На горах. Книга Вторая - Мельников-Печерский Павел Иванович - Страница 104

— Справедливо. Дай бог совет да любовь, а при них и счастье придет,молвил Патап Максимыч. — Как насчет свадьбы располагаешь? Когда думаете делом-то совсем покончить?

— Хотелось бы тотчас после Крещенья, только не знаю, управимся ли,отвечал Петр Степаныч. — Домик в городе присмотрел, надо купить его да убрать как следует, запасы по хозяйству тоже надо сделать, прислугу нанять, лошадей завести, экипажи купить. Мало ль сколько дела, а на все время требуется.

— Свадьбу-то где думаете играть? — помолчав немного, спросил Патап Максимыч.

— В городе. Стану Сергея Андреича и Марфу Михайловну просить, чтоб они из своего дома невесту к венцу отпустили, — сказал Петр Степаныч.

— Та-а-к, — протянул Патап Максимыч. — Ладно придумано, лучше не надо. Завтра поутру надо будет мне с Груней покалякать, а потом повидать невесту. Хоть не родная, а все-таки не чужая. Долго ль здесь располагаешь прожить?

— Надо будет Ивана Григорьича дождаться, — ответил Петр Степаныч.

— Что ждать-то его? Не скоро воротится, до самого Николы, может, проездит, а тем временем дело-то у тебя будет ни взад, ни вперед, — сказал Чапурин. — По-моему бы, вот как: помилуйся денька три-четыре с невестой, да и поезжай за дела приниматься. Скучно станет, сюда дорога не запала, опять же и близко — хоть каждо воскресенье к невесте приезжай. Таков мой совет. Опять же и то надо сказать, что в добрых людях не водится, чтобы жених с невестой долго под одной кровлей жили. Видеться хоть каждый божий день видайтесь, а жить в доме не приходится. Осудят, а попадешь кумушкам на язычок, того наплетут, что тошно станет и слушать-то.

Тяжело вздохнул Самоквасов, но согласился с Патапом Максимычем. А уж как бы не хотелось ему разлучаться с невестой. Весь бы день с утра до вечера сидел с ней да любовался на ее голубые глаза, стройный стан а девственные перси.

— Однако, парень, не пора ли спать? Пойдем-ка, друг, опочив держать,сказал Чапурин, отходя к воротам. Самоквасов следом за ним пошел.

На другой день Патап Максимыч долго беседовал с Аграфеной Петровной. Обо всем переговорили насчет Дуниной свадьбы. Груня согласилась на все, кроме одного только.

— Как это можно отпускать под венец невесту от Сергея Андреича? — сказала она. — Конечно, дом у него большой, а все-таки всем нам не поместиться. Смекни-ка, сколько на свадьбу-то наедет гостей. Стесним только Сергея Андреича.

— Как же быть-то? — в раздумье спросил Патап Максимыч. — Ты ведь у меня разумница, скажи, как, по-твоему, это дело поглаже обладить?

— По-моему, вот бы как, — ответила Аграфена Петровна. — Нанять в городе большую, просторную квартиру на месяц либо на два и перед свадьбой туда всем переехать. Оттуда отпустим и невесту.

— Ладно-то оно ладно, — покачивая головой, сказал Чапурин. — Только по скорости вряд ли такую квартиру найдешь. Да и сдерут же за нее.

— Насчет денег нечего думать. Дуня за все заплатит, — сказала Аграфена Петровна. — А ежель подходящей квартиры в городе не найдется, в гостинице остановимся. Только зараньше надо нанять сколько надо горниц.

— И то правда, — молвил Патап Максимыч. — Теперь как насчет приданого?

— О приданом еще не говорила я с Дуней, — ответила Аграфена Петровна.Одна себе обсудила.

— Как же решила ты, разумница? Это дело бабье, я тут ни при чем. Ни советовать, ни отсоветовать не смогу, — сказал Патап Максимыч.

— Я вот как придумала, — молвила Аграфена Петровна. — Ведь Дуня станет ходить по-городскому, поэтому и я тут ни при чем; надо будет Марфу Михайловну попросить, она в этом знает толк. Съезжу к ней, попрошу, авось не откажет.

— Не откажет, об этом нечего и говорить. Что только сумеет, все сделает, — сказал Чапурин. — Она добрая, услужливая.

