Пленница пустыни - Мартон Сандра - Страница 18

– Если бы вы знали имя этой леди…

– Я его не знаю, – отрезал Кэм.

– Вы уверены, что она приходила в посольство? Кэму пришлось признать, что он не был в этом уверен. У Саломеи не было паспорта, но это не значило, что она обязательно пошла бы в посольство. Возможно, она просто позвонила кому-нибудь. Кому-нибудь из ее труппы. Кому-нибудь, кто по-прежнему был в том месте, где ее похитили.

Также он не знал названия труппы, не знал, где она была в тот момент, когда ее похитили.

Будь он проклят, он не знал ровным счетом ничего!

Я люблю тебя, сказала она ему.

Да, но если она любила его, то приехала бы к нему. Позвонила бы. Черт возьми, она знала его имя, знала, что он из Далласа. Она смогла бы найти его в два счета. Тогда почему не нашла?

Потому что ты был прав, холодно сказал ему внутренний голос. Это был секс, и сильные чувства у нее вызвал не ты, а опасность.

Кэм сжал кулаки и уперся взглядом в потолок над своей кроватью.

Если это так, что ж, отлично! Он знал это с самого начала. Но он спас ей жизнь. Неужели ей даже не захотелось узнать, выжил он или нет?

Она ничем тебе не обязана, Найт, еще холоднее сказал ему голос.

Не обязана. Не обязана. Не…

Черта с два она ему не обязана. У него есть право увидеть ее в последний раз и услышать признание, что те чувства, которые, как она думала, испытывает к нему, испарились едва она оказалась в безопасности.

Тогда он сможет про нее забыть.

Врачи сказали, что он пробудет в больнице еще пару недель. Ему надо было восстановить силы. Есть предписанную ему жидкую пищу, вставать с помощью сиделки и три раза в день по пятнадцать минут ходить по коридору. Тогда, сказали врачи, и только тогда, он, вероятно, сможет поехать домой, где на первых порах за ним будут присматривать Мэтт, Алекс или отец.

– Хорошо, – сказал Кэм, одновременно строя собственные планы.

Он позвонил и договорился, чтобы ему привозили нормальную пищу. Бифштекс. Макароны. Белки и углеводы. Каждый час он сам поднимался с постели, ходил по двадцать минут, потом по сорок, а затем он встал и не возвращался в постель до самого вечера. На следующий день он попросил вернуть ему его одежду, начав с вежливой просьбы и закончив жестким требованием, когда сиделка напомнила ему, что в больнице он должен носить специальную одежду, которая лишь частично прикрывала его ягодицы.

Он стоял у окна в джинсах, кроссовках и свитере, когда рядом с ним остановились пульмонолог, который занимался его поврежденным легким, и хирург, извлекший пулю, которая прошла всего в нескольких миллиметрах от его сердца.

– Когда я на ногах и одет в привычную одежду, я снова чувствую себя человеком, – сказал он им.

В тот же день Кэм выписался из больницы и отправился в свою квартиру в Тартл-Крик. Он устал терять драгоценное время. Чем дольше он не начинает поиски Саломеи, тем больше времени уйдет на то, чтобы ее найти.

Он имел право услышать ответы, черт побери! И он их услышит.

Он полетел в Дубай, но ничего не узнал. Домой он вернулся мрачный и злой на весь мир, на Саломею и на самого себя за то, что ему было не все равно.

Он связался с частным детективом, который выполнял различные задания для их фирмы, и рассказал ему все, что знал. Саломея была танцовщицей. Какой именно? Он начал вспоминать все, о чем они говорили. Она говорила про Лас-Вегас. Про чечетку. Частный детектив кивнул и сделал запись в блокноте. Ах да, еще у нее есть три брата полицейских. Детектив снова кивнул, как будто это действительно была полезная информация, и добавил еще одну запись.

– Мне бы помогло, если бы я знал, как она выглядит, – сказал детектив и устроил Кэму встречу с женщиной, которая делала наброски людей для полиции. Три часа спустя у них в руках был приемлемый портрет Саломеи.

Детектив сделал с него несколько сотен копий и уехал в Вегас. Немного поразмыслив, Кэм сел на следующий самолет. Бессмысленное повторение его действий – так это назвал детектив, но что с того? Кэм упорно ходил из гостиницы в гостиницу, из клуба в клуб. Ничего. Никто не узнал девушку на портрете; никто не знал Саломею.

