Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»? - Тененбаум Борис - Страница 63

Флоренция в итоге оказалась важным «полем боя» между Медичи и Содерини, и кардинал Джулио снова обратился к ноблям Флоренции за советом – у него были разумные основания для попытки расширить свою базу власти. Многие откликнулись. И даже такой искушенный и жизнью, и долгим опытом, и общей скептической настроенностью ума человек, как Никколо Макиавелли, и то решил, что желаемые им реформы политической системы Флоренции – вот они, за углом, и заново подал кардиналу свой проект о восстановлении свободных выборов.

Все эти надежды окончились в начале июня 1522 года.

Флорентийские власти перехватили гонца, едущего из Флоренции в Рим. Несомненно, по предварительной наводке, потому что в его сумке оказалось письмо, адресованное Баттисте делла Палла, в котором был описан детальный план убийства кардинала Джулио и провозглашения во Флоренции « восстановленной Республики».

Нити от Баттисты делла Палла повели в Риме к кардиналу Содерини и его брату Пьетро, бывшему гонфалоньеру Флоренции, а в самой Флоренции – к Заноби Буондельмонти, Луиджи Алламани и к их друзьям по садам Орти Оричеллари. Никколо Макиавелли со всеми ними был тесно связан – он не только посвятил свои «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» главе заговора Заноби Буондельмонти, не только был близок в свое время к семейству Содерини и не только был ближайшим помощником гонфалоньера Пьетро Содерини, но даже и к Баттисте делла Палле имел самое непосредственное отношение: именно через него комедия Макиавелли «Мандрагора» попала к папскому двору Льва Х и имела там успех [1].

Кардинал Джулио Медичи принял меры быстрые и решительные: Буондельмонти и Алламани успели бежать, но остальные заговорщики были схвачены. Двоих казнили почти немедленно. Папе Адриану была послана самая убедительная депеша – и кардиналу Содерини пришлось бежать из Рима. Пьеро Содерини бежать не пришлось – он 13 июня 1522-го скончался и таким образом ареста избежал.

Весь кружок садов Орти был разгромлен как гнездо изменников и заговорщиков.

Никколо Макиавелли в заговор вовлечен не был. Он вообще считал такого рода предприятия делом очень неверным и опасным. Можно даже привести его собственные слова на этот счет:

« Как показывает опыт, заговоры возникали часто, но удавались редко. Объясняется же это тем, что заговорщик не может действовать в одиночку и не может сговориться ни с кем, кроме тех, кого полагает недовольными властью. Но открывшись недовольному, ты тотчас даешь ему возможность стать одним из довольных, так как, выдав тебя, он может обеспечить себе всяческие блага. Таким образом, когда с одной стороны выгода явная, а с другой – сомнительная, и к тому же множество опасностей, то не выдаст тебя только такой сообщник, который является преданнейшим твоим другом или злейшим врагом государя».

Цитата, приведенная выше, взята из «Государя». Стоит обратить внимание на то, что и здесь «этика» вынесена за скобки – оставлена только «целесообразность». Макиавелли был последователен в своих воззрениях: все, что относится к политике, следует рассматривать только точки зрения холодного расчета. Однако и он делает одно крошечное исключение – заговорщик все-таки может положиться, что его не выдаст сообщник, если этот сообщник – его « преданнейший друг».

Но разве Дзаноби Буондельмонти, или кардинал Франческо Содерини, или Баттиста делла Палла не были его добрыми друзьями? Разве сам он не был преданным помощником Пьетро Содерини?

В общем, картина для Никколо складывалась катастрофическая.

И тем не менее его не тронули. Почему – сказать трудно. С одной стороны, после падения республики в 1512-м и захвата там власти семейством Медичи он был очень осторожен в своих контактах с Содерини. Пьеро всячески пытался помочь своему бывшему помощнику – например, он предлагал ему пост секретаря в Республике Рагуза [2]. Было и еще одно предложение – стать секретарем кондотьера Просперо Колонна. Макиавелли отказался от обоих этих предложений – он не хотел уезжать из Флоренции.

Отказался он однажды и от службы французской монархии, заявив в конце своей жизни: « Предпочитаю умереть с голода во Флоренции, чем от несварения желудка в Фонтенбло» [3].

