Ленинский тупик - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 20

На поверку мы с вами, дорогой Иваныч, вытянули вовсе не дом. А что? Старую, замшелую корягу, которую и топором не возьмешь. Промашка это наша или нет? “Замшелая коряга” мудрит, делит стройки на разряды группы. Все расписано, расчерчено на графики. Графики красивые, разноцветные.

А на деле?! Куда пойдет наш Шурка? Где больше платят. Потому как не все дыры учли и зашили: в каждом ведомстве свои нормы и расценки И вот на стройках прорабы вынуждены подгонять зарплату под наивысший, по возможностям нашей бедняцкой страны, уровень. Иначе они растеряют рабочих, провалят стройку и сядут на скамью подсудимых. Ничего нам старая коряга , по сути не предложила, кроме все той же выводиловки…

- Тут я отчасти осведомлен. - заметил Игорь, оглядываясь на окно, за которым экскаваторы громоздили песочный Монблан. - Я как-то, под командой вашей замечательной Огнежки, побросал песочек…

- Уж не влюбились ли вы, Иваныч, в нашего прораба? Второй раз слышу от вас, что она замечательная. Берегитесь, господин крановщик! Кавказ дело тонкое…И вообще прошу прорабов треста “Мосстроя три” от дела не отрывать!

Оба засмеялись. Ермаков от всей души. Игорь сдержанно. С горчинкой… Управляющий тяжело, опираясь рукой о стол, поднялся, подошел к окну.

Казалось, корпуса росли в пустыне, и пустыня подступала к строительству со всех сторон, грозя его завалить желтыми и красноватыми барханами.

- Вон тот, по просьбе Замечательной побросал, красненький, - показал Игорь.

- - Какой он красненький! Он - золотой!.. Почему? Считай!

Этот песочек перенесен сюда экскаватором. Затем его перелопатил другой трест - дорожники, которые рыли траншеи, сейчас его начинают ворошить озеленители… Прикинь стоимость кубометра песочка. Не золотой ли он?

Ермаков вернулся на свое место, спросил уже со свирепыми нотками в голосе:

- Удим дальше, Иваныч! - ткнул большим пальцем на портрет за своей головой. - Он-то что думает? Аппарат в руках - У каждого в голове Счетная Палата. Делают, что надо. По науке. Да вот беда: чиновник на Руси подстреленный, пуганый. На всю жизнь пуганный, он начальству в рот смотрит… Много у Никиты высмотришь?

Ермаков уж едва не рычал. Густо багровея, он дернулся всем телом, словно подсекая леску, которую, по его словам, чуть удлинили. -Вот тебе рыбка поглубже…

- Видишь, что теперь показалось над водой? - Он взглянул куда-то под потолок.

Игорь пожал плечами.,

- Не видишь?! Мимо не раз прогуливался. Москва, улица Горького. Красавец дом, и внутри одни красавцы. ГОСПЛАН! Прямо у Никиты под рукой. Он тянет леску, что думает? Спроси у них - не ответят: государственный секрет. А какой тут секрет?! Госплану доверено спланировать годовой фонд зарплаты. Может он спланировать меньше прошлогоднего?.. А в прошлогодний-то все “приписки” и “намазки” вошли чохом. Вся наша еб…волевая экономика.

Постиг иль нет, летчик-налетчик? Все сталинские чудеса в решете, куда девались? Их в кремлевскую стену не замуруешь. Они - премудрым Госпланом ЗАПЛАНИРОВАНЫ. Для этого он и существует. Запланированы наперед… И на год, и на пять лет. Так и ползет - тянется.

В тресте говорят, .”Ермак все может”. Игорь почти уверился в этом. И вдруг…

Игорь ощутил и растерянность, чувство досады, почти жалости за этого недюжинного человека, который, оказывается, немощен в самом главном - в деле, которому он посвятил свою жизнь.

- Разуй глаза, Иваныч! Я бы кепки срывал, ежели это Госпланом не было б запланировано?! Запланировано и кое что почище! В горячую минуту все можно… Бывает стены построек падают на головы рабочих- строителей.. Рушатся не от труб иерихонских. За библейскую старину тут не спрячешься!.. Тюрьма нам за это? Утвержденный властью план выполнил - все простят. Победителей не судят. План-план, любой ценой. Даже кровавой! А уж кепке-то цена копейка!.. Тянем дальше?

Игорь в досаде пожал плечами.

