Охота - Фукуда Эндрю - Страница 30

— Пожалуйста, — умоляет она, — пригласи меня.

К собственному удивлению, я киваю. Она вздрагивает от восторга и сильнее сжимает мой локоть. Я вижу, как пульсирует мышца на ее руке, то напрягаясь, то расслабляясь. Я тоже беру ее за локоть, как принято в таких случаях. Она запрокидывает голову, прикрывая глаза, ее веки трепещут, губы слегка приоткрыты. Но тут ее верхняя губа поднимается в неуверенном оскале, обнажая два влажно поблескивающих, острых как бритва белоснежных клыка. Которые через пять секунд вопьются в мою грудь, пробьют ребра и вырвут все еще бьющееся сердце.

Как я мог забыть об этом, как мог в момент слабости поддаться искушению? Нельзя забывать, что ее красота отравлена, что ее губы скрывают два ряда ножей, а сердце заключено в клетку из острых как бритва ребер. Она недостижима для меня, я не могу к ней прикоснуться, это невозможно.

Я с гневом и отвращением сжимаю руку на ее локте, вдавливая пальцы в бескровную плоть. Но она понимает мой жест по-другому и дрожит еще сильнее, запрокидывая голову к ночному небу. И я осознаю, как легко тому, кто находится по другую сторону маски, принять отвращение за страсть.

Приближается рассвет, и я провожу Пепельный Июнь обратно в ее комнату. Мы договариваемся встретиться сразу после заката: она хочет переодеться к балу в библиотеке, чтобы мы могли пойти вместе — рука в руке.

— Это будет потрясающе, — шепчет она на прощание.

Я возвращаюсь в библиотеку. Через несколько минут закрываются ставни. Я на всякий случай жду еще немного и только потом отправляюсь в путь. Мне хочется пить, и надо снова вымыться. Выходя наружу, под быстро светлеющее небо, я смотрю на главное здание, чтобы убедиться: ставни закрылись и там. Затем вновь иду к Куполу. На этот раз у меня с собой три пустых пластиковых бутылки. Я связал их куском шнура и перекинул через плечо. Они бьются друг о друга, как будто у меня за спиной играет пьяный барабанщик. Купол еще не опустился. Я говорю: «Сейчас же!» — и указываю пальцем в его сторону. Он не двигается.

— Сейчас же! — повторяю я, но он не слушается моей команды, стеклянные стены неподвижны.

Я уже на полпути, когда земля начинает вибрировать, и слышится гул. Сначала едва различимый, но вскоре его уже нельзя ни с чем спутать. Стены Купола опускаются, круглое отверстие на вершине становится все больше по мере того, как стекло уходит в землю. На блестящей движущейся поверхности играют отблески рассвета, отражаясь от нее и падая на равнину сплетением цветных лент. Наконец игра света прекращается и гул затихает. Купол исчез.

Я стою примерно в сотне ярдов от пруда и жду. Лучше не рисковать: несмотря на то, что они должны были уже понять, кто я такой, они вполне могут выскочить из своих хижин (по крайней мере девушка точно может) с копьями наперевес. В чем, собственно, и проблема с этими геперами. Они непредсказуемы, как вырвавшиеся на свободу обитатели зоопарка. Дверь одной из хижин неожиданно распахивается. Гепер-самец — молодой, примерно моего возраста — выходит наружу. Голова у него взлохмачена после сна, ноги заплетаются. Он идет к пруду и не замечает меня, щурясь на ярком утреннем солнце.

Гепер умывается, пьет, зачерпнув воду ладонями, и наконец его взгляд обращается в мою сторону. Он тут же опускает руки, расплескивая воду себе на ноги, и поспешно отступает к хижинам. Неожиданно останавливается, словно спохватившись. Оглядывается. Видит, что я стою все там же, что я не сдвинулся с места.

Я поднимаю руки, развернув их раскрытыми ладонями к нему, надеясь, что он поймет: я не хочу причинить ему вред.

Он разворачивается и бежит дальше.

— Подожди! Стой!

Он останавливается. Оглядывается через плечо, глаза у него огромные, в них виден страх. Но страх, смешанный с любопытством. Как и у той вчерашней геперки, на его лице отражается все, что он чувствует, как будто он животное в зоопарке, которое бесстыдно почесывает зад перед толпой зрителей. Неприкрытые чувства буквально водопадом проливаются на меня. Он смотрит, не отрываясь.

