Я дрался на «Аэрокобре» - Мариинский Евгений Пахомович - Страница 34

Впереди, несколько ниже высоты полета, показались облака.

– Архипенко, я Гусев. Бомбардировщики идут под облаками.

– Вас понял! Снижаемся.

Истребители нырнули под облака.

Фашистов увидели все одновременно – такую группу мудрено было не заметить. И сразу же чувство нервного напряжения, появившееся у меня при подходе к линии фронта, бесследно исчезло. Оно уступило место спокойному азарту боя. Да, спокойному азарту. Здесь переплетались воедино и настоящий азарт, и спокойный холодный расчет предстоящих действий.

Впереди шли шестьдесят «лаптежников», а за ними еще двенадцать «ХШ-123». Эти почти ничем не отличались от «ХШ-126», и их также называли «костылями». И «Юнкерсы» и «костыли» всегда бомбили только с пикирования: у них не было прицелов для бомбометания с горизонтального полета. И те и другие почти беззащитны перед атаками истребителей. «Ну, сейчас мы им дадим!» Было похоже, что на этот раз бомбардировщики пришли одни: истребителей возле них не было.

Архипенко качнул самолет с крыла на крыло, подавая сигнал «внимание», и тут же передал:

– Атакуем «Юнкерсов» и с ходу «Хейншелей»!

Положение для атаки было не совсем удобное, но решение – единственно правильное. Прямо перед нашими истребителями пересекающимся курсом шли «Ю-87», за ними в правом пеленге – «костыли». Они как раз сами должны будут подойти под огонь истребителей, когда те пронесутся сквозь строй «лаптежников».

«Ястребки» мчались на бомбардировщиков сбоку и немного спереди – под ракурсом три четверти. Их могли видеть все экипажи «Юнкерсов», но стрелки противодействовать атаке не могли. Да и гитлеровские летчики не могли, не нарушая строя, использовать пушки и пулеметы, направленные вперед.

Правда, обычно истребители атаковали «лаптежников» сзади. Тогда их встречал плотный огонь стрелков. Однако стоило на большой скорости проскочить эту огненную завесу и врезаться в самую середину строя бомбардировщиков, как «ястребки» оказывались в относительной безопасности. Как это ни странно звучит, но сами фашисты защищали их. Кругом гитлеровцы. И ни стрелки, ни летчики с «Юнкерсов» стрелять не могут: боятся поразить своих. В то же время они смертельно боятся огня советских истребителей, шарахаются от них, создавая угрозу столкновения между собой, бросают бомбы куда попало, и строй рассыпается. А «ястребки», наоборот, в такой куче чувствуют себя свободно. Открывай огонь – и обязательно попадешь, на пути трассы окажется бомбовоз. Только когда строй бомбардировщиков рассыпался, истребители сразу оказывались открытыми, их со всех сторон начинали поливать свинцом и огнем. Но до этого они, как правило, успевали сбить нескольких фашистов, на остальных гитлеровцев все еще действовал страх перед «чумовыми» летчиками, и огонь их бывал не особенно прицельным.

Такой же способ применяли летчики и в боях с большими группами фашистских истребителей – лезли в самую кучу, где гитлеровцы мешали друг другу, не могли полностью использовать свое численное превосходство.

Однако сейчас выбора не было. «Юнкерсы» подходили к линии фронта, и нужно было наносить удар немедленно. И такой атакой – спереди сбоку – можно было сразу, даже не сбив ни одного самолета, нарушить боевые порядки обеих групп и не дать им отбомбиться с пикирования. Ведь чувство собственной беспомощности особенно сильно должно было действовать на фашистов, подрывать их боевой дух. А не дать им отбомбиться прицельно нужно было во что бы то ни стало. И так наши танки горели на поле боя (еще на подходе летчики издали увидели громадные, яркие даже в свете майского дня, костры с густым жирным дымом горящей солярки). Видно, крепко поработала фашистская противотанковая артиллерия…

Архипенко вел группу на головную часть колонны фашистских бомбардировщиков. Молниеносно сокращалось расстояние. Сначала в прицелах проектировалась сплошная масса, затем она распалась на отдельные самолеты, стало возможным различить отдельные детали – торчащие «лапти», изломанные очертания плоскостей, рубленые формы застекленных кабин летчиков и стрелков, хвостового оперения…

Советские истребители шли строем «фронт». Метров на двадцать-двадцать пять вперед вырвались самолеты ведущих пар – Архипенко и Королева. Я шел на правом фланге. Скосил глаза немного влево и увидел, как нос самолета Архипенко стал окутываться быстро исчезающими хлопьями белого дыма, а в сторону «Юнкерсов» понеслись красные шары крупнокалиберных пуль и снарядов.

