Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 31

– Ну, теперь другой коленкор! Жить будем! И очень долго!

– Что-нибудь разглядел? – с нетерпением спросил Алексей.

– А тебе, что ж, весь обзор перекрыли? – усмехнулся Иван. – Я как увидел, что Гаврюха точно на насест взгромоздился, чуть через забор не сиганул. Думал, вдруг Никита решится за баней пошарить. Представляешь, если б он меня обнаружил? Стыда бы вовек не обобраться!

– Иван, – Алексей схватил его за плечо, – опять издеваешься? Говори, не тяни купца за...

– Ладно, чего там, не обижайся, – Иван пьяненько хихикнул. – Не зря я задницу морозил. Углядел, да такое! – Он помотал головой и неожиданно серьезно посмотрел на Алексея. – Углядеть-то углядел, но, кажется, все еще больше запуталось. – Он снова сделал глоток из фляжки и протянул ее Алексею. Тот быстро отхлебнул, даже не почувствовав вкуса спиртного, и сжал флягу в руках, весь превратившись во внимание.

Иван откинулся на подушки и стал рассказывать:

– Пребывать в засаде по любому случаю дело паскудное! Особенно если в огороде лежишь, между грядок, или в картошке хоронишься. Роса с кустов тебе за шиворот стекает, мухи-комары в кровь едят, а ты лежишь как связанный, и даже обмахнуться – ни боже мой! Потому после и ноги ломит, и спина отнимается! – Он вздохнул и сделал новый глоток из фляжки, которая незаметно перекочевала в его руки.

– Не отвлекайся! – нетерпеливо попросил его Алексей. – Про страдания потом поплачешься. Расскажи, что увидел, когда атаманша возле бани появилась?

– Бесчувственный ты, Алешка! Посмотрю, как запоешь, когда до моих лет доживешь! – беззлобно огрызнулся Иван, но продолжал свой рассказ уже без ненужных подробностей. – Елена Сергеевна вошла в баньку, свет зажгла, но я в окно не успел заглянуть. Тут же атаман объявился. Вошел следом за ней. Через пару секунд Елена Сергеевна вынесла кусок войлока и расстелила на траве возле забора, а Никита вынес на руках ребенка. Руки и ноги у него в лубках, голова забинтована. Вынес и на кошму положил. После перекрестились оба. И быстро-быстро пошли к дому. И ни разу не оглянулись. – Иван перевел дыхание. – А я в это время сижу в своих кустах и решаю: то ли подобраться мне к мальчонке и рассмотреть его поближе, то ли выждать некоторое время. Не зря ведь они его из баньки вынесли и на траве оставили...

– Так это был все-таки ребенок? – протянул удивленно Алексей. – Неужто тот самый, что в порог прыгнул?

– Чего не знаю, того не знаю, – покачал головой Иван, чьи движения обрели некоторую плавность, свойственную подвыпившим людям. – Однако побился он изрядно, похоже, именно он сиганул с моста. – Он вновь приложился к фляжке и откинулся головой на подушку. – Но слава тебе, господи, что не решился я выползти из лопухов. Только-только атаманово семейство скрылось в избе, как перемахнули через забор три фигуры в черных балахонах, подхватили мальчонку на руки и были таковы! Может, их и больше было, остальные просто в кустах прятались, про то не скажу, не видел. Понял только, что они верхами пришли, лошадь одна всхрапнула слегка, видно, когда раненого к ней поднесли. А так ни единого звука! Даже стука копыт не услышал. Наверно, тряпками их обмотали, бисовы дети!

– Ты говоришь, они были в черных балахонах? Опять, что ли?

– Опять и без что ли, – произнес устало Иван. – Мало того, у каждого из них на руке такое же кольцо, как у Евпраксии. И сдается мне, что одна фигура и двигалась легче, да и в спине поуже была, чем остальные. Наверняка снова наша знакомая шуровала.

– А у мальчонки кольца не заметил?

– Так я ж сказал, он весь в лубках да в бинтах! Разве что углядишь? – объяснил Иван.

– Выходит, этот ребенок имеет какое-то отношение к ратникам? – уточнил Алексей. – И Евпраксия оказалась в станице лишь потому, что хотела разузнать о его судьбе.

– Для этого не стоило появляться в станице, – усмехнулся Иван. – Думаю, про мальчонку эти господа в бахотне знали уже к утру. А на майдане деваха крутилась совсем по другой причине. Вполне вероятно, что поджидала обоз. Хотелось бы знать, чем он ей так интересен?

