Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 69

Существо явно не ожидало от него подобной прыти. Оно отскочило в сторону и что-то пробурчало то ли испуганно, то ли сердито. И это не было ворчанием зверя, такие звуки мог издавать только человек. И хотя они совсем не походили на слова, в них ясно сквозило удивление.

В душе слабо затеплилась надежда. Вполне очевидно, что неизвестное существо боится Ивана не меньше, чем он его... Иван мысленно перекрестился. Неужто бог оставил его? Ведь он если и грешил когда, то только во благо, если не считать тех грешков, которые совершил в годы непутевой юности. Но он уже не раз отмолил их, не раз покаялся... С чего ради господу гневаться на него? Или он опять решил испытать его на стойкость?

В этот момент существо вновь и с еще большей осторожностью приблизилось к Ивану. Теперь оно стало шарить у него по спине, словно искало что-то, и несколько раз дернуло за веревки. Ивану показалось, что оно проверяло их на прочность. Это было и вовсе невероятно, но после этих рывков его путы немного ослабли.

И тут он окончательно потерял всякую способность соображать. Существо принялось не только тянуть, но и грызть веревки. Не его спину, нет, а именно веревки. И очень успешно с этим процессом справилось. Стягивающие его руки и ноги путы свалились на пол темницы, и существо довольно заурчало. Иван попытался подняться на ноги, но мешал ошейник, которым он был притиснут к столбу. К тому же ноги отказались ему повиноваться, и он упал на колени. Теперь его шея была неестественно вытянута. Ивану показалось, что он слышал, как хрустнули позвонки. Боль пронзила его с головы до ног. Он застонал, попытался дотянуться руками до повязки на лице, чтобы наконец избавиться от нее, но руки тоже повисли, как тряпки.

И тут существо пришло ему на помощь, оно ласково погладило его по голове, затем принялось развязывать узел на затылке, чем окончательно повергло Ивана в смятение. Нет, определенно это не зверь. Разве может зверь столь осторожно возиться с узлом и что-то бурчать при этом точно таким же тоном, как бурчал всякий раз дед Аким Вавилов, когда-то подшивавший валенки всей деревне и иногда сослепу попадавший шилом себе в палец.

Но и по голове своего внучка он гладил задубевшей от мозолей ладонью точно так же неловко и так же осторожно...

Иван снова ощутил дыхание существа за своей спиной, и оно уже не показалось ему таким зловонным. Чего он, спрашивается, закрутил носом, или это не он, не Иван Вавилов, вырос в деревне, где подобные запахи являются неотъемлемой частью крестьянской жизни?

Существо возилось с его ошейником. В какой-то момент Иван почувствовал, что под него проник палец, и острый коготь или ноготь царапнул ему шею. Иван дернулся, а его освободитель что-то успокаивающе пробормотал и снова погладил по голове.

Наконец и ошейник упал к его ногам. Иван ухватился за столб, попытался выпрямиться, но ноги опять подвели, и он сполз по столбу прямо на грязный пол своей темницы. Опершись руками, он сумел-таки развернуться и чуть не закричал от неожиданности. Перед ним сидел на корточках огромного роста человек в лохматой, вывернутой мехом наружу шубейке. Он был раза в три больше Ивана, глаза его отдавали желтизной и слегка светились, как у дикого зверя. Его лицо, совсем не морда, нет, с низким лбом и широкими надбровными дугами склонилось к Ивану. Оно было безволосым, нос – слегка приплюснутым с широкими ноздрями, а губы казались слишком толстыми для человека.

Его освободитель протянул большую руку, покрытую шерстью, к его голове... И Иван вспомнил... Ведь совсем недавно это самое существо или его собрат чуть не заставило его провалиться в очко нужника в огороде атамана. Господи, неужели он до сих пор без сознания и этот кошмар просто-напросто ему мерещится?

Он быстро отклонился в сторону и чуть было не упал, потому что голову повело от слабости. Иван чертыхнулся. И в это мгновение рука чудища настигла его и осторожно, уже в который раз, погладила по голове.

