Шел ребятам в ту пору… - Харченко Людмила Ивановна - Страница 14

— А на что он тебе, коммунист?

— Как на что? Мы с Васей все разузнали, где, на каких улицах офицерские части, склады, штабы. Передал бы он нашим, пусть бы разбомбили.

Слезавин не предполагал, как он облегчил работу Володе. Ведь Махнову дали именно такое задание, когда из партизанского соединения Северной группы Ставрополья посылали в тыл врага.

— Есть у меня такой коммунист, — Володя решительно поднялся. — Пойдем, я иду к Тане.

Петя почувствовал себя уязвленным.

— Ну да, нашел дурака! Ты хочешь, чтобы я принес эти сведения в дом полицая?

— Чего кипятишься? Я ж еще ничего тебе не сказал.

Парни свернули на Таманскую улицу. У аптеки и дальше по улице было людно, поэтому Махнов и Слезавин шагали молча. Почти у дома, где жили Рая Павленко и Таня Онищенко, Володя тихо сказал:

— Подготовь свои данные и передашь мне. Хорошо бы сегодня. Мы к Тане придем играть в лото.

Петя в знак согласия кивнул головой.

— А насчет Москвы надо разъяснять людям. Ты прав. Москвы им никогда не взять!

— Десять!

— Два!

— Кол!

— Тридцать два! — выкрикивал Петя.

— Есть! Кончила! — объявила Рая и, смеясь, сгребла монеты к себе.

— Темнеет уже. Кончаем игру ребята!

Володя, спускаясь по лестнице, нащупал в кармане свернутые бумажки, вспомнил шепот Пети: «Здесь есть и план города. Важные объекты обведены кружочками».

Рая затемнила окна, зажгла коптилку и, взглянув на Петю, попросила:

— Закрой дверь на ключ.

Когда уселись за стол, Рая протянула каждому по огрызку красного карандаша, по два листочка тетрадной бумаги и пожаловалась:

— Мальчики, бумаги нет. Листовки писать не на чем. Может, попросить Таню, чтоб она у своего братца взяла «взаймы»?

— Сказано, девчонка! — укорил ее Вася. — По бумаге полицая нас найдут без труда.

— Сто очков в твою пользу, Вася! — Рая стояла перед мальчиками чуточку обескураженная. Но смущение ее быстро исчезло, когда на ум пришла более дельная мысль:

— Предлагаю посрывать плакаты о «райской жизни» в Германии и на обратной стороне писать листовки.

— Вот это другое дело! — похвалил Вася.

Тускло, очень тускло светил огонек коптилки. Снова над бумагой склонились две вихрастые мальчишечьи головы и одна девчоночья, такая беловолосая, что, казалось, за столом от нее светлее.

Три красные пятиконечные звездочки вверху, пять внизу. Рая тихонько начала диктовать текст, который они составили днем:

Когда листовки были написаны, зашел разговор о том, где их наклеить. Ребята предлагали идти немедленно, а Рая придумала вот что:

— Мальчики внимание! Завтра я пойду на нижний рынок за картошкой, на дно сумки положу листовки, а там бабам в корзины рассую.

— А не попадешься? — спросил озабоченно Петя. — Давай вдвоем. Я буду прикрывать тебя.

— Говорят, риск большое дело. На этот раз я хочу поработать одна.

Рая понимала, почему так долго не возвращается мама из села Благодарного. Там, у родственников, она прятала от вражеских глаз свою внучку, дочь старшей Раиной сестры, которая была замужем за евреем. Мать сказала Рае, что она вполне взрослая и может хозяйничать сама, а внучка еще совсем малышка и нуждается в ней больше, чем Рая.

…Съестные припасы иссякли. Присев на корточки перед открытым кухонным шкафом, Рая переставляла посуду. Может, кусочек сала где завалялся? Или сухарик? Рая очень обрадовалась, когда на дне граненого стакана увидела застывший бараний жир. Жменька пшена, две картофелинки, луковка — и будет суп. Когда нечего есть, как назло разыгрывается аппетит.

