Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта - Страница 57

– Вы готовы на все, лишь бы достичь желаемой цели? Хотите унизить меня и разозлить? Но стараетесь зря, красавица. Принц Робер не шутя заботится о физическом и душевном здоровье своих рыцарей.

Флора тоже встала и кинула на него пренебрежительный взгляд из-за плеча.

– И предоставил вам какую-нибудь шлюху из борделя! Я не ошиблась?

– Разумеется. Но если знать, в какой обращаться, найдешь прехорошеньких. Сир Робер и сам туда обращается в случае необходимости. Он сам выбрал для меня девушку.

Это воспоминание было отрадным. Николь, у которой он бывал в доме хромой Гилы возле огородов в Париже, была молоденькой, светловолосой, свежей, ласковой и веселой. Она со смехом учила его любовной науке, и он не раз навещал ее, один или вместе с компанией, за что Робер д’Артуа хвалил его.

– Встречайся, встречайся! Нет лучше средства против сетей придворных дам и девиц, они такие же распутные, как шлюхи, но куда более опасные и дорогостоящие. Разумеется, Его Величество король смотрит на плотские забавы по-другому, и для него веселые девушки – творения сатаны. Не опасайся он бунта, перетопил бы их всех в Сене, как слепых котят, – заявил Робер, заливаясь веселым смехом, перед которым никто не мог устоять.

Рено был благодарен сиру Роберу за то, что он заставил его переступить этот порог. Господин избавил его от терзаний плоти и навязчивых мыслей. Отныне Рено мог любить королеву, не марая ее образ недостойными мыслями, не доходя в своих мечтах до оскорбления Ее Величества… Но он не забыл, что пережил и перечувствовал в Понтуазе, стоя под окном Маргариты, когда она рожала младенца Филиппа. Он знал, что желает ее по-прежнему, но теперь мог держать в узде неуемных коней своего воображения.

Внезапно он заметил, насколько нелепа сложившаяся ситуация: и он, и Флора стояли в полном молчании. Флора прислонилась спиной к колонке кровати, сложила на груди руки и смотрела перед собой невидящим взглядом, словно забыв о его присутствии. Говорить им было больше не о чем, и Рено направился к двери, но тут он услышал голос Флоры:

– Когда король Генрих ехал со своими гостями во дворец, я не видела барона Рауля…

– И не увидите, если не поедете в Лимасол, где он предпочел остаться.

– Почему?

– Он избегает празднеств и пиров и ждет только одного: когда корабли вновь выйдут в открытое море. Компанию ему составляет безутешный вдовец, Гуго де Лузиньян, граф Марш, который оплакивает бывшую королеву Англии Изабеллу. Они хорошо понимают друг друга и расположились лагерем один подле другого.

Если Флора и огорчилась, узнав новости о Рауле, то никак не обнаружила свои эмоции. Трудно было понять, что выражал ее взгляд, когда она обратилась к Рено с вопросом:

– Так вы упорствуете в своем нежелании мне помочь?

– Я не отказываю вам в помощи, но не понимаю, как это сделать. Безумием было приезжать сюда, и я не знаю, что вам посоветовать. Наведаться в Лимасол – значит очень сильно рисковать. Если бы барон был один, то вам, я думаю, не составило бы труда вновь подчинить его своей власти, но вокруг него его рыцари, и вы всех их прекрасно знаете…

Флора отвернулась, чтобы Рено не увидел ее слез.

– Уходите! – произнесла она глухо. – У вас неблагодарное сердце! Когда я поспешила вам на помощь, я не задумывалась ни о чем и не старалась выяснить, убил или не убил несчастный юнец отца и мать! Вы были похожи на заблудившегося ребенка, и вы мне нравились. Разве я не нашла способа, чтобы вам помочь?..

Рено получил приказ уйти, но не тронулся с места. Упрек задел его за живое, он счел его заслуженным. В свой час Флора сделала все возможное и невозможное – ничего о нем не зная! – чтобы вытащить его из тюрьмы, избавить от пыток и виселицы! Какое право он имеет учить ее? Она совершенно одна в чужой стране, ей здесь неоткуда ждать помощи. Рено подошел к ней, взял за руку и, повернув, поцеловал в ладонь, что говорило о проснувшемся в нем участии.

– Я вернусь, – сказал он. – Не предпринимайте ничего без меня.

Рено и в самом деле не знал, чем он сможет помочь Флоре за то короткое время, что они пробудут на острове. Но он рассчитывал, что сон, пусть очень недолгий, все-таки внесет ясность в тот сумбур, что царил у него в голове после праздника во дворце и такого бурного продолжения вечера. Рено трудно было себе представить и другое: как он заплатит долг Флоре, не разгневав своего оруженосца? К счастью, Жиль Пернон куда-то исчез еще до того, как они отправились пировать во дворец. Без сомнения, пошел пробовать кипрские вина, такие вкусные и ароматные. Рено не нашел его и вернувшись в особняк Ибелинов и решил, что тот застрял в какой-нибудь таверне. Сейчас это очень устраивало Рено, но вовсе не отменяло объяснения в будущем. Немного поразмыслив перед тем, как погрузиться в сон, Рено решил, что самым правильным будет, если он расскажет все как было и просто-напросто попросит у Пернона совета.

Но когда Пернон – к его чести надо сказать, трезвый как стеклышко и такой же сияющий – разбудил Рено при первых лучах солнца, поговорить они не успели, так как принца Робера с его рыцарями срочно вызвали в королевский дворец: государь хотел с ними поговорить.

Не сомневаясь, что речь пойдет об отплытии в Святую землю, которого все ждали со дня на день, Рено несколько обеспокоился. Он не знал, что предложить Флоре д’Эркри, если они двинутся в путь через несколько дней. Рено искал решения, которое не смущало бы его совести. Если он поможет Флоре увести Рауля де Куси с пути раскаяния и вновь ввергнет его в пучину греха, он и сам совершит великий грех. Но если он предоставит несчастную саму себе, то бог ведает, что еще она натворит! Обдумывая все на трезвую голову, Рено корил себя за легкомыслие: он ни в коем случае не должен был участвовать в делах Флоры. А теперь как он выпутается из этой истории?.. Хотя пока он только пообещал, что снова с ней повидается. Что ж! Свое обещание он может выполнить, и дай бог, чтобы за это время его осенила какая-нибудь идея!

Новость, которую им сообщил Людовик, огорчила Рено до такой степени, что он на время позабыл о Флоре. Дело было вот в чем: как только на Кипр прибудут герцог Бургундский и принц Альфонс со своими воинами, без которых поход не начнется, крестоносцы отправятся… в Египет!

И, хотя нельзя было усомниться в почтении, которое все испытывали к королю, поднялся страшный шум.

– В Египет? – возмутился папский легат Эд де Шатору. – Да ведь мы находимся в двадцати лье от Сен-Симеона, антиохийского порта! Сир! Неужели вы забыли, что мы собираемся отвоевать у неверных землю Христа и нам нечего делать в Египте?! Святое Семейство укрывалось там какое-то время, спасаясь от резни, устроенной царем Иродом, но это было недолго, поэтому пребывание в Египте имеет для нас мало значения!

Множество голосов одобрили речь легата, к ним присоединился и Робер д’Артуа, горевший желанием как можно скорее сразиться с неверными:

– Сир, мой брат, мы можем отплыть хоть завтра, через два дня будем в Святой земле и сразу же вступим в сражение с темными силами! Мы сметем их со своего пути!

Людовик не мешал бушевать страстям, дожидаясь, когда буря утихнет сама собой, и только поглядывал на них синими, как озера, спокойными глазами. Когда все немного успокоились, он заговорил:

– Сиры рыцари и вы, мой брат Робер! Мне кажется, вы плохо себе представляете, в каком состоянии находится империя, оставленная Саладином. Мы знаем, что Иерусалим вернулся в руки христиан и Иерусалимское королевство существовало недолгое время под призрачной властью императора Фридриха II, укрепить которую помог крестовый поход Ричарда Корнуэльского и Тибо Шампанского. Однако в августе 1244 года орды турков-хорезмийцев, которых монголы согнали с их исконных земель, обрушились, будто тучи саранчи, на Святой Иерусалим, захватили его и разграбили. А вскоре христиане лишились Тивериады и Аскалона. С 1245 года все эти земли были объединены рукой султана Ас-Салиха Айюба, который к своему египетскому царству присоединил и Дамаск, где покоится вечным сном его предок, великий Саладин. Франки владеют теперь лишь узкой полосой сирийского побережья, тогда как султан Ас-Салих Айюб не покидает больше своего дворца в Каире. Он уже не молод и, как говорят, тяжело болен. Захватить нужно сердце его империи. Когда Египет окажется в наших руках, он станет для нас разменной монетой, за которую мы получим Иерусалимское королевство! Целиком и полностью!