Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 50

– А ты отвечай как оно есть, не виляй и не старайся нас обмануть. – Алексей пытался говорить убедительно, хотя понимал, что доводы его гораздо слабее вполне правомерных опасений казачка. – Ты ведь уже взрослый и понимаешь, что мы служим в полиции и не можем оставить все эти дела без последствий. И чем больше ты станешь запираться, тем больше неприятностей будет у твоего отца. Учти, за подобное укрывательство, если о нем узнают в губернии, можно с атаманства слететь.

– Так если я не скажу, как в губернии узнают? – вполне резонно спросил Сашка. – А расскажу, тогда точно у бати папаха слетит!

– Не упрямься, Александр! – сказал устало Алексей, пытаясь не выдать желания накостылять маленькому упрямцу по шее. – Рано или поздно мы все разузнаем, но если ты нам поможешь, то обещаю, что и бате твоему меньше достанется. Все сделаем, чтобы он в атаманах остался. Понимаешь, все, что в наших силах, сделаем.

– Нет, дядька Лексей, – заявил Сашка и поднялся на ноги. Голос его звучал твердо – казачок избавился от сомнений. – За Шихан мы вас уведем, а там уж сами отдувайтесь. Батю мы не сдадим, но все, что сами знаем, покажем. А коли случится какая беда, чур, мы с Шуркой не виноваты. Вы сами напросились.

– Ладно, договорились! Спасибо и на этом, – вздохнул Алексей, сдаваясь. И тоже поднялся на ноги. Он хорошо понимал, что Сашка побаивается, что его сочтут предателем, а такое бесславие в казачьей среде не забывается всю жизнь и строго порицается, как главнейшее отступление от казачьих законов. Поэтому Алексей не стал настаивать на дальнейших Сашкиных откровениях. Тот и так сказал предостаточно, чтобы в голове зароились мысли. Неужто ратники потому пошли на убийство Голдовского, что решили уйти из этих мест? Почему? И только ли боязнь наказания заставляет их покинуть давно обжитые места? Но тогда не ясно, по какой причине они задержались? Возможно, из-за раненого? И кто он такой? Почему его жизнь оказалась им настолько дорога, что ратники предпочли пренебречь опасностью и не скрылись в горах, хотя времени у них осталось совсем немного. Всего несколько недель. В августе в тайге пойдут дожди, а в горах выпадет первый снег... А ведь надо будет еще срубить зимовья, обустроиться, заготовить дрова, чтобы пережить лютые в этих местах морозы...

Сашка, обрадовавшись, что его оставили в покое, помчался к лошадям. Шурка уже вылез из балагана и крутился возле жеребенка. Братья встретились и затеяли оживленный разговор, размахивая руками и то и дело оглядываясь на Алексея. Но тот, занятый своими мыслями, не слишком обращал на них внимание. Казачата тем временем перестали болтать и, навесив над огнем два котелка, принялись готовить завтрак. В один из котелков засыпали пшено для каши, во втором кипятили воду для чая.

Переговаривались братья шепотом, вероятно, чтобы не привлекать к себе внимания, действовали сноровисто, и вскоре каша забулькала на огне, издавая аппетитный запах, что, несомненно, отвлекло Алексея от его мыслей. Он спустился к ручью, там на высоком, почти в рост человека пне они вчера оставили вымытую после ужина посуду, и остановился в изумлении. Посуды не было: ни чашек, ни ложек, ни кружек... Вместо них на пне красовался венок из желтых купальниц и голубых незабудок. Он подошел ближе и стал озираться по сторонам: возможно, кто-то переложил посуду в другое место? Но зачем? Пень был самым подходящим местом: и собаки не оближут, и лошади не наступят, если им вздумалось бы напиться...

Алексей пожал плечами и направился к костру, решив узнать у близнецов, не они ли перепрятали посуду, по какой причине и куда? Но не успел. Навстречу ему спускался к ручью Иван. Заметив в руках приятеля венок, он вытаращил глаза:

– Ты что, совсем спятил? Веночки принялся плести?

– При чем тут спятил? – рассердился Алексей. – Это ты спятил? Не видишь разве, цветы завянуть успели. Кто-то с вечера или ночью его вон там оставил! – Он кивнул на пень. – Я близнецам хотел помочь, пошел за посудой, а вместо нее вот... венок! – Алексей нахлобучил его себе на голову и подмигнул Ивану. – Гляди, чистая наяда!

