Карта любви - Арсеньева Елена - Страница 35

— Откуда все это? И почему мне?!

— Сказать по правде, целую кучу таких платьев и прочего я везу по просьбе моего друга детства — для одной дамы. Ей причитается и немалая сумма денег. Это любовница Зигмунта, она сбежала от него, и он обуреваем желанием вернуть свою сладенькую беглянку, упакованной в самые лучшие фантики. Но мне надоело искать какую-то неведомую девку! Вообрази: она ускользнула прямо из рук Зигмунта! Хотя, казалось бы, он надежно упрятал ее в один из самых фешенебельных варшавских борделей. А тебе все пристало отменно!

Сердце Юлии резко, больно стукнуло прямо в горле, да так громко, что Ржевусский, кажется, непременно должен был это услышать.

Не чересчур ли много потрясений для одного утра? Оказывается, один ее нечаянный любовник — postillon d'amour [56] другого ее любовника — столь же нечаянного! Как-то все это… однообразно! Не слишком ли многое напоминает ей о Зигмунте сегодня?! Ну что ж, зато она вполне вправе надеть и белье, и платье: Ржевусский может считать свою миссию выполненной! «Любовницу» Зигмунта он отыскал, но у Юлии скорее язык отсохнет, чем она в этом признается! А что, если Ржевусский знает, что она русская, вдруг сболтнет, где не надо! Крутенько тогда ей придется! Да и мало ли что — вдруг он принудит «любовницу» Зигмунта ехать с собою, желая загладить свою вину тем, что доставит добычу другу? Нет, надо бежать! И от дракона, и от его пани, и от Ржевусского, и от болезненных воспоминаний!

Сейчас она оденется, и только ее и видели в этой комнате, в этом замке, в этой Польше! Теперь она не постоит и за тем, чтобы самой увести коня! Своего, разумеется! Жаль, не удастся убедить Ржевусского, чтобы отдал ей деньги, назначенные «любовнице» Зигмунта, уж она-то знает, как ими распорядиться!

Она одевалась по-гусарски быстро (говорят же, что гусар в две с половиною минуты должен одеться, зарядить пистолет и оседлать коня!), думая обо всем этом враз, и еще о том, как выбраться из замка незамеченной, как ухитриться прихватить с собой хотя бы ломоть хлеба на дорогу, а где-то на краю сознания то вспыхивала, то гасла мысль — не то встревоженная, не то самодовольная: «Да неужели Зигмунт и правда хочет меня снова?!»

Она почти не обращала внимания на бормотанье Ржевусского, слишком озабоченная тем, чтобы поскорее избавиться от него, как вдруг слова «тайный ход» ударили ее в самое сердце.

— Что? — полуобернулась Юлия, и пальцы ее, торопливо заплетающие косу, замерли меж трех прядей. — Что ты сказал?!

— О, я знал! Стоит женщине услышать о больших деньгах, как она становится внимательной! Неужто правду говорят французы: после определенной суммы денег у проститутки исчезает ощущение, что она продается; ей кажется, что полученные деньги — достойная оценка ее красоты.

Юлия взглянула на него отчужденно. Неужели этот «парижский бедуин» из тех, кто полагает, что сразу после объятий можно переходить к оскорблениям?!

Но черт с ним! Ржевусский, вместе со всеми своими причудами, — это уже ее прошлое. А вот слова его о тайном ходе…

— Какой ход? — нетерпеливо спросила она, обкручивая косу вокруг головы. — Где он?

— Ну я же говорил: замок Жалекачского построен еще в незапамятные времена. По преданию, Завиша Черный был его первый владелец и строитель. Он считался воплощением рыцарской храбрости и силы, участвовал во многих турнирах, войнах, в том числе и в Грюнвальдской битве. Погиб бедняга в турецкой неволе, однако перед тем последним походом на османов все золото свое переплавил и отлил из него лебедя и лодочку, сложил в лодочку драгоценные камни — и, привязав к лебедю, пустил плавать по озеру, которое вырыл в подземельях замка. Кто найдет озеро, кто приманит лебедя, тот станет баснословно богат.

— Ах вот что! — разочарованно вздохнула Юлия. — Сказка такая!

— Нет, не сказка! — по-мальчишески обиделся Ржевусский. — Об этом озере мне только вчера рассказала одна дама, она из рода прежних владельцев этого замка и прямая наследница Завиши Черного. Красавица! Правда, есть в ней что-то ведьмовское. И настоящая сангхани: коварная и ненасытная. Я встретил ее здесь неподалеку, и она раскрыла мне тайну, а я в обмен согласился заехать в замок, исполнить ее поручение.

