Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 32

На крыльце появился Шаньшин. Натягивая на ходу папаху, он сбежал с крыльца.

– Что там стряслось? – спросил он сердито, а Алексей мысленно перекрестился, моля бога о том, чтобы утренний переполох не был вызван вылазкой близнецов. Но казачата, к его тайной радости, оказались ни при чем.

– Господин Голдовский исчез ночью из палатки, – неохотно пояснил Глухарь. Он настойчиво отводил взгляд в сторону от Ивана и Алексея. То ли узнал их все-таки, то ли манера у него такая – не смотреть людям в лицо?

– Как исчез? – опешил атаман и посмотрел на Ахмата. – Куда ему исчезнуть?

Индус выхватил из-за пояса кривой кинжал и стал им размахивать слева направо, потом сверху вниз, после чего, подложив ладонь под щеку, очень похоже изобразил спящего.

– Что это он? – с еще большим недоумением справился атаман, а Иван и Алексей переглянулись.

Глухарь это заметил и, судя по всему, не слишком обрадовался. Но все же что-то быстро сказал Ахмату (Алексей был совершенно уверен, что ни одного английского слова в этой короткой фразе не прозвучало), затем пояснил:

– Ночью неизвестные злоумышленники проникли в палатку сэра Корнуэлла. Его связали, а господина Голдовского увели с собой.

И опять Алексей отметил для себя, что слова «сэр Корнуэлл» были произнесены слишком легко и обыденно для простого проводника, тем более для малограмотного офени. Кажется, подозрения Ивана не лишены основания. И хотя Глухарь предпочитает смотреть в сторону, взгляд его выдает. Он принадлежит человеку властному, привыкшему командовать, а не подчиняться. Возможно, он и прячет его по этой причине. И, похоже, ему очень не нравится внимание, которое проявляют к его персоне гости атамана.

– Что за бред? – вмешался в разговор Иван. – У вас же охрана повсюду выставлена? Я сам видел. Кто мимо таких головорезов, – кивнул он на Ахмата, – смог бы пробраться незаметно?

– И не только пробраться, а увести Голдовского, да так, что ни один из сторожей даже ухом не повел, – произнес сокрушенно атаман и с явной надеждой в голосе справился: – Может, он сам какую хитрость провернул? Может, что украл и смылся?

– Нет, – отрицательно покачал головой Глухарь. – Сэр Корнуэлл после все проверил. Ценности и бумаги не исчезли. Вещи господина Голдовского тоже на месте, только слегка потревожены, словно в них что-то искали. Если и унесли что-нибудь, то на первый взгляд незаметное. Его же самого увели прямо в ночной рубахе, босиком, а за палаткой при осмотре нашли ночной колпак, в котором он всегда спал.

– Злоумышленники проникли через вход? – быстро спросил Иван.

– Нет, – возразил Глухарь, – разрезали заднюю стену кинжалом, как раз в том месте, где стояла походная кровать господина Голдовского.

– А сам Корнуэлл слышал что-нибудь? – поинтересовался Алексей.

– Он проснулся оттого, что кто-то на него навалился и заткнул рот его же ночным колпаком. Он потерял сознание от удара по голове и не почувствовал, как его связывали.

Иван и Алексей вновь переглянулись. Глухарь все толково объяснял. Речь его была грамотной, но он, казалось, не слишком заботился, чтобы скрыть это. Возможно, потерял бдительность по причине тревоги за судьбу Голдовского?

– Ладно, пошли! – приказал атаман. – На месте посмотрим, что к чему! – Он повернулся к Гаврюхе: – Пока мы до лагеря идем, снаряди с десяток добрых казаков. Придется, видно, по тайге пошарить. Не может быть, чтобы вовсе никаких следов не осталось.

Иван отстал на несколько шагов от процессии, двинувшейся в направлении лагеря экспедиции, и придержал Алексея за рукав.