— Да особенных-то хлопот, кажется, ей и не будет, — сказала Аграфена Петровна. — Вон у меня в кладовой Дунины сундуки стоят, ломятся от приданого, что покойник Марко Данилыч ей заготовил. Как сбирались мы сюда, пособляла я укладываться. Чего только там нет — белья носильного и столового видимо-невидимо, и все-то новенькое, ни разу не надеванное; три шубы чернобурой лисы, одну только что привез покойник с ярманки: серебра пуда три, коли не больше, а шелковых да шерстяных материй на платья целая пропасть… Бриллиантов также множество н других разных дорогих вещей.

Марфу Михайловну не очень затруднит приданое, потому и хочу просить ее.

— Что ж?.. Дело хорошее, — молвил Патап Максимыч. — Съезди в самом деле, попроси. И от меня попроси, она самым лучшим порядком уладит все… Да что невеста не кажется?.. Неужто до сей поры нежит в постели белое тело свое?

— В светелке наверху сидит. Сейчас кликну ее. Сама еще не видала сегодня ее, — сказала Аграфена Петровна, выходя из горницы. — Только будь ты с ней, тятенька, осторожней, да опасливей, шуточки-то не больно распускай. Она такая стыдливая, совестливая. И с женихом даже стыдится словом перекинуться. Говорила я ей, что так нельзя, — не слушается.

«Прыгает, видно, девка по-козьему, а как косу-то под повойник подберут, станет ходить серой утицей, — подумал Чапурин, когда вышла из горницы Аграфена Петровна. — Девичьих прихотей не перечесть, и на девкин норов нет угодника и не бывало».

Скоро воротилась Аграфена Петровна, а вместе с ней и Дуня пришла. Была она до крайности взволнована, лицо алым румянцем подернулось, от усиленного перерывчатого дыханья высоко подымались девственные ее груди. С потупленными взорами, несмелой поступью подошла она к названному отцу и смутилась, ровно грех какой совершила, либо постыдный поступок.

— Здравствуй, дочка, подходи ближе, — весело и приветливо сказал, увидавши ее, Чапурин. Подошла Дуня, поздоровалась с ним.

— Сядь-ка рядком, покалякаем, — сказал Патап Максимыч, указывая на стоявший возле стул.

Ни слова не молвив, Дуня села возле названного отца.

— Каково поживаешь? Не соскучилась ли? — немного помедливши, спросил Патап Максимыч.

— Нет, — тихонько ответила Дуня.

— Ну, и слава богу. Это лучше всего. А ко мне в Осиповку когда сбираешься? — спросил Чапурин.

— Не знаю, — прошептала она. — Вот как Груня.

— А я было у себя на усаде домик для твоего житья хотел ставить, чтобы, значит, жить тебе на своей полной воле, отдельно от моей семьи. Да чуть ли не опоздал, — с ласковой улыбкой проговорил Патап Максимыч.

— Покорно благодарю вас за ваши попечения, — тихо молвила Дуня.

— Какие тут благодарности?.. Что между нами за счеты? — вскликнул Патап Максимыч. — Доброй волей, без твоей просьбы привелось мне взять попеченье о тебе и делах твоих… На то была воля божья. Так я рассуждаю. Какие ж тут благодарности? А, кстати, оренбургский татарин письмо прислал.

— Что ж он пишет? — с оживленьем спросила Дуня. — Есть ли надежда выручить дядюшку?

— Есть, — отвечал Патап Максимыч. — Обрадовался некрещеный лоб другой тысяче, что ты обещала ему. Беспременно, пишет, выкуплю, а не выкуплю, так выкраду, и ежели только он в живых, к лету вывезу его на русскую землю.

— Слава богу, — сказала Дуня. — Как только вспомню я, что у меня дядя родной в полону, сердце кровью так и обольется… Поскорее бы уж вынес его господь… Дарья Сергевна как у вас поживает?

— Ничего, здорова. С самого приезда в Осиповку не выходит почти из моленной. С канонницей чередуется — службу правит. Только скучает, очень даже скучает, — проговорил Чапурин.

— Жаль мне ее, — молвила Дуня. — Вот я и молода еще, а куда тяжело менять жизнь, а ей-то на старости лет каково?..

— Тебе-то, Дунюшка, от перемены в жизни тяготы не будет, — сказал, улыбаясь, Патап Максимыч. — Да что ж ты все молчишь, что не поделишься со мной своей радостью? Можно, что ли, поздравить тебя с женихом?..

Вспыхнула вся Дуня и с укором взглянула на Аграфену Петровну. «Это она рассказала», — подумала она.

— Чего еще таиться? — молвила Аграфена Петровна. — Еще не долго — и все будут знать, как же тятеньке-то наперед не сказать? Дуня молчала.