Сухая ветка сирени - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 13

– Точно не скажу, но, думается, последнее время, перед тем как с ним это случилось, собирался… Стал спрашивать у меня о вдовушках, костюмы купил, электрическую бритву. Раньше он редко брился, бороденка у него реденькая, белесая. А тут – каждый день зажужжал. И рубашки стал белые носить.

Опять все правильно и все по-человечески…

Поскольку самой артели уже не существовало – ее сменил промкомбинат, то сослуживцев Волосова найти в выходной день не удалось, и Николай поехал на хутор сторожа Петрявичкауса. Там жил его сын, механизатор, с семьей.

– Отец объяснил, что пошел за человеком потому, что видел эту белую «Волгу» несколько раз. И каждый раз она подъезжала к лощине с разных сторон, как будто кружила вокруг да около.

Пожалуй, это могло вызвать подозрения у сторожа, да еще скучающего у тихой овчарни, и заставить его проследить за незнакомцем.

– Отец считал, что это кто-то из фронтовиков ищет забытую могилку или свой окоп – такое часто бывает в наших местах. Вот он и пошел, чтобы помочь. Он ведь всю войну здесь был, он и хоронил убитых, и окопы заравнивал.

Похоже, что Волосов тоже искал что-то… Это, пожалуй, совсем странно. Но что?

– Скажите, а во время оккупации здесь ничего приметного не случалось?

– Нет. Место глухое, от дорог в стороне. Ничего такого не слышали. Да и жили хуторами, как бирюки. Может, рядом что и случалось, да мы не знали. Люди ведь боялись лишнее слово сказать…

– А фронтовики и теперь приезжают?

– Ну разве такое забудешь! Ездят… Но знаете, после того, что случилось с отцом, он как только увидит белую машину, так его аж трясет. Даже скандал устраивал приезжающим на белой машине. Один вначале обиделся, а потом увидел, что человек не в себе, махнул рукой и уехал. Не стал отругиваться. Следующий раз приехал уже на другой машине. А некоторые на отца чуть не в атаку. Но когда узнавали, в чем дело, – понимали и мирились.

К сожалению, ничего нового не удалось узнать и о Тихомирове. Часть, в которой он служил, ушла. Дома, где жили офицеры, оказались заселенными приезжими, и те, естественно, не знали инженер-подполковника.

Зеленым вечером Грошев уехал из Н.

По расчету времени он мог рано утром приехать в кемпинг, где была назначена дневка автотуристов. Но машина шла отлично, дорога оказалась довольно пустынной, и поэтому на привале Николай позволил себе поспать на час больше, чем предполагал.

Спать он не то что любил, а считал это совершенно необходимым. Как в разведке, так и сейчас, основная его работа заключалась в том, что он думал. Занимался ли он на турнике или отрабатывал огневую задачу, перечитывал или составлял протоколы, все равно мозг работал беспрерывно, исподволь приспосабливая все увиденное и узнанное к основному делу. Поэтому мозг всегда должен быть свежим, быстрым, а глаз – острым.

Усталость, сонливость можно подавить и казаться свежим и бодрым. Но мозг не обманешь. Он все равно сработает не так, как мог бы. И еще, кроме отдыха-сна, мозгу требовалось питание. По армейской практике он знал: самое верное подспорье мозгу – это сахар. Вот почему, выезжая из Н., Николай купил пачку рафинада и всю дорогу похрустывал льдистыми кусочками. На прямых участках дороги он настраивал приемник на веселую музыку и старался не думать ни о Волосове, ни о встрече в кемпинге: мозг должен отдыхать не только пассивно, но и активно.

В кемпинг он приехал около шести часов утра. Туристы оказались на месте. На «яме» под навесом стояла профессорская «Волга». Возле нее – красивая рослая девушка в комбинезоне.

– Здравствуйте. Прибыли? – спросил Грошев.

– Еще вечером.

– И уже за дело?

– Конечно, а то потом будет очередь.

– Ты с кем это там? – спросил мужской голос из-под машины.

– Отставший догнал, – ответила девушка. – Вы ведь отставший?

– Да… Задержался на работе и вот – гнал всю ночь. Я последний или еще кого-нибудь ждете?

