Тевтонский крест - Мельников Руслан - Страница 70

Бурцев выругался. Громко, зло, смачно. Все пропало! Все! Он потерял из виду и Аделаиду, и Конрада Тюрингского. Даже знамена с черными крестами уже скрылись за краем Доброго поля. А сам он — пеший, безоружный, оглушенный и едва не расплющенный в давке стоял посреди бушующей людской массы.

Битва Востока и Запада продолжалась. Обратив в бегство опольских и великопольских рыцарей, татаро-монголы, однако, не добились долгожданной победы. Более того, кочевники подставились под сильнейший удар и сами едва не оказались на грани поражения.

С оглушительным трубным воем в бой вступили лучшие рыцари Генриха Благочестивого с силезским князем во главе. Княжеский резерв из отборных и прекрасно вооруженных бойцов вполне мог изменить ситуацию!

Тяжелая рыцарская конница врубилась в изрядно потрепанные, измотанные и рассеявшиеся во время преследования бегущего противника ряды степных воинов. Свежие силы поляков с ходу опрокинули большую часть ханских нукеров и приступили к избиению легковооруженных стрелков.

Непробиваемая линия лат и щитов расчищала себе путь, словно гигантский бульдозер. Копья сминали любое сопротивление. Когда же в тесноте рукопашного боя они стали помехой, в воздухе замелькали рыцарские мечи. Строй силезцев изломался, распался. Но лишь потому, что теперь закованным в броню всадникам было привычнее и удобнее прорубать дорогу в одиночку, под прикрытием верных оруженосцев и прислуги.

Напор поляков усилился. К воинам Генриха примкнули опомнившиеся беглецы из других полков. Гордые паны опольских земель и Великой Польши, устыдившись своего страха, снова разворачивали коней и вели в бой уцелевших кнехтов.

Глава 64

А Бурцеву приходилось туго. Едва отскочив из-под копыт коня одного всадника в помятых доспехах, он угодил под меч другого. Вовремя прикрылся щитом — тем и спасся. Но страшный удар сшиб с ног. Не один Казимир Куявский умел махать здесь неподъемными клинками.

Польский мечник помчался дальше, предоставив добивать врага задним рядам. Теперь на Бурцева несся, спрятавшись зачем-то за щит, рыцарь с копьем. Герба на щите не различить — весь забрызган кровью. Рядом скакал оруженосец. В кольчуге, с боевым молотом, похожим на загнутый клюв. Этот даже не прикрывался щитом, атакуя безоружного противника. Впрочем, молотобойца в расчет можно и не брать: наконечник длинного копья все равно настигнет Бурцева раньше.

Молотобойца в расчет взяли. Кочевник, вырвавшийся откуда-то сзади! С кривой саблей в кожаных ножнах на боку. С щитом, заброшенным за спину. C натянутым луком. Со стрелой, наложенной на тетиву. Бурангул, чертяка!

Мелькнула оперенная стрела. Раздался предсмертный вопль польского оруженосца. Ох, зря он забыл о щите и подставил под выстрел свою окольчуженную грудь. Кольчужке не остановить каленое жало татарской стрелы. Всадник упал. Боевой молот беспомощно клюнул землю в нескольких шагах от человека, которому должен был проломить голову.

Рыцарь обратил копье против нового и более опасного соперника. Чуть пропустил поводья меж пальцев, на что конь отреагировал легким поворотом, и, пришпорив скакуна, ринулся в атаку на степного лучника.

Татарский сотник не свернул. Бурангул скакал навстречу копейщику, чуть привстав в стременах. На тетиве — последняя стрела. В колчане — пусто. А обнажить саблю у Бурангула уже не будет времени.

Польский всадник укрылся за щитом и лошадиной шеей! Над стальным налобником коня и верхним краем щита виднелся только шлем-топхельм. Всадники стремительно сближались… Вот сейчас копье рыцаря ударит в открытую грудь степного стрелка! И кожаный панцирь не поможет. Вот сейчас!..

Бурангул спустил тетиву раньше.

Выпавшее копье ударило в землю. Рыцарь нелепо дернул головой, упал, зацепившись ногой за стремя, прогрохотал мимо. Готов! Татарская стрела торчала в смотровой щели шлема.

Бурангул осадил лошадь, протянул руку:

— Вацалав! Быстрее!

