Конец эпохи - Марышев Владимир Михайлович - Страница 24

– Ага! – улыбнулся Горак. – Явились, господин дуэлянт? Пришли проведать поверженного противника? – Он отбросил шутовской тон, но улыбку с лица не убрал. – Ну заходите, сегодня ваш Хид уже почти в полном порядке.

– Уф! – выдохнул Родриго. – Что это было?

– Очевидно, просто-напросто очень сильный стресс. Защитная реакция организма на какое-то необычное явление. К сожалению, мне так и не удалось вытянуть из Хида, что же с ним приключилось. То ли скрывает, то ли на самом деле память отшибло. Случается и такое. Ну а в общем-то, он резко пошел на поправку. Еще немного здесь подержу и выпущу.

Хид лежал в кровати и смотрел визор. В глубине «ящика» симпатичный мужественный герой круто разбирался с полдюжиной отвратительных громил. Это было совсем нетрудно, так как негодяи выглядели какими-то заторможенными и в придачу усиленно мешали друг другу. Увидев командира, недавний «псих» убавил громкость визора и сделал попытку подняться.

– Лежи, лежи, – махнул рукой Родриго, усаживаясь на стул. – Ну как ты?

Хид пожал плечами:

– Как вам сказать… Довольно сносно, командир. Вроде бы очухался. Вчера было хуже. А позавчера… Доктор говорит – ложку не мог в руке держать.

– Да, не хотел бы я оказаться на твоем месте. А ведь мог бы. И любой из группы мог. Согласен, Рик? Мы же все были тогда в лесу!

Хид выключил визор.

– Может любой, – сказал он, – а может, и нет. Что, если мне место попалось такое… заколдованное?

«Я не ошибся! – подумал Родриго, пытаясь скрыть охватившее его легкое возбуждение. – Он помнит, что с ним приключилось. Определенно помнит! Но колеблется, не может решить, стоит ли об этом рассказывать. Понять его, конечно, можно: любой человек, проявивший себя в ответственный момент не с лучшей стороны, постарается скрыть истину, сошлется на то, что ничего не помнит, или придумает еще что-нибудь в том же духе. Но у меня есть шанс его разговорить. Я чувствую это!»

– Место, говоришь, заколдованное? В каком смысле?

– Да это я так… – уклончиво ответил Хид. – Я ведь мало что помню. По лесу блуждал – еще кое-как… смутно… А дальше… Сегодня ребята приходили, рассказывали, как я на вас бросился, так я долго поверить не мог. Даже сейчас не верится…

– Ничего, ничего… Помнить нашу нелепую стычку совсем необязательно. Я и сам хотел бы ее забыть. А вот то, что было в лесу… Как ты говоришь – смутно?

– Ну… отрывочно.

– Слушай, так и это уже кое-что! Попытайся вспомнить хоть какие-то детали, фрагменты… Надо обязательно понять, что случилось в лесу. Чтобы не посылать ребят к черту в зубы, чтобы не трястись потом из-за каждого, не ожидать, что он с налитыми кровью глазами заявится на Базу и начнет всех крошить направо и налево. Мне нужна твоя помощь, Рик. Ты ведь не откажешься, верно?

Хид сел в кровати и подтянул колени к подбородку. Он всё еще колебался.

– Вас не обманешь… Вы почувствовали, что я пытаюсь что-то утаить? Да?

Родриго молчал. Он боялся, что какое-нибудь неосторожное слово сломает уже протянувшийся между ними хрупкий мостик, заставит собеседника спрятаться в скорлупу недоверия.

– Ко мне сегодня уже приставали, – продолжал Хид, – расскажи да расскажи… Я им наплел что-то про амнезию… мол, головой ударился, дальше – туман, в себя пришел только здесь, в изоляторе. А сам думал: если решусь рассказать – то только вам… может быть… И вовсе не затем, чтобы загладить свою вину. Просто вы – это вы, а они – это они. Узнав, что случилось, вы не будете, как они, ржать, похлопывать меня по плечу и говорить что-нибудь вроде: «Ну, старина, ты и оплошал! Такой шанс упустил!» Я, наверно, не очень внятно объясняю?

Родриго напрягся. «Вот момент», – подумал он.

– Пока не очень. Но я, кажется, начинаю догадываться. У тебя… у тебя было видение?

Хид, до этого разглядывавший свои колени, резко повернул голову и встретился с ним взглядом.

– Так вы… Так вы, командир, тоже?.. Понятно. – Он снова отвел глаза, словно чего-то стыдился. – Но я… Я думаю, вы видели что-то другое, потому что… А, черт! Чего я тяну? Слушайте. Помните ту поляну, на которой меня оставили? Большая такая… В общем, уселся я в центре, чтобы видно было, если какая гадость из леса полезет. Снял шлем, расстегнулся до пояса. Сами понимаете, когда так печет, никаких сил нет инструкцию соблюдать.