Продать из вещей нечего — она и так осталась в одном-единственном платье. Выстирает, высушит и опять наденет. Иногда Васина тетя, Елизавета Гавриловна Рожкова, подкармливала Раю то картошкой, то кукурузной кашей.

Октябрьским вечером, когда Рая повесила над печкой выстиранное платье и улеглась в постель, в дверь три раза негромко постучали. Рая вздрогнула от неожиданности, хотя знала, что это Петя. Так они условились. Вася стучится один раз, Петя — три. Она встала с постели, надела старенькое, куцее пальтишко и, не спрашивая, открыла дверь.

Рая сразу обратила внимание на сияющие глаза Пети.

— Раечка, оказывается, мы не одни в городе. Я читал расклеенные кем-то сводки Совинформбюро.

— Ура! — закричала Рая.

— Вот бы узнать, кто они, — Петя сел за стол, — узнать и объединиться.

— А как мы узнаем?

— Да никак. — Петя внимательно посмотрел на Раю. — Скоро праздник Октября… Думали ли мы, что двадцать пятый Октябрь будем встречать в фашистской неволе?

Рая вздохнула, покачала головой. Вдруг голубые-голубые глаза ее заблестели, она подскочила к Пете.

— Знаешь, Петечка, мы встретим этот праздник не как в неволе. Хочешь?

— Спрашиваешь!

— Соберемся у нас. Песни революционные споем, стихи расскажем.

— А если Онищенко подслушает?

— Мы Таню мобилизуем покараулить нас часок.

— Ох, ты и выдумщица, Райка!

В поленнице дров, что были сложены в коридоре квартиры Слезавиных, отчим обнаружил винтовку и полную цебарку патронов. Разъяренный, он налетел на пасынка.

— Ты что, безмозглый, хочешь, чтобы нас всех перестреляли? Мерзавец! Дубина! Сейчас выброшу все это добро в колодец.

— Не надо! — подскочил к нему Петя. — Вернутся наши, они же нам спасибо скажут! И мы будем стрелять в гитлеровцев, когда они будут отступать. Маме только ничего не говорите. Очень прошу вас.

Но отчим был неумолим. Он решительно взял цебарку. Петя хотел выхватить ее. Завязалась борьба. Отчим изловчился, рванул цебарку, чуть не бегом бросился к колодцу во дворе.

К месту происшествия сбежались соседи, набросились на Петю.

— Он хочет, чтобы нас прикончили!

— Бандюга!

— Это вы бросьте, женщины, — вступился Соловьев, у которого два сына были на фронте. — Петя хороший парень.

Пока Петя молча выслушивал упреки соседей, отчим вынес винтовку и тоже бросил ее в колодец. Петя понуро побрел к Васе, в соседний дом.

Кусая губы, Слезавин со злостью рассказал другу:

— Отчим побросал в колодец все, что мы с тобой припасли. Шум поднял. Слышишь, все еще орут? Хорошо, что матери нет дома, а то бы добавила тумаков.

Накануне двадцать пятой годовщины Октябрьской революции Рая, Петя и Вася выбрались из дома в темноту знакомых улиц с листовками, призывающими юношей и девушек не ехать в Германию. Они едва успели наклеить несколько листовок на улице Красной и Казачьей, как услышали гул самолетов. «Ух! Ух!» — жаловались стальные птицы на тяжесть, которую несли.

Друзья заметались. От угла двухэтажного дома бросились к старому в три обхвата дереву.

— Дупло! Большое какое!

Петя ощупал дерево, снизу вверх провел рукой и воскликнул:

— Да тут можно человеку спрятаться!

— Мальчишки, а что если нас разбомбят? Обнаружат у нас листовки и родителей расстреляют, — встревожилась Рая.

— Бросаем листовки в дупло! — скомандовал Петя.

Засвистели первые бомбы в районе вокзала. Захлопали вражеские зенитки. Ребята прижались друг к другу.

— Бежим! — предложил Петя. — Фрицы все попрятались. В самый раз!

Они бежали так, что ветер свистел в ушах, ноги не чувствовали земли. В своем дворе ребята отдышались. И тут неожиданно столкнулись с полицаем Онищенко. Он стоял, прислонившись к стене. Ребята узнали его по кряжистой фигуре и длинному пальто.