Украденная невинность - Мартин Кэт - Страница 55

— Я уверен, что так и будет, — сказал граф довольно резко и коснулся дрожащих губ кончиком пальца. «Ты будешь хорошей женой, — думал капитан, криво усмехаясь. — Независимо от того, что было у тебя в прошлом, я лично присмотрю за этим». — Нам нужно поскорее убраться отсюда, и притом незаметно. Сейчас самое важное — затаиться. В Уэйнбридже живет один мой друг. У него мы приведем себя в порядок и немного перекусим. Он охотно одолжит нам что-нибудь из одежды.

Джессика снова кивнула и отвернулась, собирая вещи. Все это время она сохраняла стоическое выражение на лице, почти такое же, как у него самого. Оделась девушка за ширмой, но когда платье было уже на ней и оставалось только застегнуть длинный ряд пуговок на спине, подошла к Мэттью. Тот безмолвно повернул ее и принялся за работу. В этом занятии была неожиданная интимность, и поскольку он не помнил, что делал ночью, именно это всколыхнуло желание. Граф вдруг осознал, что предпочел бы расстегивать многочисленные пуговки, предпочел бы раздевать Джессику, а не наоборот. Пришлось сделать несколько глубоких успокаивающих вдохов.

Капитан все еще не мог поверить в то, что все-таки женится на Джессике Фокс. Этого Мэттью совсем недавно хотел больше всего на свете, и вот оказалось, что именно так ему на роду и написано. Оставалось покориться судьбе, причем покориться не без удовольствия, хотя то, как повернулась ситуация, всерьез беспокоило его. Господи, он запятнал имя Белморов публичным скандалом и навязал Джессике брак, которого та не желала!

А вдруг в ее планы входило выйти замуж именно за наследника Белморов? Что, если она задумывала эту интригу с самого начала? Отец не раз повторял, что девушка без памяти любит поместье. Став женой единственного наследника маркиза, в один прекрасный день Джессика получит его.

Мэттью понятия не имел, во что ему верить, что думать. А поскольку голова у него в этот момент отчаянно трещала, то предпочел не думать вообще.

Глава 14

К тому времени, когда несколько дней спустя Джессика вернулась в Белмор, она была уже замужней дамой… вернее, почти замужней дамой. Брачный обет был произнесен, но супружеские права так и не осуществлены. Она успокаивала себя тем, что все случилось слишком быстро, что попросту не было времени.

Вместо прежней комнаты ей теперь предоставили апартаменты, смежные с теми, которые занимал Мэттью. Новое жилище поражало женственной роскошью: сплошная слоновая кость и позолота — совсем не то, что элегантная простота комнат графа, где царствовали темное дерево и гобелены в спокойных тонах.

В любом случае Джессику мало занимали красоты нового окружения. Она беспокойно мерила шагами пол, поглядывая на дверь, соединяющую спальни молодых. За дверью царила тишина: графа не было дома.

…Как и было задумано, по дороге в Белмор они остановились в Уэйнбридже, в поместье Адриана Кингсленда, лорда Волвермонта, с которым Мэттью когда-то учился в Оксфорде. Хотя хозяин отсутствовал, их встретили с распростертыми объятиями. Экономка Кингсленда оказалась такой тощей, что одежда висела на ней, как на пугале. Но нрава женщина была добродушного и притом хорошо помнила Мэттью по прошлым визитам. Она предоставила гостям по прекрасной комнате, а также белье и одежду, и они смогли наконец вымыться и переодеться.

Венчание состоялось уже на следующее утро в часовне сельской церквушки, сплошь увитой плющом. В памяти Джессики мало что сохранилось от этого события, разве что факт, что оно ничем не напоминало грандиозное торжество в Сент-Джеймсском соборе. Простая церемония завершилась быстрым, чисто официальным поцелуем. Граф держался с присущей ему безукоризненной вежливостью, был внимателен, но и только. Ситон показался Джессике еще более отстраненным, чем обычно. Что до нее самой, то ее словно оглушили.

Как только венчание состоялось, молодые снова пустились в путь. Всю дорогу до Белмора граф едва удостаивал жену словом. Не то чтобы Мэттью дулся или откровенно сердился, он просто погрузился в какой-то свой мир и как будто размышлял о случившемся, анализировал его. Взгляд графа почти не отрывался от окна, и он не касался Джессики даже пальцем, если к тому не вынуждали обстоятельства.