Юлия не могла не восхититься боевой мощью Ржевусского: несомненно, вчера он без устали доказывал этой неведомой сангхани и свои «лучшие чувства», как он выражается, однако же их вполне достало еще и для того, чтобы совершенно уморить Юлию.

— Ты, как я погляжу, взял на себя очень много чужих поручений! Зигмунта, этой дамы, еще кого-то там… Да и генерала Колыски! — усмехнулась она, дивясь в душе легковерности, чтобы не сказать, глупости Ржевусского. — Не боишься одно с другим перепутать?

— На самом деле поручений не так уж много! — лукаво прищурился Ржевусский. — Открою тебе еще одну тайну: я никогда в глаза не видел никакого Колыски! Мне просто посоветовали назвать его имя, потому что Жалекачский был некогда знаком с ним и для порученца своего старого друга ничего не пожалеет. Не думаю, конечно, что он отведет меня в подвал и покажет золотого лебедя, но если его об этом попросишь ты…

— Я?! — так и ахнула Юлия. — Я-а?!

— Ну разумеется! — Ржевусский схватил ее за руку. — Я ведь заметил, как на тебя поглядывал старый развратник! В этом платье ты неотразима, и, уверен, тебе даже не придется его снимать: пану Жалекачскому вполне достаточно будет, если ты просто поднимешь юбку повыше и раздвинешь ножки, чтобы он мог увидеть в разрезе панталон это дивное местечко, которое испокон веков вводит мужчин во грех.

— Только увидеть? — глухо спросила Юлия, не в силах понять, шутит Ржевусский или говорит всерьез — как же можно так вот шутить?!

Он захохотал в ответ:

— Думаю, нет. Думаю, нет! Но ты не бойся: едва ли Жалекачский отважен в близости и способен долго резвиться с женщиной. Орудие его тощее и малоподвижное, сколь я смог разглядеть. Думаю, он мгновенно потеряет способность к соитию, едва лишь коснется женского лона. Однако если ты постараешься, то успеешь у него многое выведать, моя красавица чатрани!

Юлия смотрела на него во все глаза, не постигая стремительности превращения пылкого любовника в расчетливого сутенера. Что же это?! У всех мужчин, ею встреченных, такое пристрастие: превращать женщину в проститутку?! Или он просто безумен? Обезумел от жадности?

— Ты ошибся, — проговорила она медленно, высвобождая свою руку. — Тебе надо было сразу взяться за пани Жалекачскую — и клад уже был бы твоим.

— Не думаю, что эта польская Цирцея хоть что-то знает о таких вещах, — деловито отозвался Ржевусский. — У меня была такая мысль, но, думаю, тебе повезет больше.

— Нет, думаю, не повезет, — отчеканила Юлия, глядя в черные бесстыжие глаза. — Я и пытаться не стану…

— Тогда я к тебе больше не притронусь никогда, — хладнокровно перебил ее Ржевусский и выжидательно уставился на нее. Ей что, следовало зарыдать от ужаса?!

— Да на здоровье, — пожала плечами Юлия и повернулась, чтобы уйти. — Еще и спасибо скажу… — И вскрикнула от боли, потому что Ржевусский схватил ее за плечи и с силой рванул к себе.

— Да как ты смеешь? — Он на миг даже подавился своим хриплым клекотом. — Ты должна сказать, что не перенесешь этого! Что для тебя лучше умереть, чем лишиться моих ласк! Так всегда мне говорили! Я самый лучший! Женщины сходят от меня с ума, потому что я натираю свой член высушенными семенниками черного кота, смешанными с маслом жасмина. — Глаза его повлажнели от искренней, почти мальчишеской гордости. — Женщина не может пожелать после меня другого мужчину, потому что перед тем, как приступить к действию, я кипячу желчь белого зайца с медом и смазываю свое орудие…

— Надо думать, на сей раз ты забыл это сделать, — передернула плечами Юлия, пытаясь высвободиться, но Ржевусский оказался сильнее и, одним рывком свалив ее на пол, вскочил на нее верхом:

— Ты не уйдешь! Я докажу тебе! Ты снова будешь умолять меня! — И, подхватив под колени, он с силой развел в стороны ее ноги, с вожделением уставясь на маленькую золотистую клумбу, видневшуюся в разрезанном шагу панталон, источавшую нежный, соблазнительный аромат…