Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 54

Однажды Матильда проснулась среди ночи, дочка спала и кормилица тоже, она подошла к окну, отдернула тяжелую душную штору, вдохнула весенний запах сырой земли и поняла, что совсем не помнит принца.

Да и себя прежнюю она позабыла. Все, что составляло прежде ее жизнь, ушло, сгинуло, потерялось. Крылатые бабочки-мечты были засыпаны снегом прошедшей зимы, а оттаяв по весне, обернулись кучкой серого праха. Повседневные хлопоты съедали день за днем, дочка росла, королевство тощало. Явились банкиры с закладными и маленькой, но боеспособной армией, стрельнули из пушечки по воротам, снесли узорную решетку и добились королевской аудиенции. Свекор после их визита слег с инсультом, ишиасом и сенной лихорадкой, а большой лес с дичью отошел к соседнему королевству, и луга за лесом – тоже. Если бы принц был дома, ахала свекровь, он бы не допустил. От принца за все время не пришло ни весточки.

Он явился к Рождеству следующего года, грязный, завшивевший и злой, ничуть не похожий на прежнего галантного баловня. Принц потребовал от жены – вина, пожрать, интимных ласк прямо в ванне, куда она засунула его мыться, и снова вина. Автоматные очереди прошлись по его телу крест-накрест, оставив страшный след, и еще у него плохо двигалась левая нога. Прошел месяц, другой, а принц продолжал пить, и как-то раз Матильда поймала себя на ужасной мысли – лучше бы не было на нем в тот день бронежилета, тогда пули перечеркнули бы его жизнь, но не ее. Женский инстинкт толкал ее бежать, но поздно – она снова была беременна. Жизнь превратилась в кошмар. Король впал в слабоумие, королева позволяла сыну все, принц не просыхал, слуги сбежали, в бальной зале пьяные ветераны рубились на шпагах и непотребные девки плясали голыми.

Собутыльники мужа доели остатки королевства быстрее, чем терпеливые кровососы-кредиторы. Года не прошло с его возвращения, а от всех земель у королевской семьи остался в собственности лишь сад с дворцом и хозяйственный двор. Матильда доила корову, когда начались схватки. Она родила на сене, мычание и чавканье скотины мешалось с ее стонами, и ребенок снова оказался девочкой – хотя теперь это было неважно. Наследство истаяло, как призрак несбыточного счастья. Едва Матильда смогла ходить, она ушла из дворца. Младшая дочка висела у нее за плечами, старшая топала рядом, немного золота, украшений и облигации были зашиты в подол коричневого, не привлекающего взоров платья. В городе она наняла экипаж и уехала в другую страну – благо другие страны теперь начинались сразу за порогом.

Дворец сгорел в ту же ночь. Матильда узнала об этом из газет. Живых не нашли. Она подумала и надела вдовий чепец, так было правильно.

Три дороги открывались перед одинокой, но предприимчивой женщиной: содержать бордель, швейную мастерскую или аптеку с порошками и зельями. Ни один вариант не устраивал Матильду. Свою жизнь она считала сломанной, это произошло незаметно для нее где-то в промежутке между возвращением принца с войны и родами в хлеву, когда она звала, но никакая фея не явилась на помощь. Однако для дочерей Матильда упрямо хотела иной судьбы, они должны были расти знатными барышнями, в достатке и баловстве.

Матильда стала ростовщицей. Сердце ее было закрыто для жалости, и капитал рос быстро. Когда денег стало достаточно, она отдала девочек в пансион, заказала у портнихи множество отличных нарядов, а жемчуга и брильянты, фальшивые, взяла напрокат и отправилась в морской круиз на лайнере.

По вечерам на пассажирской палубе были танцы. Влажный ветерок овевал разгоряченные тела. Оркестр играл сначала быстрый танец, затем медленный, затем снова быстрый. Начищенные трубы полыхали в золоте заката. Покрытые каплями пота лица музыкантов были серьезны и торжественны, как будто не было на свете важнее дела, чем раз-два-три, и раз-два-три, венский вальс, вальс-бостон… а на смену приходил неровный ритм босановы, сердце пропускало такт, кто вообще открыл эту Бразилию и зачем, мало ему было польки и фокстрота? Самба, румба, ламбада… Душа рвалась на части, ноги продолжали движение. В выписанных из Парижа модельных туфельках не было ни на сантим волшебства, но танцевать Матильда не разучилась, осанку держала гордо, а морщинки на лице были незаметны в вечерних порхающих тенях. Ее приглашали наперебой. В перерывах между танцами кавалеры поили ее мохито и маргаритой, говорили комплименты – кто вдохновенно, кто с натугой. Матильда словно веером отгораживалась загадочным молчанием, прятала за ним серьезность своих намерений. Сравнивала, выжидала, как охотник с одним патроном в стволе – нужно попасть в цель с первого выстрела, второго не будет.

