Вам вреден кокаин мистер Холмс - Мейер Николас - Страница 40

Фрейд и Холмс вернулись с последним грузом добытого топлива и отправили его в огонь, сообщив, что в вагоне не осталось ничего, что может гореть. Теперь или никогда! Если огонь начнет затухать, что, по-видимому, должно скоро случиться, игра будет проиграна.

— Отцепите платформу, — посоветовал начальник вокзала. — Так мы выиграем в скорости.

Холмс кивнул и, оставив его присматривать за раненым машинистом, взял меня с собой. Мы пробрались через пустой тендер и остановились над сцепкой, связывавшей нас с остовом вагона. Под нами с головокружительной быстротой неслась земля. Холмс сел верхом на огромные железные крюки, а я лег на живот и крепко обхватил его за талию.

Сначала он откинул тяжелые звенья аварийной сцепки, а затем принялся раскручивать болты, прикреплявшие вагон к тендеру. Из-за огромной скорости и оглушительного грохота это оказалось трудным делом. От напряжения грудь Холмса ходила ходуном. Со своего места я не мог видеть, что он делает, к тому же у меня начали болеть руки — ведь требовались огромные усилия, чтобы удержать Холмса в таком непрочном положении. Наконец сцепка разошлась, и паровоз рывком прибавил скорость. Не вцепись я в Холмса, он бы сорвался вниз и встретил мгновенную смерть.

Но я держал его железной хваткой и медленно затащил на край тендера. На это, казалось, ушла целая вечность, и мне не хотелось бы когда-нибудь повторить подобный трюк. Почувствовав себя в безопасности, Холмс устало кивнул и стал сгибать и разгибать корпус, чтобы отдышаться.

— Никогда и никому не позволяйте говорить, что вы были всего лишь моим летописцем, Ватсон, — выдохнул он, когда к нему снова вернулся дар речи. — Никому и никогда, слышите?

Я улыбнулся и последовал за ним. Когда мы пробирались через тендер, то старались не высовываться, так как стрельба продолжалась и рядом свистели пули. Хотя на таком расстоянии могла поразить лишь шальная, вроде той, что ранила машиниста.

Мы благополучно достигли кабины и посмотрели вперед. Не было сомнений в том, что наш локомотив быстро нагоняет поезд барона. Я предложил отцепить также и тендер — раз уж там не осталось ничего, что могло бы гореть. Но Бергер предостерег от этого, сказав, что тендер служит балластом и на такой скорости расстаться с ним опасно.

Итак, мы сожгли все, что поддавалось огню, избавились и от остова вагона, в первую очередь от Тяжеленных колес. Больше ничего нельзя было сделать. Если не нагоним поезд теперь, все наши усилия пойдут прахом. Я пришел в ужас от одной лишь мысли о международном скандале, который вызовет наш прорыв через границу, не говоря уже о том, сколько железнодорожных правил мы нарушили, буквально перечеркнув каждый их параграф. Чего стоило одно только уничтожение железнодорожной собственности!

На моих глазах стрелка манометра, все время находившаяся на месте (всего в нескольких делениях справа от красного поля), упала, и Холмс громко вздохнул, так громко, что это было слышно, несмотря на грохот клапанов и рев огня в топке.

— Мы проиграли, — сказал он. Так оно и было бы, не соверши барон в своем желании поскорее удрать роковой ошибки.

Только было я собрался сказать Холмсу какие-то утешительные слова, как мое внимание привлек последний вагон впереди идущего поезда: он приближался к нам с угрожающей быстротой.

— Холмс! — показал я на вагон. — Они отцепили его!

Бергер тоже увидел это и, чтобы избежать столкновения, рванул за рычаги тормозов так резко и быстро, как только смог. Паровоз пошел юзом, из-под колес посыпались искры. Секунд двадцать мы пребывали в страшном напряжении, так как продолжали скользить вперед с прежней скоростью. Отцепленный вагон был все ближе и ближе. Казалось, удар неминуем. Фрейд крепко держал раненого машиниста, но в последнее мгновение мы поняли — столкновения не будет. Барон освободился от вагона на спуске, и, поскольку до этого паровоз тащил его за собой с приличной скоростью, вагон, повинуясь непреложным законам инерции, теперь катил впереди нас. И, хотя расстояние между нами было приличное и двигался он достаточно медленно, все же мог бы отправить нас под откос, не затормози Бергер столь решительно.

