Строговы - Марков Георгий Мокеевич - Страница 27

Пахота еще не начиналась, на полях было пусто, кое-где в ложбинах белели нерастаявшие кучки снега.

Евдоким покрикивал на жеребца, и тот, оттопырив хвост, мчал тележку так, что у седоков ветер свистел в ушах. Уже начинало смеркаться, и Евдоким торопился засветло доехать до мельницы.

На плотине, у самой мельницы, буланый остановился и захрапел.

Евдоким прикрикнул на него, жеребец вздрогнул, но стоял, прядая ушами.

Демьян соскочил с телеги и побежал посмотреть, что преграждает путь.

– Мост разворочен, Евдоким Платоныч! – крикнул он.

– Держи, сват. – Евдоким сунул в руки Кондрата вожжи и побежал к Демьяну.

Тот стоял на плотине, возле желоба. Мосток через желоб, по которому вода шла к мельничному колесу, был сброшен в пруд. С мельницы донеслись глухие удары. Там что-то рубили.

– Идем вброд, – сказал Евдоким и шагнул в желоб.

Вода доходила ему до колен и текла очень быстро. Пошатываясь, Евдоким перебрался на другую сторону. Демьян полез за ним.

Бегом они бросились к мельнице. Дверь оказалась открытой.

– Кто там? – закричал Евдоким.

Никто не отвечал. Но в тот же миг что-то затрещало и бултыхнулось в воду.

Когда перепуганный Демьян наконец зажег спичку, они увидели бывшего волченорского пастуха Антона Топилкина. Оба бросились на Антона, схватили, закрутили руки назад, связали их кушаком.

Демьян остервенело ударил Антона кулаком по лицу – раз, другой, третий.

– Это за что же ты, разбойник, мельницу распорушил? – прерывающимся, злобным голосом спрашивал он. – За что?

Антон выплюнул кровь изо рта, громко сказал:

– За все сразу. За мать, за братишку, за Устиньку.

Антона избили до потери сознания и потащили на телегу.

Кондрат, прикорнув на телеге, крепко спал и очнулся лишь тогда, когда Демьян выжал ему на лицо мокрый рукав зипуна.

– Ну и спишь, сват, как убитый, – упрекнул его Евдоким.

– А это кто? – испугался Кондрат, увидев подле себя стонавшего Антона.

Пересыпая слова руганью, Евдоким рассказал, что произошло на мельнице, и, повернув буланого, погнал к селу. Когда подъехали к околице, уже совсем стемнело. Евдоким остановил коня у березы, спрыгнул с телеги. Привязав коня, позвал Кондрата и Демьяна. Все трое отошли в сторону, стали совещаться, что делать с Антоном.

– Вези прямо к старосте, – посоветовал Кондрат. – Пусть до утра в амбар запрет, а днем соберет сходку. Там миру все обскажете, мир сам решит, как наказать подлеца.

– Неподходяще нам на сходку Антона тащить, – сказал Демьян. – Жаловаться начнет, а народ, чего доброго, на его же сторону встанет.

– А что у тебя – провинки какие? – спросил Кондрат.

– Провинки не провинки, а давно он зуб на меня имеет. Видишь, Устиньку даже припомнил. Отбил я ее у него когда-то. А тут старуха Топилкина с парнишкой замерзли. Опять же вроде как я виноват. А я что? Я только свое взял.

Евдоким помолчал, раздумывая, потом сказал твердо:

– Пусть мир как хочет судит да рядит, а я завтра к волостному старшине поеду, обскажу ему, что и как. Он ведь родня мне по бабе приходится.

– Вот-вот, так-то лучше, Евдоким Платоныч, – обрадовался Демьян.

Сели опять в телегу. Антона развязали и сбросили на пустыре за церковью. По селу прокатили махом.

На следующий день Евдоким побывал в волости. Старшина приказал изловить Антона. Евдоким, Демьян и сельский староста Герасим Крутков пошли к Топилкиным. Отец Антона заявил им, что он не видел сына со вчерашнего утра. Поехали на поля, но и там Антона не оказалось.

Прошла неделя, другая. Антон в селе не появлялся.

В народе пошли слухи, что Евдоким с Демьяном убили Антона. Волченорцы снова заволновались. Старик Иван Топилкин собирался ехать с жалобой к властям, но вернувшиеся из города мужики рассказали, что видели Антона в большом пригородном селе, и народ успокоился.