Так что он остался в родном городе, завел дружбу с Якопо Фальконетти, богатым человеком, в силу каких-то причин прозванным Булочником, начал бурную связь с певицей Барбарой Раффакани, написал новую комедию «Клиция», о которой мы еще поговорим, сообщил в письме своему шурину, Франческо дель Неро, что просит ему полагающийся аванс за заказанную книгу (заказ был подписан кардиналом Джулио, но формально проходил через ведомство, которым Франческо заведовал), в обмен за это пообещал передать от имени Франческо « самое глубокое уважение курам» на своей ферме – и с головой погрузился в свою «Историю Флоренции».

Kоторую ему заказал человек, казнивший его друзей.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Положим, не стоит переоценивать меру этого успеха – хотя к 1522 году пьеса была поставлена несколько раз и ее в дальнейшем одобрительно отметил даже Вазари, нo имени автора он не отметил. Так, один из папских шутов...

2. Tеперешний Дубровник. Республика в то время считалась вассалом султана Турции, но вассалитет ограничивалcя выплатой дани в 12 тысяч венецианских дукатов, в остальном Рагуза была свободным торговым городом.

3. Эта фраза кочует из одной его «русской» биографии в другую, но начального ее источника я так и не доискался.

Фарс как средство бегства от действительности

I

13 января 1525 года на вилле Якопо Фальконетти (или Булочника, Форначайо) было дано представление новой комедии Никколо Макиавелли под названием «Клиция». Сюжет был безжалостно содран у Плавта, у которого есть комедия с совершенно такой же фабулой. Центральный персонаж пьесы – старый дурак, охваченный любовью, зовут его Никомако. Он, собственно, не так уж глуп – дураком его делает безумная любовь к молодой девушке, ничуть ему не подходящей. Вот эта страсть и делает его и глупым, и смешным. Если основная мысль автора в силу каких-то причин не сразу дойдет до зрителя, то ему в помощь предлагается песенка-канцона:

« Сколь хороша любовь во цвете лет, настолько не пристала тому, кто пережил давно расцвет.

С годами власть Амура сообразна – и в юношестве он премного чтим, а старость редко не чужда соблазна.

Так что оставьте это молодым, о старики, – они на вашем месте Амуру больше чести способны оказать, сомнений нет».

Русский перевод несколько смягчен – в английской версии говорится не об «оказании должной чести Амуру»,а о том, то « задницы молодых представляют собой более достойную цель для его стрел».

Поскольку мы уже несколько знакомы со стилем Никколо Макиавелли, то, по-видимому, англичане со своим переводом подобрались поближе к оригиналу, чем их русскоязычные коллеги.

Исполнитель этой канцоны в тексте пьесы не указан, но, скорее всего, ее пела прелестная Барбара Раффакани. Постановка была сделана с истинным размахом: был задействован специальный художник, который создал сценическое оформление – Бастиано да Сан-Галло, – а музыку к спектаклю написал фламандец, Филипп Вердело.

Суть дела вкратце состоит в том, что Никомако, почтенный отец семейства, влюбляется на старости лет в свою воспитанницу, в которую влюблен также его сын Клеандро.

И Никомако измышляет прехитрый план: он собирается выдать свою воспитанницу за своего слугу, с тем, разумеется, чтобы не отдать ее своему слуге на самом деле, а воспользоваться правами мужа юной красавицы самому. Дальше следует целый ворох невероятных приключений и поворотов сюжета. В итоге, когда Никомако все же настоял на своем плане и вxодит вместе с ней в опочивальню, оказывается, что ему вместо девицы подложили другого слугу, так ловко закутанного во всевозможные одежды и густые вуали, что бедный Никомако в темноте не распознал разницы. И даже когда в попытке овладеть предметом своей страсти встретил отчаянное сопротивление, то и то ничего не понял, приписал случившуюся незадачу стыдливости новобрачной. А уж после того, как «она» двинула ему коленом в самое что ни на есть чувствительное место, решил и вовсе отложить дело до утра и повернулся к ней спиной. Дальше есть смысл процитировать саму комедию. Вот что рассказывает об этой знаменательной ночи Никомако, обращаясь к своему другу Дамоне: