещался кое с кем в Ладоге, не называя, конечно, имен и не объясняя, для чего мне это нужно. Дела наши плохи, Упрям, во всяком случае, мне ничего на ум не приходит.

— Дядь Нещур, мне бы пожевать чего, — сказал Упрям, складывая меховой плащ и вешая на стену ножны с разорви-клинком. — А то я из солидарности на корабле завтракать не стал.

— Сейчас сообразим, — кивнул Нещур, кликнул кого-то из дружинников и распорядился насчет стола. Потом протер красные после бессонной ночи глаза и спросил: — Как у вас там прошло?

— Да прилично, — пожал плечами Упрям, садясь за стол, — мне-то сравнить не с чем, но дружинникам понравилось. Говорят, воздушная война — сплошное удовольствие. Не знаю, я особого удовольствия не заметил. Хотя, конечно, удобно. Ну, и счет неплохой…

— У нас тут тоже веселье было. — Пока Упрям уплетал завтрак, Нещур рассказал ему о ночных событиях, о которых во всех подробностях узнал от сокола Зоркого. Единственное, в чем сокол не разобрался — а стало быть, и волхв тоже, — это во внезапном исчезновении с поля боя княжны Василисы и ее появлении после того, как все закончилось, хотя при этом она все же никуда не девалась. Упрям, услышав это, чуть не поперхнулся.

— О боги, да научусь ли я когда-нибудь вовремя снимать заклинания?! — воскликнул он. — Ладно, все равно некогда было это сделать. Я потом объясню, что к чему. Первым делом: все ли живы?

— Все. В башне тихо было. Буян уже шевелится — на нем как на собаке заживает, — пошутил волхв. — А вот Светорад по-прежнему без сознания. И это очень плохо, потому что, боюсь, без него мы не справимся.

— Так ведь ты сказал, что все перевел, — сказал Упрям, убирая посуду.

— Почти все. Вот смотри. — Нещур разложил на столе бумаги. — Здесь в основном описываются предположения насчет необязательного будущего. Вот здесь, отдельной подшивкой, собраны сведения об открытии врат: состав зелья и заклинания. А вот тут — примечания. Они изложены простым языком, читаются легко, но на сердце от них тяжко делается. Поскольку врата в башне уже пробиты, нам понадобится только заклинание. Однако к Науму оно нас, скорее всего, не приведет. Во-первых, мы не сможем прицелиться. Будь Наум хоть где-то в нашей Вселенной, достаточно было бы обычного поиска какой-нибудь личной вещью. Но для другой Вселенной наводка должна быть… двусторонней. Понимаешь, не только мы к цели должны потянуться, но и цель к нам.