«Рановато еще… Хотя…» – я совсем было собрался последовать примеру командира эскадрильи – чем раньше, мол, откроешь огонь, тем больше паники будет у фашистов, но по привычке еще раз окинул взглядом воздушное пространство вокруг самолета. Сзади и с боков небо было чистое. Только сверху, в разрывы облаков, пикировали пары и четверки вражеских истребителей. «Сколько их!.. Как горох из прорванного мешка сыплются… Ничего, успеем!..» – но все же передал по радио:

– Я Четверка, сверху пикируют «худые»!

Архипенко, не прекращая атаки, ответил:

– Успеем!

Немецкие бомбардировщики несутся навстречу. Уже вся четверка истребителей ведет огонь. В сторону фашистов тянутся плотные красные жгуты трасс. Самолеты все ближе и ближе. Кажется, сейчас столкнемся с ними и в воздухе появится несколько громадных клубков огня и дыма…

У истребителей положение лучше. Огнем они надеются расчистить себе дорогу. «Сбить – и путь свободен!..» Бомбардировщики в таком положении стрелять не могут. Только своим самолетом могут они принять таранный удар истребителей. Но это верная смерть… А так рисковать своей «драгоценной» жизнью фашисты, конечно, никогда не были склонны.

И строй бомбардировщиков заколебался. А тут еще огонь истребителей наконец достиг цели. Один из «Юнкерсов», оставляя в небе черную дымную спираль, понесся к земле. Это послужило сигналом. Бомбардировщики в панике бросились в разные стороны, а между ними, не сбавляя скорости, пронеслись мы. Только тряхнуло на взвихренных воздушных потоках, оставшихся за прошедшими рядом бомбардировщиками. Да, заметил я, Виктор чуть не столкнулся с фашистом, стараясь в упор расстрелять подвернувшийся «Юнкерс». Хорошо, что тот, с крылом, наполовину отбитым снарядами, успел нырнуть вниз, под самолет Королева…

Впереди открылась новая цель – группа «ХШ-123». «Костыли», наученные горьким опытом «лаптежников», не стали ждать, пока их расстреляют с короткой дистанции. Как по команде, они сбросили бомбы с горизонтального полета («Чья же здесь территория? Кажется, не наша», – успел только подумать я) и врассыпную стали скрываться в облака, чтобы без помех уйти в глубь своей территории.

– Разворот влево на сто восемьдесят! – скомандовал Архипенко. Он думал успеть произвести еще одну атаку по «Юнкерсам», до того как в бой ввяжутся вражеские истребители.

Однако компактной атаки на этот раз не получилось. Еще при встрече большинство «Юнкерсов» побросали бомбы (кому охота подрываться, если по взрывателю попадет шальная пуля!), рассыпались поодиночке, и только два или три звена бомбардировщиков держались плотными группами и шли к линии фронта.

За ними тянулись и некоторые одиночные самолеты. Так снова могла создаться солидная ударная сила, а этого нельзя было допустить ни в коем случае; сейчас каждый удар с воздуха тяжело отозвался бы на наших наземных частях.

Атаковать мелкие группки всей четверкой было бессмысленно. Это Архипенко понял сразу после разворота.

– Атакуем парами.

– Вас понял! – отозвался Королев. – Женька, смотри за воздухом!

– Смотрю.

Я и так беспрерывно осматривал воздушное пространство. Только что в воздухе были одни бомбардировщики, а сейчас почти все они удирали на юг, зато небо так и кишело парами и четверками «Ме-109» и «ФВ-190». Тридцать истребителей противника, хоть и с запозданием, устремились на выручку к своим бомбардировщикам. Но пока они были еще сравнительно далеко и, кажется, не видели нас, а «Юнкерсы» – вот они. Звено «Ю-87» шло прямо впереди нашей пары. До них каких-нибудь сто-сто пятьдесят метров. Ближе, ближе… Вот на серо-зеленых силуэтах можно различить темные подтеки отработанного масла, показались ряды крупных заклепок… Ближе, еще ближе…