Истории про девочку Эмили - Монтгомери Люси Мод - Страница 35

Твоя нежно любящая

Эмили».

Когда Эмили сложила свое почтовое извещение, снизу до нее донесся стук колес. Мгновение спустя Элизабет и Лору Марри встретило в кухне маленькое существо с трагическим видом, сжимающее в одной руке гаснущую свечку, в другой — красное почтовое извещение.

— Что случилось, Эмили? — воскликнула тетя Лора.

— Я умираю, — сказала Эмили торжественно. — Я съела отравленное яблоко, которое Надменный Джон выложил в своей мастерской для крыс. Мне остается жить лишь несколько минут.

Лора Марри упала на черную скамью, прижав руку к сердцу. Элизабет побледнела, как сама Эмили.

— Эмили, это какие-то твои новые игры? — спросила она сурово.

— Нет! — не без гнева воскликнула Эмили. — Это правда. Вы думаете, умирающий станет кого-то разыгрывать? И, пожалуйста, тетя Элизабет, передайте это письмо Илзи… и простите меня за то, что я плохо себя вела… хотя я далеко не всегда вела себя плохо, когда вам так казалось… и не позволяйте никому смотреть на меня после смерти, если я почернею… особенно Роде Стюарт.

К этому моменту тетя Элизабет пришла в себя.

— Сколько времени прошло с тех пор, как ты съела это яблоко, Эмили?

— Около часа.

— Если бы ты съела отравленное яблоко час назад, сейчас ты была бы уже мертва или тебя тошнило бы.

— О! — воскликнула Эмили, мгновенно преображаясь. Безумная, сладкая надежда поднялась в ее сердце… неужели у нее все-таки остается шанс на спасение? Затем с безысходностью в голосе она добавила: — Но я чувствовала боль в животе, когда спускалась вниз.

— Лора, — сказала тетя Элизабет, — отведи девочку в летнюю кухню и сейчас же дай ей хорошую порцию горчицы с водой. Вреда не будет, а пользу, возможно, принесет… если есть доля правды в этой ее истории. Я иду за доктором — может быть, он уже вернулся, — но по пути загляну к Надменному Джону.

Тетя Элизабет вышла… вышла очень быстро… если бы это был кто-нибудь другой, можно было бы сказать, выбежала. Что же до Эмили… тетя Лора тут же дала ей рекомендованное рвотное, и две минуты спустя Эмили уже ничуть не сомневалась, что умирает и чем скорее умрет, тем лучше. Когда тетя Элизабет вернулась, Эмили лежала на кухонном диване, такая же белая, как подушка у нее под головой, и такая же безжизненная, как увядшая лилия.

— Неужели доктора не было дома? — в отчаянии воскликнула тетя Лора.

— Не знаю… нет необходимости звать доктора. Я с самого начала так думала. Это была всего лишь одна из шуток Надменного Джона. Он решил напугать Эмили… просто для забавы… это его представление о забаве. Отправляйтесь в постель, мисс Эмили! Ты заслуживаешь всего, что вынесла. Это тебе наказание за то, что ты вообще ходила к Надменному Джону, и мне тебя ничуть не жаль. Такого испуга я не переживала уже много лет.

— У меня вправду болел живот, — захныкала Эмили, в которой отчаяние в сочетании с горчичной водой временно угасило присутствие духа.

— Всякий, кто ест яблоки с рассвета до заката, должен ожидать, что у него заболит живот. Больше никаких болей у тебя сегодня не будет, ручаюсь. Горчица тебе поможет. Возьми свою свечку и отправляйся в постель.

— Хорошо, — сказала Эмили, неуверенно поднимаясь на ноги. — Но я ненавижу этого сволочного Надменного Джона.

— Эмили! — воскликнули обе ее тетки в один голос.

— Он заслуживает ненависти, — сказала Эмили мстительно.

— Ох, Эмили… какое ужасное слово ты сказала! — Тетя Лора, казалось, была чем-то огорчена.

— А чем вам не нравится слово «сволочной»? — спросила заинтригованная Эмили. — Кузен Джимми часто его употребляет, когда что-нибудь выведет его из себя. Он употребил это слово сегодня… сказал, что эта сволочная телка опять проломила ограду пастбища.

— Эмили, — сказала тетя Элизабет, с видом человека, решившего выпутаться из неприятностей наиболее простым способом, — кузен Джимми — мужчина… а мужчины иногда, в пылу раздражения, употребляют выражения, которые неприличны для маленьких девочек.

— Но в чем дело со словом «сволочной»? — упорствовала Эмили. — Это не богохульство, нет? А если нет, тогда почему я не могу его употреблять?