– Отставших нет, а убывшие имеются. Тихомиров решил не возиться с машиной и поехал в Н. навестить знакомых.

Первая и очень серьезная неприятность. О том, что Тихомиров мог свернуть с трассы и промчаться в Н., следовало подумать раньше. Ни Грошев, ни Ивонин об этом не подумали. Задание если и не срывалось, то, во всяком случае, резко усложнялось. Но Грошев беспечно улыбнулся.

– Может, оно и к лучшему – отосплюсь.

Отсыпаться он, конечно, не собирался. Начиналось время, когда требовалось выложить себя до предела.

Он разыскал оперативника, который резонно возразил, что ни одна машина из кемпинга не выезжала, а Тихомиров свернул с трассы задолго до прибытия основной группы. Об этом своевременно извещено. Они согласовали будущие действия, и Грошев помчался в Н.

Солнце выкатилось как-то сразу – большое и жгучее. Очень хотелось пить. На дорогу Николай выпил несколько стаканов воды, но уже через несколько километров понял, что от жажды все равно не избавиться. Он заехал в сельпо, взял бутылку сухого вина, а в колодце набрал холодной воды. Тропический рецепт Ивонина сразу сбил жажду. Потом Грошев принял еще и таблетку, резко повышающую работоспособность. Термос с водой, приготовленной по тропическому рецепту, положил рядом, на сиденье, и нажал на газ.

Он уже свыкся с машиной, не думал о ней, а просто чувствовал ее как бы продолжением самого себя. Время шло к полудню, по дороге неслись потоки легковых автомашин – отдыхающие и туристы стремились к воде. Часто попадались могучие машины дальних перевозок и самосвалы. Приходилось притормаживать, а потом и резко обгонять. Снижая скорость, Николай все смелее держал руль одной рукой, а второй открывал термос и делал несколько глотков приятно-прохладной, кисловатой водицы.

Обогнав легковушки, он пристроился за огромным фургоном международных автоперевозок, неторопливо пыхтевшим на подъеме. Николай вывернул чуть влево. Дорога оказалась свободной, и он нажал на газ. Машина рванулась, и термос покатился по сиденью. Николай непроизвольно дернулся ему вслед и снизил скорость. Машина резко, словно наткнувшись на препятствие, затормозила, и термос упал.

И в это время на перевал выскочил новенький бело-голубой самосвал. Не снижая скорости, он ринулся вниз, прямо на Грошева.

Как он успел вывернуть, что сделал водитель самосвала, Николай так и не заметил – машины с ревом разошлись в нескольких сантиметрах, а может быть и миллиметрах, друг от друга.

Ни страха, ни растерянности Николай ощутить не успел. Он только выругался про себя и с горечью подумал:

«Ведь учили тебя: самое страшное для водителя – самоуспокоение. Как только приходит полная уверенность в себе и в машине – удвой внимание, а не то быть беде».

Он не видел, как ему вслед грозили кулаками шоферы, как один из них записал номер его машины: авария была слишком близка, чтобы простить Николаю такую оплошность. А он гнал и гнал, потому что очень хотел застать Тихомирова в Н., посмотреть, чем он там занят, и попытаться раз и навсегда установить истину.

Но ему опять не повезло. Уже под самым Н. железнодорожный переезд оказался закрытым. Возле грузовика стоял старшина-автоинспектор и проверял путевой лист. Он подошел и к Грошеву, козырнул и попросил предъявить документы. Николай предъявил, но старшина, не глядя в них, приказал:

– Поставьте машину на обочину и зайдите в будку.

Шлагбаум поднялся, и Николай, переехав полотно железной дороги, поставил машину на обочину, а сам побежал в будку.

– Понимаете, товарищ старшина, я очень спешу – оперативное задание.

Старшина покопался в своей сумке и, не глядя на Грошева, произнес:

– Любое задание нужно выполнять в соответствии с правилами уличного движения. А вы нарушили. И, как я вижу, неспроста. Ну-ка, дыхните.

– Куда дыхнуть? – опешил Николай.

– Не знаете? – подозрительно спросил старшина. – Объясняю. Вот пробирка. Я сейчас отломлю ей верхушку, и вы в нее подышите. Вот и все. Понятно?

– Но вы поймите…