Одним прыжком Бурцев вскочил за спину кочевнику. Крепенькая кобылка даже не всхрапнула.

— Вовремя же ты тут появился! И как только успел?

— Имя у меня такое. «Рожденный бураном». — Бурангул гикнул. И воздух превратился в ветер. А потом ударили боевые барабаны.

Эхо тревожной дроби прокатилось по всему Доброму полю, пугая польских лошадей. А позади татаро-монгольского войска, на холмах у реки, поднялись сигнальные бунчуки, которых Бурцев еще не видел: овечьи кости и хвосты яков на длинных древках. Ну конечно, где ему такое видеть — воины Кхайду-хана при нем еще ни разу не отступали.

Надрывали глотки сотники и десятники. Всадники — и легковооруженные стрелки, и закованные в латы нукеры — торопливо поворачивали лошадей. Нет, это не было отступлением: непобедимые тумены бежали!

Погонял свою кобылку и Бурангул. А над далекими бунчуками, меж двух холмов у речки Несе вдруг возникло нечто… Яркое длинное тело. Хвост, развевающийся на ветру. Трепещущие крылья. Кошмарная черная морда с болтающимися под подбородком лентами и пучками нитей. Раззявленная пасть, из которой бьет сноп дыма и искр… Воздушный змей! Дракон с пороховым фейерверком!

— Смог! Смог вернулся! — раздались позади крики польских рыцарей[49].

Замешательство в рядах поляков позволило кочевникам оторваться от преследователей. Степняки гнали коней к огнедышащему монстру. Взмывший высоко в небо воздушный змей служил прекрасным ориентиром для воинов Кхайду-хана.

Китайские штучки?! Конечно! Вне всякого сомнения! Опять Сыма Цзян, желтокожий советник Кхай-ду, что-то замыслил.

— Наконец-то! — прокричал на скаку Бурангул. — Все готово!

— Что готово? К чему готово?

— Нужно успеть! — только и ответил татарский юз-баши.

Дикая скачка и ветер в лицо — особо не поговоришь. Дальше они мчались молча. Прямо к дракону. Мчались вместе со всей татаро-монгольской ратью.

После необъятного простора Доброго поля в балке меж холмами, за которыми бился на ветру и плевался огнем воздушный змей, было тесновато для такого количества людей и лошадей. Но кочевники, не задумываясь, влетели в узкую горловину. Поляки в угаре погони — за ними. Доблестным рыцарям, обратившим в бегство непобедимое адово племя язычников, негоже бояться летающую ящерицу.

Но что за…

С дымным пыхом китайский воздушный змей-фейерверк вдруг разлетелся на бумажные куски. Головы монстра попросту не стало, а тлеющие клочья крыльев, тулова и хвоста медленно опадали на землю. Непредвиденное ЧП или еще один сигнал?

Это был сигнал. Дальше все происходило настолько стремительно, что Бурцев уже не успевал удивляться.

Сначала прогремел торжествующий вопль поляков. Потом ветер донес обрывистый крик Бурангула: «… ержись!»

В ту же секунду лошадь, повинуясь воле наездника, резко свернула в сторону. И не только она. Вся бегущая масса кочевников, словно по команде, развалилась надвое.

Бурангул с Бурцевым оказались в задних рядах и еще не успели вырваться из балки. Выносливая степная кобылка с двойной тяжестью на хребте все-таки не могла похвастать спринтерской скоростью. Татарский сотник лишь прижал лошадь к правому склону и продолжал гнать вперед.

Бурцев выглянул из-за плеча Бурангула. Взгляд выхватил котлован низины. Неглубокую Нису. Топкие малопригодные для боя рыцарской конницы берега. А за речушкой, под тем самым местом, где парил дракон, — последний оплот татаро-монгольского войска.

Неполная сотня спешившихся воинов копошилась возле трех десятков самострелов. Очень странных самострелов: что-то вроде арбалетов, только покрупнее и похитрее. Аркабалисты? Скорпионы? Или как там их еще… Каждый ощетинился длинными тяжелыми стрелами — в два-три ряда. Многозарядные, видать, штуковины.

За метательными машинами выстроилась тяжелая нукерская конница. Тысяча отборных всадников, личная гвардия Кхайду. Весь оставшийся резерв. А позади гвардейцев возвышался шатер самого хана.

Хорошая позиция. Но весьма сомнительно, что этот отряд остановит атаку всего польского воинства. Хотя…