– Чуф-ф! Чуф-ф! – ласково фыркнул его избавитель и вдруг с трудом выдавил из себя: – И-и-ива-а-н... – затем стукнул себя кулаком в грудь и произнес с еще большим трудом: – Х-хла-а-ашша!

– Ч-что? – вымолвил, заикаясь, Иван, так как освобожденный от повязки язык до сих пор плохо слушался его. – К-кто ты такой?

Человек, а теперь Иван не сомневался, что это человек, но какой-то странный, не такой, как все, засмеялся, показав в улыбке крупные зубы, и протянул к Ивану руки. И тот не успел опомниться, как оказался на его широком плече. Дикарь несколько бесцеремонно хлопнул его по спине, но Иван от неожиданности потерял дар речи. Впервые с ним обошлись, как с кулем картошки, столь небрежно закинув на плечо. Он, правда, успел обвести взглядом свою темницу. Это была небольшая комнатенка, стены которой представляли собой плотно пригнанные, ошкуренные стволы деревьев. Пол был земляной, а столб, к которому он только что был притянут ошейником, являлся единственным украшением этой мрачной и неуютной темницы. Окон в ней не было, но тусклый свет проникал внутрь сквозь щель в частоколе. Казалось, кто-то раздвинул стволы, как гармошку...

Иван не успел сообразить, что это за щель и откуда она появилась, как его освободитель слегка пригнулся и скользнул прямо в нее. Снаружи было гораздо светлее. Щербатый диск луны завис над горизонтом. И вдруг Иван с ужасом понял, что человек не одет в шубейку, а покрыт густым жестким волосом. Правда, что-то похожее на лопнувшую на спине жилетку охватывало его мощную грудь, и это была единственная одежда на этом лохматом великане.

«Господи! Дикий человек! – догадка, словно комета, озарила сознание Ивана. – Но что ему нужно от меня?» – успел подумать он. В следующий момент его взгляд переместился вниз, и он задохнулся от неожиданности. Пятки великана свешивались с крошечного скального уступа, за который он умудрился уцепиться пальцами ног. Руками он, будто рачительный хозяин, вновь притянул бревна и установил их на прежнее место, потом довольно фыркнул и, удерживая Ивана под колени одной рукой, присел и вдруг сиганул вниз с отвесного обрыва.

Где-то далеко бесновалась и грохотала валунами река. Иван приоткрыл на миг глаза, которые в ужасе закрыл в момент прыжка, и обнаружил, что его спаситель довольно быстро спускается вниз по совершенно отвесной скале, цепляясь за корни деревьев и камни и проделывая это столь ловко и деловито, словно подобные упражнения давно вошли у него в привычку. За считаные минуты они спустились на дно пропасти, где бушевал и выл от ярости водный поток. Только теперь Иван перевел дыхание. Но в следующее мгновение ему пришлось пережить новое потрясение. Его спаситель вздумал форсировать реку вброд. Он начал прыгать с одного скользкого валуна на другой, камни едва виднелись в потоке стремительно мчащейся воды. Иван сжался в комок. Он даже не замечал, что промок насквозь и висит вниз головой. Порой гребень особо крутой волны проносился в каком-то футе от его лица, и тогда он мысленно прощался с жизнью.

Наконец и это препятствие было преодолено. Но испытания на этом не закончились. Дикарь несколько раз фыркнул, пристроил Ивана на своем плече поудобнее и опять полез, на этот раз вверх, но по столь же отвесной и скользкой стене, как и та, по которой они только что спустились.

Иван, как тряпка, висел у него на плече. Руки и ноги агента сыскной полиции безвольно болтались. Он почувствовал вдруг странное равнодушие и безмерную усталость. Ему было уже наплевать, что под ними добрая сотня футов, а то и две, скальной стены и что корни порой рвутся под рукой его освободителя, а камни осыпаются... Он закрыл глаза и словно окунулся во что-то мягкое и пушистое. Это «что-то» было столь же нежным и приятным, как Машины руки, когда она обнимала его в редкие счастливые минуты. Ведь иногда он позволял себе побыть с семьей чуть дольше, чем позволяли его служебные обязанности...

– Маша, Машенька, – прошептал Иван Вавилов едва слышно и окончательно потерял сознание...