Вещи в теле. Психотерапевтический метод работы с ощущениями - Ермошин Андрей Федорович - Страница 6

По завершении этого процесса диагностическая фаза повторяется. Ключевой вопрос этой фазы: «Что осталось на месте бывшего образования?» Определяется, как правило, нечто мизерное по размеру, объему, весу, нечто вроде точки или пятнышка. «Нужно ли оно для чего-то?» – уточняется еще раз. И если не нужно, пациент наблюдает очищение организма от остатка переживания, портившего его состояние. Это происходит путем рассасывания, испарения, размывания и т. д. В ряде случаев «точка» просто «улетает».

Итогом данной части работы становится восстановление равновесия ощущений в теле. Именно на основе этого состояния формируется программа действий на будущее, вырабатывается новый стиль поведения в проблемной ситуации, встреча с которой вызывала сбой в состоянии пациента.

Серия подобных «прочисток» сознания приводит к новому уровню свободы пациента в распоряжении своими психическими силами, к изменениям в его образе жизни.

ДИАГНОСТИЧЕСКАЯ ФАЗА

Пациент приходит в кабинет врача, не всегда зная, с чего начать. Для него очевидно одно: ему плохо. В чем состоит это «плохо»? Как велико количество дорожек, по которым может пойти дальнейшее общение двух людей, один из которых врач, а другой – пациент! И от позиции врача очень многое зависит в выборе пути.

Вспомним, что обычно происходит при обращении человека к «классическому» врачу. «На что Вы жалуетесь?» И жалобы выслушиваются. Собираются данные анамнеза. Затем проводится объективное обследование: перкуссия, аускультация, пальпация, затем – инструментальные и лабораторные исследования. Сумма данных позволяет судить о состоянии определенных органов, выдвигать диагностические гипотезы. Дифференциальная диагностика предполагает выбор наиболее вероятных заключений из поля возможных. В последующем диагноз будет уточняться «ex juvantibus», исходя из оценки хода лечения на основе предварительной гипотезы. Активность врача при этом довольно велика. Пациенту предписано быть «послушным», «стойко сносить все тяготы службы».

Таким образом, диагност в этих взаимоотношениях – врач. Инструмент исследования – «клинический аппарат» врача плюс приборы, являющиеся продолжениями его органов чувств. Направление обследования – состояние органов и систем. Позиция пациента – терпеть, как и положено по его статусу (patientis по-латыни – «терпящий»).

Близкая позиция беспристрастного исследования психопатологических феноменов, определения симптомов, синдромов и «нозологической формы» заболевания у психиатров сохраняется до сих пор.

«Хорошо собранный анамнез – половина диагноза» – эти традиции наследует клиническая психотерапия, с одной стороны, допуская участие личности пациента в определении его судьбы, но, с другой, – не переоценивая роль психологических факторов в формировании состояния пациента. (Чрезмерное увлечение психологизированием называется не иначе, как психоложеством). Клиническая психотерапия проявляет интерес к особенностям конституционально-генетического склада личности пациента, а психотерапевту отводит роль наставника, учителя: «Дело пациента – болеть, дело психотерапевта – в его болезни разбираться, правильные лечебные процедуры назначать».

Врачеватели, обходящиеся без медицинской подготовки, копируют эту позицию эксперта в пародийном виде. «Народный целитель» все знает за своего клиента, все ему расскажет: что было, что есть, что будет, кто ему «сделал». Его основной инструмент – наитие. Он готов ответить практически на все вопросы, так же как и излечить все болезни…

При явном различии в содержании профессиональный и непрофессиональный подходы объединяет то, что они отводят пациенту роль статиста. (Кстати, далеко не все обращающиеся за помощью отвергают такую пассивную роль. Среди клиентов находится немало откровенных сторонников подобной позиции.)

Директивная позиция врача по отношению к пациенту была особенно характерна для начального этапа формирования психотерапии. Шарко и его школа, Пьер Жане, исследователи феноменов суггестии французские врачи Льебо и Бернгейм, швейцарец Август Форель много сделали в исследовании сомнамбулизма и феноменов истерии и подготовили открытие аффективных истоков симптомов, в частности истерии, Брейером и Фрейдом. Однако их методики также предполагали большую активность врача.

Закладывая основы «психологической» психотерапии, Фрейд сделал замечательное движение в сторону большего взаимодействия с пациентом при выявлении, толковании и последующей переработке его состояния. Правда, оставались «пережитки» старого, «гипнотического» периода развития психотерапии: пациент пассивно лежал на кушетке, аналитик был от него отгорожен.

Юнг в значительно большей степени склонялся к «диалектическому методу». «Если я как психотерапевт чувствую себя по отношению к пациенту авторитетом и в соответствии с этим претендую на то, чтобы знать что-либо о его индивидуальности и быть в состоянии делать о ней верные заключения, то я тем самым расписываюсь в собственной некритичности, поскольку оказываюсь несостоятельным в оценке противостоящей мне личности»[9].

Он так описывал особенности «диалектического способа действия, т. е. позиции, избегающей любых методов»:

«Терапевт при этом более не действующий субъект, а свидетель индивидуального процесса развития. (…) Аналитик здесь не вышестоящий, компетентный, судья и советчик, но участник, находящийся в диалектическом процессе так же, как и (теперь уже) так называемый пациент. (…) В отношении врач-пациент взаимно соотносятся две психические системы, и поэтому всякое достаточно глубокое проникновение в психотерапевтический процесс неизбежно приведет к выводу, что из-за индивидуального своеобразия участников отношение «врач-пациент» должно быть диалектическим процессом. (…) Понятно, что более сложным, духовно выше стоящим натурам не поможешь благодушными советами, внушениями и попытками обращения в ту или иную систему. В таких случаях врачу лучше снять доспехи методов и теорий и положиться лишь на то, что его личность стоит достаточно твердо, чтобы служить пациенту точкой отсчета и опоры. При этом надо серьезно взвесить вероятность того, что личность пациента, возможно, превосходит врача по уму, духовности, широте и глубине… Во всех таких случаях врач должен оставить открытым индивидуальный путь исцеления, и тогда исцеление приведет не к изменению личности, а совпадет с процессом индивидуации, т. е. пациент станет тем, кем он в сущности является»[10].

На североамериканском континенте Карл Роджерс и другие психологи гуманистического направления провозгласили доверие к собственным способностям клиента к личностному росту.

Значительное развитие этот принцип получает в НЛП, предлагающем воздерживаться от содержательных инструкций и ограничиваться лишь формальными.

Следование процессу клиента является основополагающим принципом процессуально-ориентированной психологии.

Размышляя об опасности утверждений, а тем более внушений (в частности, в процессе психоанализа), В.Т. Кондрашенко и Д.И. Донской замечают: «Существуют определенные трудности в использовании внушения. Одна из них состоит в том, что пациент привыкает к этой регрессивной форме поддержки и использует ее как протез. Вторая трудность возникает, если внушение используется без его последующего осознания. В этом случае внушение аналитика не анализируется и, как следствие, у пациента может сформироваться новый невротический симптомокомплекс. Чаще всего это происходит, когда интерпретация преподносится пациенту как догма»[11].

Таким образом, внушения, борясь с одним комплексом, могут породить другой.