— Сисси! — кричит он, и тут я пораженно пячусь. Это существо умеет разговаривать. — Сисси! — повторяет он еще громче, и все его переживания ясно слышны даже в таком коротком слове.

Он кричит в третий раз. Так, будто зовет на помощь.

— Не понимаю, — говорю я, потому что и вправду ничего не понимаю. — Мне просто нужна вода. Вода. — Я показываю в сторону пруда.

— Сисси! — снова кричит он, и дверь одной из хижин распахивается, как от удара. Это та геперка. Она слегка растрепана и моргает, прогоняя сон. Геперка быстро оценивает ситуацию. На секунду ее глаза останавливаются на мне, затем она смотрит дальше, потом снова на меня.

— Все в порядке, Дэвид, — говорит она первому геперу. — Помнишь, что я тебе вчера сказала? Он не причинит нам вреда. Он такой же, как мы.

Меня как громом поражает. Эти геперы разговаривают. Они разумны. Они не совсем дикие.

Геперка идет ко мне. Широкими, уверенными шагами. Когда она проходит мимо хижин, двери открываются, и оттуда выходят другие геперы. Она останавливается у пруда.

— Я права? — спрашивает она меня.

Все, на что я способен, это пялиться на нее.

— Я права? — повторяет она, и тут я замечаю в ее левой руке топор на длинной рукоятке.

— Да.

Мы смотрим друг на друга, не моргая.

— Ты пришел за водой?

— Да.

Четверо геперов — все самцы — стоят у нее за спиной, таращась на меня. Один шепчет что-то другому на ухо, тот согласно кивает.

— Пользуйся, — отвечает геперка.

Жажда не позволяет мне долго раздумывать. Я опускаюсь на колени у пруда и пью, зачерпывая ладонями воду, стараясь не выпускать из виду их всех, особенно геперку. Затем наполняю бутылки, закрываю их и останавливаюсь в нерешительности.

— Собираешься опять раздеваться? — интересуется она. Группа позади нее, кажется, расслабляется: они улыбаются, обмениваясь понимающими взглядами.

— Раз так, то, пожалуйста, на этот раз не оставляй белье.

Много лет я приучал себя не краснеть, но на этот раз мне не удается сдержаться. Волна жара приливает к моему лицу, оно, кажется, горит огнем.

Геперы видят это и неожиданно умолкают. Геперка идет вперед, остальные следуют за ней. Она подходит ко мне так близко, что я вижу бледную россыпь веснушек у нее на носу. Протягивает руку и касается моей щеки; у нее мозоли даже на кончиках пальцев. Затем кивает и жестом предлагает остальным приблизиться. Они так и поступают, медленно окружая меня. Тянутся ко мне, касаются моей щеки, шеи, тычут в меня пальцами. Я не мешаю им.

Наконец они отходят. Геперка все еще стоит передо мной, но топора у нее в руках уже нет. Впервые за все время я вижу у нее во взгляде что-то, не похожее на страх или любопытство. Не могу понять, что это, но огоньки в ее глазах теперь кажутся теплыми и ласковыми, как угли в камине.

— Мое имя — Сисси. А твое?

Я непонимающе смотрю на нее.

— Что значит — имя?

— Ты не знаешь свое имя? — спрашивает гепер, стоящий дальше всех. Он самый маленький из них — совсем мальчик, не старше десяти лет, озорного вида. — Меня, например, зовут Бен. Как можно не иметь имени?

— Он не говорил, что не знает, как его зовут. Он сказал, что не знает, что такое имя, — произносит гепер, держащийся в стороне от остальных. Рот у него скошен набок, как у попавшей на крючок рыбы. Он возвышается над другими, столь же высокий, сколь и худой, как будто когда он рос, вверх тянулись только его кости, но на них не появлялось ни жира, ни мышц.

Маленький гепер смотрит на меня.

— Как тебя называют люди?

— Называют? По-разному.

— По-разному?

— В зависимости от того, где я. Учителя называют меня так, тренер иначе. По-разному, в общем.

Геперка хватает ближайшего к ней гепера за руку и выводит вперед.

— Это Джейкоб. — Она переходит к следующему. — Здесь, рядом с ним, Дэвид, ты сегодня встретил его первым. Вон там в одиночестве стоит Эпафродит. Мы называем его Эпаф.