– Постой, поговорить надо, – прошептал он и потянул приятеля за выступ забора. Они не заметили, что Глухарь один из всех обратил внимание на этот маневр и, кажется, помрачнел еще больше. – Скажи на милость, кому Голдовский мог понадобиться в этой глухомани? – Иван смотрел на приятеля с тем самым, очень хорошо и давно тому знакомым выражением, которое однозначно подтверждало опасения Алексея: Вавилов сделал стойку на дичь. Душа легавого не выдержала соблазна. Иван почуял добычу, а это значило одно: об отпуске придется окончательно забыть. Эти мысли, как стайка вспугнутых воробьев, вспорхнули и умчались прочь, потому что следующие слова Ивана заставили напрячься мозг Алексея, и он заработал как раз в том направлении, которое не давало ему покоя с того момента, как они заметили обоз Корнуэлла у здания гостиницы «Кандат». – Сдается мне, Алешка, уж не умыкнули ли Голдовского наши старые знакомцы – «ратники»? – произнес встревоженно Иван и оглянулся по сторонам. – Не зря ведь Евпраксия в станице вчера объявилась? Сам посуди, мальчонку они могли без всякого шума из баньки забрать. Стоило из-за этого на виду у всех крутиться, пока мы ее не застукали.

– Вполне согласен, что она дожидалась появления обоза, и вернее всего, она была не одна. Кто-то из их братии наблюдал за тем, как устанавливали палатки, и узнал, где стоит кровать Голдовского.

– А может, у них и вовсе есть свой человек в отряде, – предположил Иван, – тогда ему точно никакого труда не составило бы вывести Голдовского за пределы лагеря. Заметь их кто, есть готовое объяснение: сомлел, дескать, господин хороший от изрядной выпивки, а то и от воздуха деревенского, вот и взялся его проводить по холодку, чтобы оклемался скорее сердешный.

– Но какой резон «ратникам» уводить его именно сейчас? То же самое, но с большим успехом они могли проделать в тайге, – удивился Алексей.

– Резон есть, Алеша, – вздохнул Иван, – думаю, Голдовский – это тот блондин в очочках, что наведывался к бабкам-староверкам. И ратникам, наверное, известно гораздо больше, чем нам или уряднику. Неспроста, видно, избы полыхнули, ох, неспроста! И урядник потому ничего не нашел, что искать на пепелище было нечего. Книги забрали, а самих бабок прибили, скорее всего, еще до пожара.

– Ты считаешь, что Голдовский работал на Чурбанова? Поставлял ему таким образом старинные книги? – уточнил Алексей. – Но почему ж он так удивился, когда Чурбанов принес ему показать «Житие»?

– Значит, «Житие» не им было украдено. А насчет других книг даже не сомневаюсь! Вряд ли получится узнать, какие книги у бабок взяли. Вполне возможно, что те самые, которые забрали у Чурбанова.

– Но почему Голдовский оказался в экспедиции Корнуэлла? Они же за дикими людьми охотятся? При чем тут древние книги? – пожал плечами Алексей.

– Видимо, решил два горошка на одну ложку заполучить: и переводчиком подзаработать, и подальше в тайгу проникнуть. Помнишь, дед Семен рассказывал, что он все скитами интересовался да как к пустынножителям проникнуть? – Иван выглянул из-за забора и заторопил приятеля: – Давай, давай галопом за атаманом! Они, почитай, уже до лагеря дошли...

При виде Шаньшина, спускавшегося по откосу к лагерю, возбужденно галдевшие индусы притихли. Сэр Корнуэлл поднялся с походного стула, который стоял у входа в палатку, и, нервно ударяя себя хлыстом по руке, затянутой в кожаную перчатку, почти бегом направился навстречу прибывшим.

– It's terrible! It's terrible! – причитал он, как заведенный. – Mister Goldovsky... He was captured with somebody unknown! It's awfull, but my guards didn't notice anybody near the camp...

– Что он бормочет? – повернулся Шаньшин к гостям. – Без толмача теперь черта с два разберешься в этой тарабарщине.

– Ужасается, что его сторожа прошляпили исчезновение Голдовского, – пояснил Алексей. – Говорит, что того захватили в плен какие-то неизвестные. Вернее, подозревает, что захватили...

– Это и ежу понятно, что кто-то его захватил, – вздохнул атаман и попросил: – Ты его спроси, Алексей Дмитрич, может, он кого подозревает? Может, господин Голдовский ему рассказывал, что кто-то его преследует и по каким делам?

С грехом пополам Алексей перевел вопросы Шаньшина, но англичанин энергично затряс головой и развел руками. Дескать, чего не было, того не было...

– А если он сбежал по какой-то причине? Испугался чего-то и ночью тихонечко полозья смазал? – поинтересовался Иван.