— Оно не… не для воспитанных леди, — сказала тетя Лора.

— Ну, тогда я больше не буду его употреблять, — сказала Эмили, смирившись, — но Надменный Джон — сволочной.

Тетя Лора никак не могла отсмеяться, после того как Эмили ушла наверх, и тетя Элизабет сказала ей, что женщина в ее возрасте должна быть более благоразумной.

— Но, Элизабет, ты же знаешь, что это было смешно, — запротестовала Лора.

Так как Эмили уже не было поблизости, Элизабет позволила себе довольно мрачную улыбку.

— Я изложила Надменному Джону несколько простых истин. Думаю, ему нескоро снова захочется уверять детей, будто они отравились. Когда я ушла, он буквально скакал от ярости.

Измученная, Эмили уснула, как только легла в постель, но час спустя неожиданно проснулась. Тетя Элизабет еще не пришла в спальню, так что жалюзи были подняты, и Эмили видела дружески подмигивающую ей прелестную звезду. Вдали призывно стонало море. Ах, до чего хорошо было просто быть одной и живой! Жизнь снова казалась прекрасной… «разжигала аппетит», как выражался кузен Джимми. У нее будет возможность заполнять стихами всё новые почтовые извещения — мысленным взором Эмили уже видела длинную поэму, озаглавленную «Мысли обреченного на скоропостижную кончину», — играть с Илзи и Тедди… рыскать в амбарах с Задирой Сэл… смотреть, как тетя Лора снимает сливки в молочне… помогать кузену Джимми в саду… читать книжки в Приюте Эмили… бегать по Сегодняшней Дороге… но не ходить в мастерскую Надменного Джона! Она решила, что никогда больше не будет иметь дела с Надменным Джоном после его дьявольски жестокой шутки. Так напугать ее! Да еще после того как они долго были такими добрыми друзьями! Эмили была так возмущена, что не могла уснуть, пока не сочинила рассказ о своей смерти от крысиного яда и о том, как Надменного Джона судили за ее убийство и приговорили к смертной казни, и о том, как он был вздернут на виселицу, такую же высокомерную, как он сам — Эмили лично присутствовала на площади, где разыгрывалась эта ужасная сцена, несмотря на то, что давно скончалась в результате его преступления. Когда она наконец срезала его с веревки и похоронила с позором — при этом по ее лицу ручьями бежали слезы от сочувствия к жене Надменного Джона, — она его простила. Вполне вероятно, он все же не был сволочным.

На следующий день, поднявшись на чердак, она записала все это на почтовом извещении.

Глава 14

Вскормленные фантазией

В октябре кузен Джимми начал варить картофель свиньям — неромантичное название для весьма романтичного занятия… таким оно, во всяком случае, представлялось Эмили, чья любовь ко всему красивому и живописному была удовлетворена как никогда в те долгие, холодные, звездные вечера подходящего к концу года.

В углу старого сада росло несколько елей, под которыми над сложенными кружком, большими камнями висел громадный железный котел — такой большой, что в нем легко можно было бы приготовить целого быка. Эмили думала, что он, должно быть, остался на земле со времен волшебных сказок, когда в нем варил себе овсянку какой-нибудь великан, но кузен Джимми сказал ей, что котлу всего сто лет и что его выписал из Англии старый Хью Марри.

— С тех пор мы всегда варим в нем картофель для свиней, — сказал он. — В Блэр-Уотер считают, что это несовременно; у них всех теперь паровые котельные со встроенными кипятильниками, но, пока в Молодом Месяце всем заправляет Элизабет, мы будем использовать наш котел.

Эмили была уверена, что никакой встроенный кипятильник не может обладать очарованием громадного старинного котла. Вернувшись из школы, она помогала кузену Джимми наполнять его до краев картофелем, а после ужина кузен Джимми разводил под ним огонь и весь вечер бродил поблизости. Иногда он — эта часть представления всегда приводила Эмили в восторг — поправлял дрова в огне длинной кочергой, посылая к темному небу великолепные снопы розовых искр, иногда помешивал картофель длинным шестом — и выглядел при этом, со своей странной раздвоенной седой бородкой, в подпоясанной широкой блузе, совсем как какой-нибудь старый гном или тролль из скандинавской сказки, помешивающий содержимое волшебного котелка, — а иногда сидел рядом с Эмили на сером гранитном валуне возле котла и читал ей свои стихи. Эти минуты нравились Эмили больше всего, так как поэзия кузена Джимми была на редкость хороша — по меньшей мере, местами, — и кузен Джимми имел «подходящую, хоть и немногочисленную аудиторию» в лице этой худенькой маленькой особы с бледным оживленным личиком и восторженными глазами.