Прорыв - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 25

Наум и Геула доставили ее на такси. Иосиф разъяснил ей, что произойдет возле московского цирка, и попросил написать письмо, в котором изложить все, что ей хочется высказать западным корреспондентам.

Профессор Дискина тут же набросала. Геула взяла письмо и отправилась к 1267"Чалидзе.* У Чалидзе была слава "законника". Это на Руси очень много. Советский человек изучает в школе только "основной закон", то есть сталинскую конституцию (с 1268"хрущевскими, а затем 1269"брежневскими уточнениями). О прочих -- действующих -- законах он твердо знает лишь то, что закон - дышло...

Все устаревает на Руси, кроме этой древней мудрости: "Закон -- что дышло, куда повернешь, туда и вышло..."

Как тут без "законника1270""?! Тем более близкого к 1271"сахаровскому Комитету...

Чалидзе жил в районе Арбата, в старом добротном доме. Шаги в подъезде отдавались гулко. Как в царском дворце или подземном гроте. Многие робели, уже входя в подъезд. Иные начинали заикаться. Особенно, когда законник останавливал на собеседнике свой "прожигающий" взгляд. Или листал документы замедленно важными движениями. Спорили диссиденты: что это? Нарочито выработанные приемы человека, который "много о себе понимает"? Или естественные манеры знатока, в котором, говорили, течет кровь грузинских князей. Спорили и побаивались...

Геула не спорила и не побаивалась. Она промчалась по парадной лестнице так, что та ответила ей чечеточным гулом. Чалидзе улыбнулся 1272"Геуле, просмотрел письмо и сказал: "Много эмоций. Давайте, я изложу..."

Пожалуй, это было первое письмо московских евреев не эмоциональное, а деловое и юридически выверенное. Эмоции в нем таились, как таится в железной коробке "адской ма1273"шины" взрывчатка... Но мощь его была не в этом.

ЦК партии объявило на весь мир устами "дрессированных евреев", что в СССР нет евреев, желающих покинуть родину социализма. И это не Хрущев когда-то объявил, не его и Брежнева присяжные антисемиты, а сами евреи. Вот, смотрите и слушайте!..

Письмо, рожденное в тиши квартир Иосифа 1275"Гура и Валерия Чалидзе, рвануло почти атомной силой:

ВРЕТЕ! ВРЕТЕ! В РЕ-О-О ТЕ!..

Оно ударило детонирующей волной и изо всех городов, казалось, спящих навеки.

Но пока что оно лежало на столе Иосифа Гура, чуть помятое (Гуля принесла его за пазухой)1276", в 1277"одном - единственном экземпляре. Но, как сказал великий 1278"Галич, "Эрика" берет четыре копии, И этого достаточно..."

Четыре копии немедля пошли в дело. Строго говоря, пошли три. Четвертую Наум сунул в свою "заначку", за электросчетчик со ржавыми винтами. На всякий пожарный... Все понимали: подписи надо собрать немедля. И - немедля выпустить голубя, пока КГБ не свернуло ему шеи. У Наума, у Иосифа, еще в двух домах собрались ребята. Распределили силы -- собирать подписи. Это было, 1279"ох, как не просто! Что станет с 1280""подписантом"? Что ждет его? Тюрьма? Высылка? Изгнание с работы с 1281""волчьим билетом1282""...

Осечка произошла сразу, в доме старика-инженера, отсидевшего в Воркуте десять лет за сионизм. Наум произнес торжественно: 1283""Пришло, наконец, время открытых выступлений". И положил перед ним страничку, напечатанную на "Эрике". Старый сионист пробежал письмо и ответил, раскачиваясь, как в молитве, что он, видит Бог, что это так! он готов захватить самолет, готов уехать в трюме любой посудины, даже танкера, готов стрелять из автомата, готов сбросить бомбу на Багдад... Наум прервал его с усмешкой: -- Не надо бросать бомбу на Багдад. Не надо брать в руки автомат. Возьмите вот эту ручку и подпишите письмо. -- А это -- нет! Нет1284"!! -- вырвалось у него в ужасе.

К утру было собрано 39 подписей. Сороковым подмахнул его математик 1285"Юлиус1286"Телесин. Но оно так и прозвучало по всем радиостанциям Запада, как письмо 1287"39-ти. Подписи там, видать, не считали, не до того было. Сенсация! Идет в эфир с красной полосой.

