Дальние края - Линь Ван - Страница 3

Потом они рассаживались по автобусам, махали на прощание рукой, платочком, шляпой.

Двери с шумом захлопывались, и автобусы трогались с места, увозя школьниц в До-шон, Бай-тяй или Ча-ко…[3]

За другими девочками приходили мамы и папы или старшие сестры и братья и брали их домой погостить.

В спальнях накомарники, висевшие прежде над каждой койкой и похожие издали на сплошную белую паутину, были свернуты и прибраны, и деревянные рамы теперь сиротливо торчали за спинками кроватей.

Койки в спальнях стояли в два этажа. Хоа спала внизу, а над нею — девочка по имени Лиен.

Лиен ужасная болтушка, и бывало даже, после удара гонга, означавшего «Всем спать!», свесит голову вниз и сообщит какую-нибудь новость, которой не успела поделиться днем.

Но и Лиен уже нет в школе, вчера вечером за нею приехала мама. В коридорах, в классах — в обоих этажах школы — ни души. Так что хочешь не хочешь — все время вспоминаешь уехавших подруг. Иногда, правда, можно увидеть людей возле школьной канцелярии, услышать их голоса и смех; но это все больше учительницы: они остались, чтоб подвести итоги учебного года.

Каждый день Хоа поднимается ни свет ни заря, умывается, чистит зубы, потом снова укладывает мыльницу, полотенце и щетку в полинявший зеленый рюкзак и бежит к воротам. Сперва она для приличия поговорит со сторожем о том о сем, а после спрашивает, нет ли для нее писем или каких-нибудь вестей. Сторож глянет на нее через свои очки в черной роговой оправе — они вечно сидят у него где-то на середине носа — и ответит:

— Пока ничего нет, внучка.

И Хоа, понурясь, бредет обратно и садится с книжкой или, вот как сейчас, играет одна во дворе. Ей боязно уйти подальше: прибудет письмо, а ее-то и нет!..

Сегодня утром к девочке подошла молодая учительница — по имени Ань. У нее был сайгонский выговор — певучий и мягкий.

— Ну, как дела, Хоа? — спросила она.

Хоа улыбнулась, поднялась на цыпочки и приколола цветок фыонга к волнистым черным волосам учительницы, потом поглядела на нее и сказала:

— А знаете, красный цветок очень идет к вашей прическе.

Ань ласково погладила девочку и снова спросила:

— Ты ведь, по-моему, была в списке уехавших в До-шон?

— Ага. Только я не поехала.

— Где же ты собираешься провести лето? Так за тобой никто и не приехал?

— Папа приедет и увезет меня далеко-далеко. У меня будут особенные каникулы, каждый день — примечательный!

— Да ну? — Учительница покачала головой. — Жаль, к не знала об этом раньше. — Она поправила завернувшийся воротничок Хоа. — Желаю счастливых каникул, таких, как тебе хочется. Не забудь, напиши мне, ладно?

— Ага.

— И вот еще что: куда бы ты ни поехала, старайся побольше общаться с людьми, изучай природу. А то уткнешься в книжку и ничего не увидишь вокруг. Чтение, конечно, дело нужное, но все хорошо в меру. И постарайся хорошенько отдохнуть и поправиться, а то ты совсем худышка.

— Ладно.

Учительница ушла, а Хоа стало грустно: уж очень ей нравился ласковый голос Ань и улыбка и ямочки на щеках. «Вот если бы Ань преподавала у нас литературу! — думала Хоа. — Ее всегда так интересно слушать».

О том, что папа увезет ее далеко отсюда и каникулы у нее будут особенные, Хоа рассказала не только учительнице: она говорила об этом каждому, кто заводил речь о планах на лето. За неделю до каникул она получила от папы письмо, он-то и написал ей об «особенных каникулах».

Она разгребла ногой красный ковер лепестков и снова; отправилась к воротам, готовясь услышать опостылевшую фразу сторожа: «Пока ничего нет, внучка». Но едва она подошла к опустевшей баскетбольной площадке, как сторож сам выбежал ей навстречу.