– Погоди, – Иван, похоже, не разделял его восторгов и смотрел обеспокоенно, – что ты сказал? Посуда исчезла, а вместо нее кто-то вот это оставил?

– Ну да, – Алексей стянул с головы венок, – наверно, кто-то из ребят меня опередил, забрал посуду, а я не заметил... Сашка мне тут...

– Постой, – опять перебил Иван, затем взял из рук Алексея венок, задумчиво его осмотрел и поднял взгляд на приятеля. – Ох, Алешка, Алешка, занесла нас нелегкая в эти края! – Он обернулся на снующих возле костра казачат и тихо, почти шепотом, произнес: – Пять минут назад я точно такой же венок нашел за балаганом. На березе висел. Я поначалу думал, что это дело рук пацанят, а потом смотрю, не-ет! Какой дурак станет ночью по ручью шляться, чтобы цветов набрать да еще венки плести? Наши баглаи точно всю ночь дрыхли без задних ног! – Он провел ладонью по поникшим головкам цветов, словно проверял на ощупь, не чудится ли ему эта ерунда от недосыпа и усталости. Затем пристально посмотрел на Алексея. – Что это, Алешка? Неужто плата за мою пропавшую рубаху и исчезнувшие плошки-ложки? Но кому они, черт возьми, понадобились? Или кто-то нас за полных ослов держит? Это ведь уже не шутки, а форменное издевательство! – Он отшвырнул венок в сторону, тот зацепился за куст и повис на нем, покачиваясь. – Иван перевел с него взгляд на Алексея, и был он не по обыкновению печален, даже тосклив. – Кажется, это те венки, что вслед за нами понесут, только нам до них уже никакого дела не будет! Хотя смотрятся они лучше, чем те стрелы с черным опереньем! Помнишь?

Алексей молча кивнул. Как он мог про них забыть? Ничего похожего он в своей жизни не встречал, а расскажи ему кто-нибудь о таком случае, непременно высмеял бы рассказчика, обвинив его в чрезмерно развитой фантазии.

Иван, шлепнув себя по щеке, убил сразу с десяток комаров, выругался и опять оглянулся на костер. И вдруг неожиданно громко и твердо произнес:

– А за Шихан мы все равно сходим, пусть хоть всю дорогу нам венками покроют и стрел накидают! Только эти венки тем, кто их развесил, дорого обойдутся, а стрелы тем более! Я тебе, Алешка, как на духу говорю, иначе не работать мне в полиции! – И трижды перекрестился на восходящее над горами солнце.

Глава 22

Посуду близнецы не брали и были удивлены до крайности, когда Алексей рассказал им об оставленных вместо нее и пропавшей рубахи неизвестно кем сплетенных венках. После недоуменных возгласов и напрасных поисков посуды Сашка соорудил из бересты фунтики – жалкое подобие ложек и кружек. Кашу пришлось черпать из общего котелка и чай пить тоже из котелка, поочередно к нему прикладываясь, потому что в роли кружек «фунтики» оказались гораздо хуже, чем в роли ложек. Но все ж это было лучше, чем ничего. Только объяснений, кому могла понадобиться посуда и тем более рубаха в этой глуши, не нашли. Разве бродяга какой позарился? Но что ему делать в глухой тайге, далеко от человеческого жилья? И почему собаки даже не гавкнули? И Алексей не заметил и не услышал ничего подозрительного, хотя неизвестный воришка, судя по всему, разгуливал по поляне, как по бульвару...

Несмотря на эти непонятные потери, излишне суетиться не стали, правда, Иван бурчал некоторое время по поводу нечистой силы, которой, только ему попадись, он непременно пересчитает ребра за все фокусы. В лагере после завтрака задержались ненадолго. Безоблачное небо предвещало хороший день. Шум реки, стук дятлов, даже крики сварливых кедровок – все сливалось в одну бодрую, живую мелодию. От короткого летнего сна пробудились мрачные вершины Абаза, Шихана и далекого тензелюкского гольца. Свежий ветер дул с гор, разгоняя гнус.

Сашка, то и дело поглядывая на солнце, которое уже довольно высоко поднялось над гольцами, подгонял всех:

– Давайте быстрее, надо до жары через горы пройти. Там местами еще снег лежит. К обеду раскиснет, намаемся тогда.