Банкир из сумрачного Лондона предложил ей крепкую руку и толстый бумажник, его основательность подкупала, единственное условие было – никогда, слышите, никогда не заглядывать в его счета. Держитесь подальше от конфиденциальной информации. В глубине глаз финансиста мерцал опасный огонек. За вечер он дважды отлучался побриться, синеватая щетина проступала на щеках мгновенно. Матильда отказала. Ей не понравилось то, как банкир отзывался о своих покойных женах.

Русский граф был трогательно молод, говорил с варварским акцентом, просил – поправляйте меня, я буду делать, как вы скажете. Научите меня… Чему? Всему. Девичий румянец цвел на его щеках, губы нежно скользнули вверх по руке Матильды, взгляд васильковых глаз под пушистыми ресницами был ленивым и наглым. Ах, милый друг, не вас ли ищет мамочка? Какая мамочка? Да вон хотя бы та, в желтом. Миль пардон, мадам, тысяча извинений, сударыня, мы слишком хорошо поняли друг друга.

Барон… он представился, Матильда тотчас забыла его фамилию, это было что-то восхитительно немецкое, с тройной надежностью… неважно, пусть будет Мюллер – так вот, барон фон Мюллер первым делом выказал восхищение ее умом, и только потом – красотой. После каждого комплимента он заказывал новый коктейль, вскоре она отказалась пить, он продолжил. Призрак покойного принца встал между ними, ухмыльнулся нетрезво, зашатался и растаял. На очередном описании своего подвига барон запнулся и простер к Матильде руки: выходите за меня, вы само совершенство, я без вас пропаду. Она сбежала в дамскую комнату, умылась холодной водой, задержала у висков ледяные пальцы. Никогда больше, о нет, она не будет женой пьяницы. Дочери, у нее две дочери, нужно думать о них – не о ком-то другом и не о себе.

Но выйдя из туалета, Матильда едва не попалась. Мужчина стоял в коридоре, черный взгляд его ожег женщину, как хлыст. Он повернулся вполоборота, его надменный профиль ранил ее сердце. Матильда судорожно хватала воздух – чуяла, что пропала, погибла, и гибель будет сладкой, но окончательной… Толчок дверью привел ее в чувство. Из каюты за ее спиной стремительно выскочила молодая женщина в слишком откровенном платье и дурацкой красной шляпке, с победным визгом бросилась черноглазому красавцу на шею. Обнимая ее, он подмигнул Матильде над плечом своей жертвы. В его взоре горело адское, волчье веселье.

Твердым шагом Матильда спустилась в бар и взяла бурбон со льдом.

Круиз длился неделю и состоял не только из танцев. На третий день она познакомилась на верхней палубе с очень приятным собеседником и воспитанным человеком. Худоба его отчасти скрадывалась ростом. Он не танцевал, потому что, знаете ли, болят ноги, да и спина не позволяет – не мальчик уже. Увы, он не умеет следить за своим здоровьем и вообще заботиться о себе. Этим занималась покойная жена… А, так вы вдовец? Да, а вы? И я вдова. Как это удачно, то есть, разумеется, как печально…

Матильда пересела к нему за столик, чтобы следить за его питанием. Она самую малость опоздала – вчера Шарлю подали лимон к рыбе, он съел, обострилась язва. Три дня Матильда сидела с ним, сначала в каюте, затем на палубе – рядышком, в шезлонгах, закутанные пледами, они смотрелись супругами. Ну вот, мальчики и девочки, а вы говорите – танцы.

На берегу их ждала карета, заказанная по телеграфу. Сначала Матильда и Шарль заехали в местную церковь, где их обвенчал низенький священник в коричневой рясе, затем уже двинулись домой. Домой к Шарлю, разумеется. Да, еще по дороге завернули к нотариусу, чтобы переписать собственность на Матильду – пусть Шарль не волнуется, что в случае его смерти она останется на улице с двумя крошками.