Глава седьмая

1

Анне хотелось, чтоб во главе будущего большого хозяйства Строговых стоял Матвей. Себе она отводила иную роль: она мечтала быть хорошей хозяйкой при хорошем муже.

Но перемены на пасеке не увлекли Матвея. Он чужими глазами смотрел на все созданное стараниями жены, будто и две новые коровы, и новые пашни, засеянные рожью-скороспелкой, я рыжий жеребенок получистых кровей принадлежали не ему.

Это настораживало Анну, и она решила склонить Строговых на новое дело – начать строить мельницу. Мельница могла привязать Матвея к хозяйству и отвлечь от тайги.

Однажды утром, когда вся семья завтракала, Анна завела разговор:

– Давайте, мужики, мельницу на Соколинке построим. Чистый заработок. Воды у нас много, лес под боком, а все остальное сгоношим помаленьку. Как ты, мама? – обратилась она к свекрови, поддержкой которой заручилась раньше.

– Уж чего бы лучше! – воскликнула Агафья. – Всегда были бы с мучкой, да и с доходом. Как ты, старик, думаешь? – взглянула она на Захара.

– А по мне, хоть завтра начинайте, – скороговоркой выпалил тот.

Анна и Агафья посмотрели на Матвея. Все теперь зависело от него.

Матвей покачал головой.

– Подумать надо. Не знавши броду, не надо лезть в воду. Мельницу построим, а молоть что будем?

– Рожь, – ответила Анна.

– А кто к нам повезет ее в такую даль?

– Этого бояться не надо, Матюша, – заговорила Анна. – Много ли десять верст? Люди и за сорок едут. В случае чего пустим помол вполовину дешевле – отбою не будет.

Матвей добродушно засмеялся.

– Так ты всех помольщиков у отца отобьешь. Гневаться он будет.

Анна ответила, озорно сверкая карими глазами:

– Пусть гневается! А знаешь пословицу? Кто зевает, тот воду хлебает.

Все замолчали. Было слышно, как недовольно сопел дед Фишка. Сколько раз собирались они с Матвеем на Юксу – и все что-нибудь задерживало.

– Ладно, – вдруг горячо заговорил Захар, – мельницу будем строить. Испытка не убыток. Если подвозу не будет, на амбар для пчелы переделаем.

Агафья всплеснула руками.

– Ну что ты скажешь! Ровно его нечистый за язык дернет… «На амбар переделаем!» – передразнила она Захара.

Анна серьезно ответила свекру:

– Вы только постройте мельницу, а помол будет. Народу с каждым днем прибывает.

Спустя несколько дней после этого разговора пять плотников-новоселов застучали топорами на берегу речки, у большого омута.

Анна приходила к срубу за щепками, смотрела на дружно работавших плотников и радовалась.

Как-то вечером, возвращаясь вместе с Матвеем и плотниками домой, она сказала:

– Осенью, Матюша, за жерновами в город съездишь. Зимой с батей закрома и колесо сготовите, а на будущий год к страде и пустить можно. Вот между делом и построим мельницу.

Матвей вяло слушал ее; он смотрел на зеленеющие смолевые пихтачи, тянувшиеся до берегов Юксы, и думал о своем.

Через несколько дней Анна родила. Плотников пришлось распустить. Сруб мельницы остался незаконченным.

2

Когда Анна поправилась, а ребенок, названный Максимом, немного окреп, Матвей решил отправиться на Юксу. Стояло затяжное ненастье, и в поле все равно делать было нечего.

Дед Фишка суетился, собирал припас, харчи в мешок, торопил Матвея, боясь, как бы какие-нибудь дела вновь не задержали племянника.

Из дому охотники вышли в один из дождливых дней после успенья и целую неделю бродили по тайге.

В лесу было тихо. Как и шесть лет назад, в грустной задумчивости приопустив сучья, стояли кедры. По-прежнему с шумом катила Юкса свои мутные воды.

Матвей знал здесь каждый угол, и всюду ему хотелось побывать, приятно было вспомнить о прошлом.

После солдатчины и встречи с Беляевым мир повернулся к Матвею какой-то иной стороной. Мысли стали острее и беспокойнее.

Еще совсем недавно Матвей мало думал о несправедливости купца Кузьмина. Это вспоминалось лишь два раза в год, когда приходилось везти богатому золотопромышленнику большую долю того, что добывалось трудом отца и его, Матвея, на пасеке. Теперь же он не забывал об этом ни на минуту.