Одним словом, все шло не самым лучшим образом.

Джессика предположила, что Мэттью все еще не в состоянии осмыслить гигантскую перемену, случившуюся с его жизнью, и чувствует жестокие угрызения совести по поводу учиненного скандала. Возможно, он также спрашивал себя, правду ли рассказала она насчет ночи на постоялом дворе. Мысль об обмане тревожила Джессику, но не так сильно, как воспоминание о скандале. Целых четыреста лет на имени Бел-моров не было даже намека на пятно, и вот именно Мэттью, величайший радетель фамильной чести, походя замарал это имя. Джессика убеждала себя, что муж винит во всем только ее, что в его глазах она одна ответственна за его недопустимое поведение. Если не это, то почему он остается холодно-вежлив и отстранен с того самого утра, когда они покинули постоялый двор?..

Джессика прекратила метаться по роскошной спальне и встала у окна. Что же делать? Если Мэттью решил начать семейную жизнь с показной холодности, то как же им жить дальше?

Ей очень недоставало папы Реджи, который все еще не вернулся из Лондона. Как пригодилась бы сейчас его поддержка! Уж он бы подсказал, что делать. Однако на письменную просьбу сына вернуться в Белмор маркиз ответил решительным отказом: он считал, что молодым нужно время, чтобы «притереться» друг к другу. Джессика предположила, что на самом деле Реджинальд Ситон заглаживает последствия скандала. Нужно было как-то успокоить пострадавшую сторону, особенно герцога, и тем самым разогнать тучи, собравшиеся над головой сына.

А что же Мэттью? Вместо того чтобы сделать ее женой в полном смысле этого слова, он уехал из дома почти сразу же, как переступил порог. С этого момента Джессика не находила себе места, то принимаясь ходить, то бросаясь к окну и вглядываясь в дорогу, исчезающую между отлогими холмами. По мере того как шло время, внутри нарастала свинцовая тяжесть.

Конечно, Мэттью не мог не вернуться на ночь… или мог? Часы тикали все громче, все назойливее, и она все меньше верила в его возвращение. Сама того не замечая, Джессика комкала в потной ладони брюссельское кружево отделки вечернего платья, которое надела, чтобы произвести впечатление на мужа.

Хоть бы кто-нибудь из самых близких людей был рядом! Но и Виола оставалась в Лондоне.

Хоть бы Мэттью никуда не уезжал!

Особенно к леди Каролине Уинстон.

Каролина сидела на козетке, обтянутой темно-зеленой парчой, в гостиной Уинстон-Хауса. Она была предельно напряжена и прилагала огромные усилия, чтобы прямо смотреть в каменно-неподвижное, мрачное лицо графа Стрикланда. В поместье она вернулась раньше обитателей Белмор-Холла, вместе с родителями покинув Лондон сразу после унизительной сцены в Сент-Джсймсском соборе. И все же семейство Уинстон до сих пор не могло осмыслить того, что учинил человек, считавшийся почти женихом их дочери.

Отец Каролины стоял сейчас у нее за спиной, и она знала, что руки его стиснуты, а губы сжаты в бесцветную линию — признак ярости, не часто ему свойственной.

— Я ценю вашу снисходительность, лорд Лэнсдоун, — говорил граф Стрикланд (только так и могла Каролина в этот момент называть его, даже мысленно), — и бесконечно благодарен за то, что вы позволили мне переговорить с леди Каролиной. Я могу понять, как нелегко далось… все это вашей дочери, не говоря уже о вас и остальных членах вашей семьи. Тому, что я совершил, нет оправданий. Хочу лишь заверить, что я буду всю жизнь сожалеть о неловкости, которую навлек на вас своим недостойным поведением.

Утром этого дня граф прислал лакея с письмом, в котором покорнейше просил лорда Лэнсдоуна о встрече. Он выражал глубочайшее сожаление по поводу того, что случилось в Лондоне, и надежду, что ему будет позволено объясниться с Каролиной, пусть даже в присутствии отца. Нужно ли говорить, что ему было отказано? После того как лакей отбыл, семья Уинстон обсудила письмо графа. После многочисленных и многословных проклятий в адрес виновника скандала отец Каролины все же дал неохотное согласие на встречу.