Последний дракон - Кобербёль Лине - Страница 28

— Твоя мать — Пробуждающая Совесть, — молвила она. — И ты тоже была такой.

Я кивнула. Это ей, верно, рассказал Нико. Меня чуточку кольнули эти ее последние слова: она заставила их звучать так, будто мне никогда уже не вернуть силы Пробуждающей Совесть.

— Ты также и нечто другое, — продолжала она. — Ты обладаешь силами Нагоняющей Сны.

Силами Нагоняющей Сны? Так никогда никто меня раньше не называл. Но, пожалуй, это имя не было каким-то дурным, так что я кивнула снова.

Челнок летал. В его полете таилась какая-то особая шепчущая музыка, словно то были звуки арфы с едва слышными струнами, на которой играла Мейре.

Кармиан избавилась от своих старушечьих лохмотьев. Она выкинула их за дверь, а затем пришла и села рядом со мной на скамью.

— Как раз теперь ты не знаешь, что ты есть на самом деле, — внезапно вымолвила Мейре. — Да и Кармиан не знает. Она не знает свое сердце.

Кармиан фыркнула:

— Ничего у меня на сердце нет. И тебе это хорошо известно.

Мейре не обратила внимания на то, что ее прервали.

Но слова Мейре задели меня до самой глубины души. «Ты не знаешь, что ты есть на самом деле». Не «кто ты есть», а «что». Словно я была нечто… нечто такое, в чем, возможно, таилось хотя и достаточно скверное, но человеческое. Я задрожала, и это не потому, что похолодало.

— Ты! Дочь Пробуждающей Совесть с силами Навевающей Сны. Выбор перед тобой. Нить раздвоилась, но тебя не может быть две… Выбирай, прежде чем обе нити лопнут.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Нечто таилось в том, как она вымолвила эти слова. Словно была в них уверена. Словно могла видеть вещи, которые мы, другие, не видели. Это было немного похоже на то, как видела моя мать, но все же иначе.

— Ты — гадалка-вещунья, — прошептала я.

Белки ее глаз казались еще белей на фоне черных прядей. Она покачала головой:

— Нет! Я — Мейре. Та, Что Косит Недругов.

Кармиан беспокойно зашевелилась.

— Я бы не хотела казаться неучтивой, — сказала она, — но нам еще многое надо успеть.

Черно-белый взгляд Мейре отпустил меня и остановился на Кармиан.

— Уж больно ты торопишься, — сказала она. — Ты всегда была такая?

Я ощутила в душе легкое ребяческое злорадство, будто мне пять лет и Давину как раз досталась трепка вместо меня.

И Мейре заметила это.

— Вы обе не очень-то по душе друг другу, — с легкой улыбкой произнесла она и внезапно стала куда больше походить на обыкновенного человека.

Кармиан пожала плечами.

— С чего мне ее любить? Она не мое любимое блюдо, — сказала Кармиан так, словно меня в горнице не было. — Маленькая избалованная фрекен-задавала!

Я не казалась себе ни бессовестной, ни заносчивой, и эти ее слова не заставили меня сильнее полюбить Кармиан. Я могла бы ей сказать пару ласковых слов, рассчитанных на таких бессовестных девиц. И хоть я сдержала слова, которые вертелись на языке, но у меня было такое ощущение, что я прозрачна, а Мейре видит меня насквозь.

— Тем не менее нити вашей судьбы связаны, — молвила Мейре. — И вам суждено принести друг другу и Добро и Зло. Так что идите, раз вы так торопитесь.

Кармиан мигом поднялась. Я немного замешкалась.

— Что же такое Мейре? — спросила я.

Она не была Пробуждающей Совесть, хотя немного напоминала ее. И не была даже чернокнижницей.

Мейре покачала головой:

— Сегодня я просто женщина, которая ткет. И порой может видеть кое-какие узоры поважнее.

У меня как-то странно закололо в животе. Уж не человеческие ли судьбы ткала она, сидя здесь?

— Что же ты ткешь? — спросила я.

Мой голос чуточку дрожал.

Она снова посмотрела на меня своим черно-белым взглядом. Словно могла заглянуть в глубину моих мыслей.

— Фуфайку моему двоюродному брату, — сухо ответила она. — Старая совсем прохудилась.

Выгодная сделка

— Ты из гельтов? — спросила я Кармиан, уже выйдя на двор.

Ответ был словно удар хлыста — неожиданен и резок:

— Я говорила: ты должна быть осторожна. Ведь я говорила это. До тех пор пока они тебя не поймали, пока они…

— Как того, кого повесили? — спросила я, не думая ни о чем другом, кроме того, о чем думала она.