Оценив положение, Холмс сбросил плащ и двинулся вокруг кабины к носу паровоза.

— Дай пар! — крикнул он. — Попробуем сцепиться с ним!

Бергер какое-то время колебался — слишком рискованным был план, но все же открыл клапан. Поручни, тянувшиеся вдоль котла, нагрелись так, что к ним невозможно было притронуться. И Холмсу пришлось снять сюртук, чтобы браться им за поручни, пробираясь по пышущему жаром локомотиву.

Фрейд, Бергер, машинист (он даже поднялся на ноги) и я затаив дыхание наблюдали за Холмсом, который дюйм за дюймом продвигался к носу паровоза, в то время как вагон, отцепленный от поезда барона, стал снова неумолимо приближаться. Но Бергер был мастером своего дела: он подтолкнул вагон так мягко, как только было возможно, принимая во внимание скорость, на которой выполнялся маневр. Последовал короткий удар, однако ни паровоз, ни вагон не сошли с рельсов, а поскольку спуск кончился и начался подъем, вагон точно приклеился.

С паровоза Холмсу удалось перебраться в вагон. Оттуда он махнул нам рукой, чтобы и мы следовали за ним. Я уже было собрался идти, но Фрейд придержал меня.

— Куда вы с вашей ногой? — прокричал он мне на ухо, а затем, сняв с себя куртку и соблюдая те же предосторожности, двинулся к Холмсу.

Вскоре он вернулся с грудой вагонных занавесок, которые мы тут же отправили в топку, и передал нам предложение Холмса отцепить тендер, что вполне теперь можно сделать. Бергер согласился, что это возможно (хотя и нежелательно), и мы принялись за работу. Вскоре наши усилия увенчались успехом. Вернулся Холмс с новой порцией топлива, и стрелка манометра поползла вверх. Получив дополнительное горючее и избавившись от тендера, мы опять стали нагонять барона. Холмс подошел к Бергеру, занятому управлением, и стал что-то говорить ему на ухо. Тот удивленно взглянул на него, пожал плечами, но затем ободряюще похлопал по спине. Холмс пробрался ко мне и попросил револьвер.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался я, протягивая оружие.

— Все, что смогу, — отвечал он теми же словами, которые в подобном случае произносил Фрейд. — Ватсон, старина, если нам не суждено больше свидеться, вы ведь помянете меня добрым словом, правда?

— Но, Холмс...

Он сжал мне руку, давая понять, что не стоит тратить слова попусту, а затем повернулся к доктору Фрейду.

— Это необходимо? — спросил тот. Как и я, он, похоже, не имел ни малейшего представления о намерениях сыщика, но его слова произвели угнетающее впечатление.

— Боюсь, что да, — отвечал Холмс. — Во всяком случае, мне больше ничего не приходит в голову. Счастливо оставаться, Зигмунд Фрейд, и благослови вас Бог за то, что вы уже сделали для рода человеческого и сделаете в будущем, а также за то, что спасли мою никчемную жизнь, если не больше.

— Я спас ее не для того, чтобы потом помочь вам расстаться с нею, — возразил Фрейд, и мне показалось, что глаза его увлажнились, хотя, быть может, это произошло от жара, сажи и ветра.

Но Холмс уже не слышал его, ибо снова двигался по направлению к вагону, который мы толкали перед собой. Поезд барона был все ближе и ближе. Все были так поглощены его приближением, что лишь в последний миг увидели другой состав, несшийся нам навстречу по параллельному пути. Однако Холмс, который в это время изо всех сил старался не потерять опору под ногами, не видел его, как и не слышал наших отчаянных криков, чтобы он подтянулся и прижался к паровозу, пока мы не разминемся. Грохот встречного состава так напугал его, что он отпустил одну руку, и его почти всосал чудовищной силы воздушный поток. Но сыщик сумел все же удержаться и кивнул нам, подав знак, что с ним все в порядке. В следующее мгновение он исчез в пустом вагоне.

Случившееся потом невозможно в точности передать, хотя я по многу раз видел все это во сне и даже сравнивал свои воспоминания с тем, что запомнилось Фрейду. События произошли столь стремительно и сумбурно, что смешались у нас в памяти.