- Вы человек, казалось мне, такой независимый,- а на поверку всю жизнь зависели от Силантия, от Чумакова… Вы у них в кулаке! На посылках у “королей каменной кладки”! Вам не Госплан помеха…

Ермаков не заговорил - он закричал, словно в борьбе, до которой он был так охоч, ему заломили руку:

- А-ах ты! Не на Госплане свет клином сошелся? Идти выше?! Ждут тебя там, как же! Исстрадались, ожидаючи… - Ермаков оборвал себя на полуслове. Он отнюдь не собирался упоминать при Некрасове серое, с огромными окнами здание ЦК КПСС на Старой площади столицы, которое сам некогда восстанавливал.

“Что еще приоткрыть ему, романтику, так его и этак!”- думал он в ожесточении

- Самую неподъемную опорную, пусть и гнилую, корягу недавно на Президиум ЦK вытягивали. Твой разлюбезный Никита, говорят, охрип, втолковывая, что по старому жить нельзя.. А где у него старое - где новое? . Молотов, у него вся жопа в сталинских ракушках, в штыки пошел. Не созрели, де, условия… А ты, дорогой ты наш хрущевский подкидыш, машешь кулаками - Он с трудом сдерживал себя. - Куда тебя несет? Поперед батьки в пекло? Поперед батьки?! - распалял себя Ермаков. - Мальбрук в поход собрался… За Шурку лупоглазого…”

Ермаков обрушился на Игоря, как обрушивался иной раз на прорабов, не помня себя, срывая накопившееся на сердце:

- - Нигилист! Еретик, так тебя растак! - Он встряхнул головой, как бы соображая, что он такое сказал, потом, вдруг торопливо выйдя из-за стола, положил руку на плечо Игоря. - Газетные витрины, боевые листки, лекции о Луне и Марсе, молоко на корпусах… Перелопатил? Перелопатил! За то тебе, Игорь Иванович, земной поклон. Ну, и… - Он сделал рукой движение по кругу: мол, продолжай в том же духе. И снова не сдержался, вскипел: - Твое дело петушиное! Пропел - и все. Утро началось. Главное, не опоздай с “ку-кареку”. Этого они не любят… Что? В армии на строгость, а у строителей на грубость не жалуются. - Он приложил свой обожженный кулак к груди. -Добрый мой совет, Игорь Иванович! не лезь не в свое дело. А то и у тебя кепочку сорвут. А то и твою ученую голову - этой практики у них навалом…. Ты, кажись, фолклорист… в прошлом? Так твое дело - песни. Слышишь вон, голосят? Вынимай свою тетрадочку, и карандашиком чик-чик…

Из-за окна доносился звенящий женский голос. Ермаков подошел к окну, выглянул в него. И то ли снизу заметили управляющего, то ли случайно так пришлось, но там подхватили в несколько голосов, с присвистом:

“Управляющий у нас

На рабочих лается,

Неужели же ему

Так и полагается?”

Ермаков грузно осел на скамью, стоявшую у стены. На этой скамье обычно ерзали прорабы, вызванные в кабинет управляющего. Не сразу прозвучал его голос, глуховатый, усталый и… оправдывающийся.

‘Игорь круто, всем корпусом, повернулся к нему. Ермаков, как говаривали-на стройке, не оправдывался еще никогда и ни перед кем.

- Прораб, Игорь Иванович, работает не восемь часов, а сколько влезет, - устало заговорил он. - Холодище. Грязь. Летом пыль, духота. А то в траншее, под дождем. Сапоги чавкают. Сверху сыплется земля. Как пехотный командир на позициях… Такие условия вырабатывают характер. Иногда ляпнешь…- Он встал со скамьи, морщась, видно раздосадованный и своими мыслями и своей виноватой интонацией; властно рубанул воздух рукой и заговорил снова горячо, - может быть, не только и не столько для Игоря, сколько для себя самого:

- Ты впечатлителен, как моя дочка Настенька. Петуху голову отрубят -она ночь спать не будет. И страхи твои петушиные. Пе-ту-ши-ные, слышишь?! Взбрело же такое в голову - паренек пришел на стройку по комсомольской путевке, вырос в тресте, а он сует его в деклассированные элементы. В босяки. - Ермаков отмахнулся рукой от возражений. - Шурка, повторяю, кадровик, гордость нашего треста. Ты психоанализ над собой производи, слышишь? Акоп-мизантроп не глупей тебя, у него эта самая “выводиловка” поперек горла стоит, а он от тебя, энтузиаста, скоро будет в крапиве хорониться… Повременщина родилась на свет божий раньше египетских пирамид. Ежели тебя добрый мОлодец, ничему не научил нынешний улов…