— Это не моя вина! — горячо отозвалась Кармиан. — Я говорила, чтоб он не делал этого в одиночку, но он… — Тут она прервала себя. — Откуда тебе об этом известно?

Я не смогла ей ответить. Что-то я прочитала в ее мыслях как раз теперь, когда дар Пробуждающей Совесть внезапно свалился на меня в тот миг, когда его меньше всего ожидаешь. А кое-что я знала, потому что подслушивала, когда она и Нико беседовали. «Ни одно из этих двух объяснений ей не понравится», — думала я.

Она толкнула меня в грудь, толкнула так сильно, что я села.

— Держись от меня подальше. Нечего было тебе приходить и подслушивать меня. Это здесь, в душе, — она коснулась своей груди, — это мое. Понятно тебе? Это никому видеть не позволено.

Ясное дело, она была права.

— Это случилось не по моей воле, — устало сказала я.

— Мне плевать, по твоей это воле или с помощью твоей матери. Держись подальше от меня!

— Если смогу, — ответила я. — Это не всегда от меня зависит.

— Учись тому, чтоб это зависело от тебя. Мейре, по крайней мере, не расхаживает тут по всей округе и не нападает на всех подряд людей, обрушивая на них то, что она знает. Другое дело, если ты войдешь в ее хижину, тогда — да, она говорит о том, что видит. Это знают все, и, если не желаешь слушать, можно держаться подальше. Но от тебя… от тебя так просто не избавиться!

Я медленно поднялась. Подозрение вдруг охватило меня.

— Это ты заставила Ворону продать меня Ацуану? Ты хотела избавиться от меня?

— Нет! — ответила она. — Я хотела только флейту. Я сказала, что он может продать флейту. А когда человек из Кольмонте увидел ее, он заинтересовался, откуда она у нас.

По правде говоря, я не знала, верить ли тому, что говорил о ней Нико, что толковал он о ее чести. Нет, похоже, Кармиан понятия не имеет ни о чести, ни о других благородных чувствах. Не считая того, что я только что увидела. К тому гельту, которого повесили, она питала какое-то чувство.

— Кто он был? — спросила я. — Твой друг — гельт?

Я не рассчитывала, что она ответит. Но она заговорила:

— Его звали Ерин. Он был братом Мейре.

Братом Мейре? После того, что я слышала в тот вечер на борту «Морского Волка»… Разве не Пролазой назвал его Нико? А из того, что говорилось дальше, выходило, что друг Кармиан был вором-домушником или чем-то в этом роде. Трудно представить себе, что таков был брат мудрой Мейре. И трудно представить себе, что Мейре и ее народ после этого по-прежнему дружески принимают Кармиан. Но они именно так поступали.

Сколько на свете всего такого, чего я не понимаю.

— Где Нико? — спросила я, отвлекшись от этих мыслей.

— В хижине для гостей, — ответила Кармиан. — Там наверху.

Я глянула, куда она показала. Это был не самый маленький и не самый безобразный из домов. Напротив. На балках фронтона были вырезаны серые цапли, а на дверях были настоящие картины — утки на воде, серые гуси в небе и еще пара серых цапель в камышах.

Ну что ж, здешних людей в отсутствии гостеприимства не упрекнешь. Но что делали эти двое, вооруженные длинными копьями караульных, стоявшие у двери?

— Хижина для гостей? — спросила я. — Сдается мне, они поставили караульных у двери.

— Не каждый день княжий сын из рода Равнов живет в этом доме, — сухо ответила Кармиан, и я не поняла, верила ли она, что часовые — это почетный караул или тюремная стража? Может даже, сами гельты не до конца разобрались в этом? Но как бы там ни было, караульные, не чиня препятствий, пропустили нас. Один даже дружелюбно кивнул Кармиан.

Здесь был очаг, а с каждой его стороны стояли два стула из кожи, натянутой на раму из… Больше всего это было похоже на кости. Быть может, из костей кита? На одном стуле сидел седовласый, седобородый мужчина-гельт. На другом — Нико. Нико ничуть не походил на жалкого узника. Он побывал в бане — его темные волосы были еще влажными, — и гельты дали ему длинную шерстяную мантию с вышитыми на груди орлами. И еще он сбрил бороду. Мне это пришлось не по душе. Ясное дело, так он выглядел куда лучше. Но в таком виде он и походил куда больше на того, кем был на самом деле, — на княжьего сына. Борода была для него способом скрыться. Теперь, когда он сбрил ее, он что, решил, будто скрываться ему больше не придется?