Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 55

Дом – не дворец, конечно. Зато он и не растает, как колдовской морок. И все же… Что такое дом для женщины, которая привыкла жить во дворце? И для ее дочерей, урожденных принцесс? Конура, жалкая конура.

Ладно, ладно, ради бестолкового, но преданного ей Шарля она согласна жить в конуре. Если он будет по-настоящему ценить ее согласие. Что? Да-да, заносите ковры на второй этаж, вот эти два – в гостиную, и по одному в каждую из спален. Синий?! Почему синий?! Да как вы посмели! Розовый, она ясно сказала – розовый с цветочным орнаментом, и пусть хозяин поганой лавчонки не сомневается, все в округе будут знать, как он жульничает! Обманывает почтенных покупателей! Ах, извинения… Этот отвратительный синий ковер в качестве извинения? Да вы с ума сошли, он ей совершенно ни к чему, разве что в угольном чулане на пол бросить… Настоящий персидский? Ага, как же. Ладно, оставляйте. И если розовый не будет доставлен завтра утром, пеняйте на себя!

Хозяйство – это кошмар. Ну что ты стоишь столбом, Шарль, почему это я должна на них орать? Кто из нас мужчина?.. И, кстати, опять нужны деньги. Завтра придет учитель танцев, девочек пора научить танцевать, иначе как они будут блистать в обществе? Прекрасно, Шарль, очень мило с твоей стороны… почему три? Кто третья? Кто-кто?! Ты рехнулся, дорогой? Она же дикарка, она сморкается в подол, у нее дефекты развития, не надо пытаться насильно вытащить ее в свет, детская травма психики… ведь ее мать была не в ладах с реальностью?..

Сердце схватило? Выпей водички, Шарль, присядь, и не спорь со мной. Никогда не спорь со мной.

Полночь мерила мир железным аршином. Часы отбивали похоронный бой на кладбище иллюзий, и ущербная луна казалась небрежно приклеенной на черном небе – криво, за один рог, вот-вот сорвется. Матильда просыпалась и ворочалась в супружеской постели без сна, вставала, ждала у окна непонятно чего, ложилась снова. Шарль громко храпел; шлейка от ночного колпака, долженствовавшая поддерживать подбородок, нисколько ему не мешала. С годами Шарль стал сильно похож на ее покойного отца, каким она его помнила… неужто отец тоже храпел в кровати, досаждая мачехе? Матильда вдруг остро ощутила собственный вес и возраст. Почтенная матрона в уродливом чепце и фланелевой рубашке до пят – что она высматривает в окошке, что или кого? Тикали дряхлые ходики, минуты летели в вечность. Ничто в мире не повторяется – странно, почему ей до боли кажется, что этот миг уже был?

Что-то яркое и разноцветное мелькнуло за окном, и в ушах Матильды эхом осыпался вихрь хихикающих звезд. Ей показалось, что она вот-вот поймет или вспомнит. Утром она убедила себя, что все было сном.

Старшей доченьке, Жавотте, исполнилось шестнадцать, младшенькой – четырнадцать. Пора искать женихов, вот новая забота. Это долгая история – быть матерью двух принцесс. Кажется, когда-то давно она была кем-то другим, но позабыла. Ангины, скарлатины, брекет-системы на неровные зубы, отиты, бронхиты и тонзиллиты, очки с заклеенным стеклом, чтобы справиться с косоглазием… папочка-принц оставил им отвратительную наследственность… Гувернантки, учителя, портнихи, модистки… зато у девочек отменный вкус, они любят золото и серебро, парчу и кружева. Шарль так и не стал им настоящим отцом, ну что же, она не настаивала. Довольно того, что он был порядочным мужем и безропотно платил по счетам. Взамен Матильда не пыталась воспитывать его дочь от первого брака, не навязывалась ей в матери и вообще никак не мешалась в отношения дочери с отцом – ну разве что следила, чтобы бесхарактерный Шарль не навредил ей, балуя сверх меры.

Девчонка была тот еще подарочек. Ленивая, своенравная, неблагодарная. Мать рано оставила ее сиротой, не успев преподать главную добродетель дурнушек: работай и не высовывайся. Всяк сверчок знай свой шесток.