Однажды вечером, когда Кэм снова вернулся в Даллас, братья затащили его в бар, в котором часто проводили время. Он понимал, что они хотят поговорить, поэтому не стал сопротивляться.

Весь вечер Мэтью и Алекс не решались спросить его, почему он так отчаянно пытается найти женщину, имени которой не знает и которая не приложила ни малейших усилий, чтобы найти его, но в конце концов Мэтт задал этот вопрос.

– Наверное, – сказал он, осторожно подбирая слова, – она для тебя много значит, да? Я имею в виду, эта…гм, эта женщина.

– Я хочу узнать, что с ней произошло. – Глаза Кэма сузились. – Тебе что-то не нравится?

– Да нет, – быстро сказал Мэтт.

– Да. – Кэм вздохнул. – Извини. Просто я…

– Раздражительный, – сказал Алекс. – Любой был бы таким на твоем месте, после всего, что тебе пришлось пережить.

Кэму не было приятно говорить об этом, но он понимал, что братья желают ему добра. Они любят его. И просто пытаются понять, что, черт возьми, происходит.

Как и он сам.

– Мы спасались бегством, – сказал он. – Были на волосок от гибели. Я назвал ее так в шутку.

– Саломея, – сказал Алекс, искоса бросив взгляд на Мэтта.

– Как звали ту танцовщицу, которая потребовала у царя отрубить голову одному известному парню, – сказал Мэтт.

– Не затратив при этом ни малейших усилий, разве что во время танца.

– Если вы хотите мне что-то сказать, то говорите прямо.

– Спокойней, приятель. Мы тебя любим, вот и все. И сильно переживаем. В тебя угодила пуля, ты потерял много крови, чуть не умер…

– Так к чему вы клоните? – спросил Кэм.

На несколько секунд повисла тишина, после чего все трое, как по команде, расхохотались.

– К тому, что ты и так прекрасно знаешь, – сказал Алекс. – Спасались бегством, на волосок от гибели… В такой ситуации все воспринимается обостренно, ведь так?

Кэм кивнул, взял свой бокал пива, но потом снова поставил его на стол.

– Я говорил ей это. Алекс кивнул.

– Хорошо. Я хочу сказать, хорошо, что ты это понимал, потому что…

– Конечно, я это понимал. Это она не понимала. Его братья с облегчением вздохнули.

– Ты не представляешь, как мы рады это слышать, – сказал Мэтт, – потому что, по правде говоря, нам там показалось, что…

Кэм стукнул кулаком по столу.

– Она солгала, черт бы ее побрал! Она сказала, что любит меня. В таком случае где она?

– Верно, – осторожно произнес Алекс, – но ты ведь сам только что сказал, что…

– Я никому не позволю мне лгать и оставаться при этом безнаказанным!

Его братья озадаченно переглянулись. Кэм только что сказал, что эта женщина, которую он называл Саломеей, его на самом деле не любит. А затем он сказал, что это не сойдет ей с рук.

Они оба были достаточно сообразительны, чтобы не обращать внимания Кэма на его непоследовательность. По той же причине они предпочли допить свое пиво молча.

Однажды поздно вечером, в холодную, унылую субботу, ему позвонил Эвери.

– Как дела, сынок?

Кэм по-прежнему не мог привыкнуть к новым ноткам в голосе отца, но они ему нравились. Старая пословица была верна. «Лучше поздно, чем никогда».

– Все в порядке, пап.

Это ему тоже нравилось. Думать об Эвери как о «папе».

– Что-то я тебя почти не вижу в последнее время.

– Да, пожалуй. Просто я занят.

– Сегодня мне надо пойти на одно из этих благотворительных мероприятий. Я подумал, может, ты составишь мне компанию?

– Спасибо, пап, но…

– Мы могли бы провести немного времени вместе. – Эвери неестественно рассмеялся. – Это будет концерт, Кэмерон. Я не могу туда не пойти, но как досижу до конца, я тоже не представляю. Вот если бы там был ты, тогда дело другое. Сам понимаешь – два варвара, сидящие бок о бок среди культурных людей, и все такое.

Это было так не похоже на то, что ему когда-либо говорил отец, что Кэм почувствовал, как к его горлу подступил комок.