— Эй, Хоа! Хоа! — кричал он. — Скорей, внучка, тебе письмо!

Она подбежала и схватила конверт. Дрожащими пальцами Хоа развернула сложенный вчетверо листок и увидела строчки, написанные знакомым почерком:

Хоа страшно обрадовалась. Она обняла сторожа и сказала:

— Спасибо вам, дедушка. Теперь за мной тоже приедут. Счастливо оставаться! Я вернусь в конце лета и непременно привезу вам что-нибудь в подарок.

Старик, вконец растроганный, не знал, что и отвечать. Он только кивал головой и бормотал что-то себе под нос, глядя вслед Хоа, со всех ног припустившей к спальному корпусу.

Хоа надела рюкзак и вприпрыжку, как воробей, побежала обратно к воротам. Случись все это в обычное время, она, конечно, не меньше четверти часа простояла бы, разглядывая диковинную машину, приехавшую неведомо откуда и стоявшую прямо напротив ворот. Но сегодня ей было не до того. Она заглянула в переулок и, не найдя там никакого автомобиля, побежала за угол, к универмагу — автомашины не было и здесь, не считая тех, которые мчались одна за другой по мостовой. Хоа добежала до самого сквера Лак-виен: никого — ни людей, ни машины. Тогда она бросилась обратно к школе и, запыхавшись, спросила сторожа:

— Дедушка, где же автомобиль, который приехал за мной? Вы не помните, кто передал вам письмо?

— А он разве уехал? Быть того не может! — Старик взял ее за руку и повел к калитке. — Пойдем-ка посмотрим. Он только что был здесь.

Выйдя на улицу, сторож, как всегда, поморгал за толстыми стеклами очков и стал рассматривать странную машину, по-прежнему стоявшую около ворот. В моторе копался водитель в синих брюках и белой майке, изрядно вымазанной маслом.

— Да ведь это он и дал мне письмо. Ты можешь у него все узнать.

И без того большие глаза Хоа раскрылись еще шире.

— Машина тоже его?

— Разве ж такое чудо с чем-нибудь спутаешь! Говорю тебе, он на ней и приехал.

Но она все-таки еще не верила. Держа в руке письмо, Хоа подошла к приезжему и спросила:

— Дядя, а дядя! Это вы передали для меня письмо?

Человек обернулся. У него оказалось очень веселое лицо.

— Тебя зовут Хоа? — Он улыбнулся. — Это тебе я привез письмо?

— Ага.

— Я приехал за тобой, отвезу тебя к нам, в госхоз. Сними-ка рюкзак и посиди в тени, вон под тем деревом шау[4], пока я починю мотор. Я мигом управлюсь, потом устрою тебе место в машине.

— А вы — дядя Тоан?

— Так точно.

— И вы… — Хоа покраснела, — вы поедете обратно в госхоз на этой машине?

То ли Тоан уловил какое-то смущение в ее голосе, то ли заметил неудовольствие, промелькнувшее в глазах Хоа, но только он сразу сказал:

— Правильно, мы с тобой доедем на ней до самого госхоза. Ты, наверно, не знаешь — это замечательная машина. Короли или принцы в старину и мечтать не могли о такой поездке. А их знаменитая колесница, запряженная драконами[5], — это просто ерунда по сравнению с нашей машиной! — Он подмигнул ей и продолжал: — Тебе не очень нравится ее внешний вид?

— Нет, что вы, — вежливо улыбнулась Хоа. — А как называется ваша машина?

Глаза его весело заблестели.

— Военная тайна! Здесь говорить об этом нельзя. Но по дороге я тебе все открою.

В переулке показалась ватага мальчишек и двинулась к таинственной машине. Подойдя поближе, они принялись тщательно изучать ее. Разгорелись споры. Одни высказывали свое мнение потихоньку, словно боясь, как бы их кто не подслушал, другие говорили во весь голос, с самым ученым видом: