Прощание - Буххайм Лотар-Гюнтер - Страница 21

У меня не было ни малейшего шанса поспеть за сигналами и что-нибудь прочитать.

Почти каждое утро в шлюзе находились лодки: уход, прибытие или испытания. Персонал шлюза работал без передышки.

Мы молча сидим в наших креслах, изредка делаем по глотку, и старик, которого, очевидно, также теснят воспоминания, молча доливает, когда видит, что рюмки пустые.

Скоро мы окажемся на высоте Лорьяна. Перед Лорьяном расположен «сардинный замок», в котором находилась резиденция Деница. Недалеко отсюда я сидел однажды с адмиралом перед «пляжным баром», шаткой деревянной хижиной на краю пляжа, на стареньком столе серо-зеленый яичный коктейль. Коктейль имел такой вкус, будто кончиком языка касаешься стекла.

Пляж назывался «Лармор-пляж» и не оставлял даже иллюзии как место для купания: все пришло в упадок, износилось, все выглядело убого, пляжные кабины полуразвалены, рекламные щиты повреждены, стулья сломаны.

«Типично французским» назвал все это адмирал. Сняв фуражку, он подставил лицо лучам солнца и, вытянув руку, обхватил ею спинку соседнего стула. Он раздобыл два единственных целых стула, которые были более или менее в порядке. О чем подумают люди, которым принадлежит убогая лачуга? Широкие золотые шевроны на рукавах, рыцарский крест на шее их, очевидно, изумили.

Большие лодки выходили из Лорьяна. Там я уже больше никогда не был. Как теперь выглядит Лорьян? Королевские ВВС полностью разрушили город. Говорили, что было два налета, во время которых сбросили по меньшей мере двести бомб. После этого остаться должны были только груды развалин и… бункер с подлодками. Ему они не могли причинить никакого вреда, кроме обычных шрамов. Флотилия в Лорьяне никогда не считалась уютным местом. Ну а после налетов союзников там вообще все должно было стать очень печальным.

Между прочим, я еще раз побывал в «сардинновом замке» в Керневел под Лорьяном.

— Да? — только и произнес старик.

— Это было во время инспекционной поездки по бункерам, или, как ни называй эту поездку, по всем военно-морским базам времен войны на западном побережье Франции. Я хотел выяснить, какие из бункеров еще можно было использовать для съемок фильма «Лодка». Мне тогда показалось, что стоит заглянуть и в замок Деница. Бункера радиосвязи еще стоят, все сохранилось как прежде. Правда, выглядит не так солидно.

— Да и не должно было выглядеть, — ворчит старик.

— Когда в девять часов началось обсуждение ситуации, а я присутствовал там, чтобы сделать наброски, я старался не смотреть на стену с развешенными картами и приколотыми флажками, придерживаясь правила: чего не знаю, о том и не вспоминаю.

— Это хорошее правило, — говорит старик. — Кажется, там ты однажды писал портрет Деница?

— Да. Во весь рост. Неудачная картина. Он стоял, как столб с листком бумаги в правой руке, и делал энергичное лицо с неподвижным взглядом провидца, направленным поверх меня.

Старик откашливается один раз, потом другой, третий. Ага, думаю я, сейчас наступит возмездие. После этого он говорит, глядя мне в глаза:

— За тобой еще выпивка. Надо «прописаться» на корабле.

Я ошарашен, но так же невозмутимо, как и старик, говорю:

— Я знаю!

— Я только хотел предупредить тебя, чтобы ты не истратил все деньги до этого, — старик ухмыляется и добавляет: — К счастью, мы не в Санкт-Паули на Гербертштрассе.

— А ты в этом уверен? — спрашиваю я.

И тогда старик изображает возмущение, а его голос гремит:

— Не преувеличивай! — а затем бурчит, будто желая меня успокоить: — У нас еще есть немного времени. Ну, а теперь нам пора в койку.

За столом во время завтрака я жалуюсь на неудачную конструкцию моей роскошной койки. Она слишком широка, доски койки установлены недостаточно высоко. В этой койке я не могу себя зафиксировать.

Старик предлагает брать с собой в койку коробки с пивом. «Их можно было бы обернуть одеялом, чтобы ты не выглядел как настоящий соня!»

— Меня это сделало бы чертовски чувствительным! — вступает в разговор шеф.

Я превозношу чудеса современной упаковочной промышленности и предлагаю делать стиропорные отливки всего тела спящего человека, причем в предпочитаемой им позе, в моем случае, на левом боку, ноги слегка подтянуты. Каждому морскому путешественнику подходящий для его тела футляр. Внешне примерно в форме контрабаса.

— Это могло бы стать современной революционной идеей, — говорит старик. — Подай заявку на патент. Она могла бы существенно облегчить жребий моряка.

— «Жребий моряка», «жребий кондуктора», — говорю я и, так как старик и шеф непонимающе глядят на меня, добавляю: — На многих моторных вагонах мюнхенского трамвая когда-то стояло: «жребий кондуктора», и каждый раз, когда я это читал, я думал, о чем подумает, читая это, иностранец?

— Философский пароход, — говорит шеф и поднимается, бормоча извинения.

Черпая ложкой омлет, я решаюсь помучить старика вопросами:

— Если говорить о генезисе корабля, то это, вероятно, выглядит так: сначала хотели по дешевке купить старый танкер. Затем обсуждался вопрос о приобретении грузового парохода, так называемого «bulk-carrier», то есть сухогруза для перевозки навалочных грузов, из которого, однако, из-за слишком малого грузового пространства получился рудовоз.

— Это было не так, — говорит старик. — При планировании из постановки задачи вытекала необходимость присвоить кораблю классификацию пассажирского. Это обусловило, по меньшей мере, статус с двумя отделениями, который наилучшим образом можно было реализовать в комбинации с классом рудовозов. Правда, при легком навалочном грузе, например фосфатах, приходится возить и балласт, что в таком случае ограничивает объем загружаемого груза. Ведь нельзя иметь все.

— Это звучит слишком сложно.

— Раздвижные мехи?

Старик вымученно смеется:

— Однажды ты использовал более приличное слово.

— Гибрид?

— Звучит уже лучше! Точнее говоря, научно-исследовательский корабль, который должен плавать в реальных условиях и иметь балластную емкость, равную его дедвейту.

— Как будто такое возможно!

— Это как раз тяжкий крест.

— Так сказать, ни два, ни полтора.

— Противоречивое задание не позволило выдвинуть более лучшее предложение.

Размешивая молоко в чае, я спрашиваю:

— О чем, интересно, думали кораблестроители, получив этот проект с надстройкой впереди?

— О чем-нибудь они при этом думали, — отвечает старик, на этот раз неприветливо.

Но я продолжаю язвить:

— Мне кажется, что верфи было поручено построить плавающий лабиринт и придать кораблю силуэт, который так основательно отличается от силуэтов обычных кораблей, что корабль «Отто Ган» можно идентифицировать повсюду и даже с большого расстояния.

Теперь я довел старика до такой кондиции, что, несмотря на свою недовольную мину, он разъясняет мне:

— Необычный силуэт является результатом усилий по реализации поставленной задачи и официальных документов. Например, конструкция кормовой части судна просто необходима для размещения более шестидесяти человек, а тридцатипятитонный кран на палубе реактора — для подъема бетонных экранов и использования машин для замены топливных элементов. Надстройка между вторым и третьим люками, мешающая при загрузке и разгрузке насыпных грузов, отвечает требованиям обеспечения безопасности: хотели разместить капитанский мостик как можно дальше от реактора. То, что аварийный дизельный двигатель стоит на спардеке сбоку от пятого люка, является также следствием стремления к обеспечению безопасности реактора. При этом исходили из того, что в случае аварии машинное отделение будет затоплено водой. То же самое относится и к вспомогательному дизелю, расположенному впереди под ходовой рубкой, которая своей отвратительной газоотводной трубой отнюдь не украшает корабль. Все, что тебя, очевидно, очень беспокоит, обусловлено особой постановкой задач для этого корабля.