– Получается, что и в городе она его караулила? Сдается мне, она все время стояла как раз под аркой и следила за его прибытием. Ты помнишь, откуда она выскочила?

– Помню, чего не помнить? – вздохнул Иван. – И агенты Ольховского, видно, не один час ее пасли. И не меньше, чем из трех точек...

– И Глухарь вовсе не немой... Вспомни, как он на близнецов рявкнул. Но почему он затесался в проводники? Может, и впрямь какое задание выполняет?

Иван рассмеялся:

– А я что тебе говорил? Он такой же немой, как я – святая дева Магдалина. Представь его рожу, когда он нас завтра увидит?

– Ты, что ж, решил его задержать? – опешил Алексей. – Но это значит, что мы влезем не в свое дело!

– Вот и узнаем об этом прямо от него! А после Голдовского к стенке прижмем, – произнес Иван и с досадой добавил: – Все равно не будет покоя, если отпустим их с миром, Алешка. После век себе не простим, если какое непотребство прошляпим. А я всем своим нутром чувствую, что непотребство затевается изрядное, какого на моем веку еще не встречалось.

– А если вся эта история выеденного яйца не стоит? – сомневался Алексей. – И мы с тобой от нечего делать накрутили в голове черт-те что, над чем сами после хохотать будем до упаду?

– Лучше хохотать, чем слезами умываться, – заметил глубокомысленно Иван. Он приподнялся, взбил подушку и снова улегся. Затем хлопнул приглашающе ладонью рядом с собой. – Ложись давай! Поспать надо! Утро вечера мудренее!

– Теперь придется весь груз обратно распаковывать, – произнес огорченно Алексей. – Никита распорядился, чтобы к утру все было готово.

– Зачем его распаковывать? Нам и дня хватит, чтобы со всеми делами управиться, – вполне беспечно ответил Иван. – Отправимся на озера послезавтра. Жаль, конечно, но что поделаешь, если у нас планида такая... – Он повернулся к Алексею спиной и натянул одеяло на голову.

– Близнецы в дозор ушли, как бы не натворили чего-нибудь, – произнес обеспокоенно Алексей, укладываясь рядом с приятелем, но тот уже спал, посвистывая носом и даже слегка всхрапывая.

Глава 14

И все же их разбудили выстрелы. Издалека они прозвучали, как хлопки, но тем не менее привычное ухо откликнулось на них быстрее глаз, которые никак не хотели открываться. Ну разве годно так издеваться над человеком? Всю ночь ему не давали покоя, заставляли мерзнуть в засаде или лежать неподвижно в скрюченной позе, чтобы не выдать себя неосторожным движением. Наконец, все успокоилось! И только-только голова приникла к подушке, как вдруг – бац! – новая тревога... И прощай, вожделенный сон, прощай, вполне заслуженный отдых...

Нет, невыносима жизнь полицейского! И по-особому паскудна на восходе солнца, когда так уютно в мягкой постели, а тебя вдруг выдергивают из-под теплого одеяла и выбрасывают в зябкие предрассветные сумерки, совсем как шкодливого щенка, напрудившего в хозяйские туфли...

Низкие тучи, которые все-таки доползли с гор, нависли над станицей грязным серым саваном. Из них сыпалась мелкая гадость, от которой одно спасение – брезентовый дождевик, но от него тут же пришлось отказаться. Уж очень он неудобен для розыскных дел: и обзор излишне закрывает, и шумит при ходьбе, выдавая не то что каждый шаг своего хозяина, но даже его малейшее движение...

Очутившись во дворе, оба сыщика, не сговариваясь, бросились к воротам. Как раз в это время в них принялись изо всех сил бить ногами и оглушительно кричать:

– Открывай! Открывай! Тревога!

Тут же на крыльцо вывалился заспанный, в одном исподнем Гаврила и попытался обойти гостей. Но Иван оказался шустрее и оттянул в сторону деревянный брус – засов. Калитка, врезанная в створку ворот, распахнулась от удара, и во двор ввалились чернобородый Ахмат и тот, кого сыщики уже успели прозвать Глухарем. Оба ранних гостя были крайне встревожены и возбуждены.

– Где атаман? – скользнул по ним угрюмым взглядом Глухарь, а Ахмат что-то взволнованно заговорил по-своему и замахал руками в сторону лагеря.