«Что это он так разоткровенничался? – подумал Родриго. – Кстати, я ни разу не видел, чтобы Хид нарушил инструкцию. Значит, не ошибся: у меня на глазах он один человек, стоит отойти – другой. Неужели действительно выслуживался?»

– Так вот, – продолжал Хид, – сижу я себе на самом солнцепеке и вижу: выходит кто-то из леса и направляется прямиком в мою сторону. Я, конечно, сразу за пульсатор. Пригляделся – и подумал, что схожу с ума. Знаете, кто это был? Голая женщина! Ну без единого лоскутка! – Он проглотил слюну. – Тут я и думаю: одно из двух – или тебе, Рик, голову солнцем напекло, или это какая-то местная русалка… или нимфа… Не разбираюсь я. Идет, бедрами покачивает, молодая такая, лет восемнадцать, а фигурка у ней… в жизни такой не встречал, хотя баб у меня, надо сказать, хватало, отводил на Земле душу… В общем, стою я, открыв рот, глазам своим поверить не могу. А она всё идет, спокойно так, запросто, будто всю жизнь только нагишом и разгуливала. Голову высоко держит, волосы у нее длинные, до пояса, грудки небольшие, аккуратные – загляденье. Ну как раз такая, каких я люблю, командир! И что самое удивительное, меня совсем не замечает. Словно нет здесь никого, кроме нее! Так и прошла в пяти шагах, даже голову не повернула. Меня как будто жаром обдало. Забыл я, что не может ее здесь быть, никак не может! Глазам своим поверил – ведь вот она, живая, аппетитная, только руку протяни… Ну и… помутилось у меня в голове. Как же так, думаю, девочка в самом соку, красивая, как картинка, а вот дойдет сейчас до края поляны, скроется в лесу – и привет. Никогда ее больше не увижу. И до того мне это несправедливым показалось… Ведь забыл уже, когда женщину в руках держал. В общем, решил не упускать. Пошел следом. Девушка, говорю, постойте, не проходите мимо такого бравого парня, может, найдется, о чем потолковать? Бесполезно. А я всё не отступаю. Затянул известную песню: не хотите ли, мол, скрасить одиночество мужественного десантника? Понимаю ведь, что вздор несу, что не на Земле я, а ничего с собой поделать не могу. Уговариваю, уговариваю, только реакции по-прежнему никакой. Вот тогда я и распалился по-настоящему. Вы же мужчина, командир, сами понимаете… Короче, положил я пульсатор и уже не пошел – побежал за ней. Тут только она и обернулась. Увидела меня, вскрикнула – и понеслась прочь. Но ведь как! Будто не удирает, а сама хочет, чтобы ее поймали. Красиво так бежит, словно в замедленной съемке… Я, само собой, догнал ее в два счета, схватил за руку и повалил на траву. Упала она на спину, сжалась в комочек, грудь руками закрыла, а в глазах слезы… Меня сразу как по сердцу полоснуло. Ну-ну, думаю, бери ее, герой-десантник. Какая великая победа – справиться с беззащитной, перепуганной девчонкой… Муторно мне стало, и собрался я уже отпустить ее с миром. Но не отпустил…

Хид сгорбился еще больше, шея утонула в могучих плечах.

– Понимаете, командир… Эти слезы… Она и так была красива, но теперь сделалась еще привлекательнее. Есть женщины, которые от слез хорошеют, вы знаете… Видимо, это на меня подействовало. Я всегда мечтал быть с такой, как она, а попадались постоянно разнузданные, размалеванные девицы. Если бы она кричала, умоляла меня не трогать ее… Черт его знает, у меня сердце не каменное. Но она молчала и только закрывалась руками. В общем… Можете, командир, считать меня распоследней свиньей, только я нагнулся, схватил ее за плечи, притянул к себе… Тут это и началось.

Перед глазами у меня запрыгали какие-то серые хлопья, девчонка пропала… да и вообще всё пропало, оказался я словно в тумане. Стал шарить вокруг себя руками и наткнулся на стену, упругую такую, как силовое поле средней напряженности. Куда ни повернусь – всюду эта стена. И чувствую – сжимается она, медленно так, но через несколько минут сдавит меня насмерть. Вот когда я пожалел, что нет с собой пульсатора. А жить-то хочется! Стал я биться о стену, наносить удары по всем правилам, как учили. А силы перед концом удесятерились – пожалуй, носорога, и того свалил бы. Ну а стене хоть бы что. Сжимается и сжимается. Я уже перестал трепыхаться – руку повернуть некуда. Стою и жду, когда кости затрещат. Вдруг стена исчезла, а меня кто-то начал в узел завязывать. Словно я из резины сделан. Не знаю, как вам это объяснить…