Работать-то она работала, но то в окно заглядывалась, то гулять просилась. Гулять! На рынок, с поручением, даже крестную навестить, это еще ладно, но гулять? Скажите прямо – на улицу! Алкоголь, наркотики, подростковый секс? Никаких прогулок! Получив отказ, падчерица забивалась в угол за печкой, садилась прямо на ящик с углем – нет бы платье поберечь, хоть оно и старое, – и сидела там, что-то мурлыкала себе под нос, ногой отбивала такт. То ли аутизм у девчонки, то ли она просто глупа, разбираться в подробностях Матильде было недосуг. Она лишь требовала, чтобы падчерица выполняла определенную работу, и пусть потом делает, что хочет. Сидит в углу? Ну и пусть сидит, меньше шансов, что в подоле принесет.

Город готовился к ежегодному балу. В этом году король и королева объявили, что хозяином бала будет молодой принц, наследник. Мероприятие загодя прозвали ярмаркой невест. Ну-с, как испокон веков говорили свахи, у нас товар, у вас купец, извольте взглянуть.

Мерчандайзеры знают, как важна для успеха продаж упаковка. Дом Матильды превратился в портняжный ад. Ворохи кружев и отрезы тканей валялись повсюду, буквально негде было присесть – да и некогда. Обе дочери в голос ревели перед зеркалами, затягивая талии шнурками. Шнурки рвались, девицы отказывались от обедов и ужинов. Накануне бала срочный курьер доставил последние модные журналы, это была катастрофа. Мантильи не в моде! Чепчики с двойными плоеными оборками не в моде! Цвета сезона – вовсе не красный и желтый, а зеленый и фиолетовый! Кое-как Матильда отговорила дочерей от немедленного самоубийства, чепчики заменили шляпками, прочее оставили как было, только решили добавить побольше золота и драгоценностей. Блеск бижутерии скроет немодный фасон.

Завтра! Завтра они будут представлены принцу… Мама, скажи, мы ему понравимся? Разумеется, ведь вы принцессы. Обе? Конечно, обе. Тогда кого из нас он выберет, а? Меня! Нет, меня! Мама, ну чего она всегда? А она чего первая лезет? Тише, дочки, тише. Незачем ссориться. Ни к чему волноваться. Все будет так, как не может не быть.

Ее мучила бессонница. Ныло сердце, храпел муж, тикали часы, в спальне пахло валерьянкой. Матильда накинула халат, вышла в коридор, прислушалась. Ночью становилось слышно, как потрескивает и покряхтывает старый дом, тихо жалуется на свою незавидную судьбу. Он хотел быть летающей крепостью или шагающим замком, хотел повидать мир, но прожил жизнь на одном месте, какая несправедливость.

Это сумасшествие, подумала Матильда. Кто не спит по ночам, попадает в изнаночный мир, где иные правила. Что-то зашуршало в углу. Крыса? Она ничего не боялась. Она никогда ничего не боялась, когда речь шла о ней – и только за девочек ей всегда было страшно.

Матильда спустилась в кухню. Все было так, как она помнила. Луна светила в окно, тень оконной рамы лежала на полу перекрестьем прицела. Большая метла была прислонена в углу черенком вниз. Матильда шагнула к ней, протянула руку – белый танец, дамы приглашают кавалеров. И-раз-два-три, раз-два-три, они закружились в вальсе. Пульс стучал у нее в висках, отбивая ритм. Вся ее жизнь – это белый танец, она всегда решала сама и выбирала сама, и вот она здесь, вальсирует между неизвестностью и неизбежностью. Музыка есть магия, танец – это колдовство, а она не виновата, она всего лишь любила танцевать.

«Прости меня, крестная, я запуталась в своей жизни. Где-то когда-то я сбилась со счета…»

– Крестная? – удивилась Матильда вслух.

– Да, Тилли, – мягко сказала фея и положила прохладную руку ей на лоб. Рука пахла яблоками. – Ты позвала, и я пришла.

– Но почему столько раз…

– Тсс, – крестная приложила палец к губам. – Подумай, прежде чем спрашивать – то ли это, что ты хочешь узнать?

Матильда подумала. Ночь ждала, дыша ландышами, и насмешливые звезды молчали, став серьезными на минуту. Разноцветные тени повисли под потолком, как воздушные шарики, сбежавшие с карнавала.

– Я хочу узнать, почему все так обернулось, – грустно сказала она. – Ну… так.

И обвела рукой кухню.

– Волшебство, как тебе должно быть известно, – сухо ответила фея, – основано на равновесии. За все нужно платить. Я предупреждала, что платить будешь ты сама. Мы уже говорили об этом, ты разве не помнишь? И не единожды. Может, ты задашь вопрос по существу? Пошевели мозгами, милое дитя.