Спустя несколько дней, 8 марта 1970, оно было напечатано в "Нью-Йорк Тайм1288"е", а затем во всех странах, кроме СССР.

Как-то вечером вышла 1289"Геула из своей клетушки с зубной щеткой в руках. Спать собиралась. 1290"Лия сидит у лампы и читает свежий номер "Известий". По напряженному лицу 1291"Лии Геула поняла: что-то произошло. И серьезное. Губы у Лии поджаты, втянуты внутрь. Почти все 1292"Гуры так поджимают, когда 1293"прижгет...

Геула склонилась над газетой. В "Известиях" статья -- "Очередная провокация сионистов". Слова нешуточные, если учесть, что "Известия" -официальный орган Верховного Совета СССР.

Из правительственной статьи, как водится, понять было ничего нельзя. Даже догадаться никто бы не смог, что существует письмо 39-ти, что оно передается по всем радиостанциям Запада, что о нем говорит мир. Боже упаси, чтоб о том узнал советский человек! Уехать хотят1294"?!.. Евреи?! Чей-то сановный палец вырвал изо всех подписей четыре и приказал "отобранных злодеев" -- испепелить!.. И вот удивленный советский народ читал о четырех вроде бы упавших с неба "отщепенцах": 1295"Юлиусе Телесине, Борисе 1296"Шлаене, Иосифе Казакове и Моисее 1297"Ландмане, Геула остановила взгляд на фамилии "Моисей 1298"Ландман" и начала покрываться румянцем. Лия взглянула на нее и 1299"аж руками всплеснула: не жар ли у тебя, 1300"ластоцка?!

1301"Ландманы, двое старых и больных людей, жили в Малаховке, под Москвой. Доктор Моисей Григорьевич и его жена 1302"Гитя1303"Давыдовна. С 1304"Гитей1305"Давыдовной Геула сидела вместе в лагере. Геула частенько их навещала. В один из таких приездов они сказали 1306"Геуле: "Если напишете какой-либо протест или обращение евреев, подписывайся за нас. Не забывай нас, стариков". Геула и расписалась за своих друзей по давней договоренности. И вдруг в "Известиях": 1307""...Моисей Ландман, старый сионист, мерзавец..."

Так и в 1937 не крестили! Это -- арест! Верный арест! 1309"Геулу била дрожь: ткнут Моисею Григорьевичу газету в нос, а он скажет: "Знать -- не знаю, ведать -- не ведаю".

И в самом деле, знать не знает, ведать не ведает! Геула выскочила из дома, надевая на бегу свою клетчатую разлетайку, остановила такси, примчалась к Науму. Постучала и тут же ввалилась, благо Наум дверей никогда не запирал. Бросила, задыхаясь, жене Наума:

-- Нонка! Хочешь -- не хочешь, я твоего 1311"Гуренка забираю! Мы едем в Малаховку!

-- Нема! -- шеп1312"нула она на лестнице. -- Я, кажется, 1313"лопухнулась. Непростительно1314"!

На Казанский вокзал примчались около двенадцати ночи, прыгнули, благо оба длинноногие, в отходившую электричку. На полу наледь. Наум грохнулся, разбил локоть в кровь. Два платка извели, пока кровь остановили. Да, спасибо, какой-то старик пол-литра из кармана достал, плеснул на рану водки для дезинфекции.

Март, а ветер зимний, как иглами колет. Темень. Огни погашены. Домишки кажутся занесенными по крыши. Подвыла собака, и снова ни звука. Только под ногами 1315"похрустывает, точно не по земле вдут, а по битому стеклу. Свернули к 1316"Ландманам. Улочка без огней. Лишь в бревенчатом домишке 1317"Ландманов горит в окне свет. Геула не выдержала -- побежала. За ней -- Наум, потирая ладонью нос и уши.

Дверь открыла Гитя Давыдовна, высокая, дородная женщина. Огромные серые глаза ее, казалось, в полумраке, светятся. Свет недобрый. Узнала. Лицо подобрело. У стены, на табурете, сидел, закрыв глаза, щуплый, иссушенный тюрьмой Моисей Ландман. Рядом чемоданчик. Собрал уже вещички, горемыка, ждет, когда придут... Раскачивается в молитве. На вошедших и глаз не поднял. Подымай глаза -- не подымай, -- нового ареста ему, больному старику, все равно не пережить.