Сказки Топелиуса - Топелиус Сакариас (Захариас) - Страница 12

И Сампо-Лопарчёнок смело зашагал прямо к горе. Он был у самого подножья, как вдруг услышал за спиной какое-то пыхтенье.

Сампо-Лопарчёнок оглянулся. В двух шагах от него стоял огромный лохматый волк.

Маленькое сердечко Сампо ёкнуло, но он и виду не показал, что испугался.

— Эй, не вздумай стать мне поперек дороги! — крикнул он волку. — Я иду к горному королю. У меня к нему очень важное дело. И если тебе дорога шкура, советую не трогать меня.

— Ну, ну, потише, не очень-то важничай, — сказал волк (на Растекайсе все звери умеют говорить). — Кто ты такой?

— Меня зовут Сампо-Лопарчёнок. А ты кто такой?

— Я — вожак волчьей стаи его величества горного короля, — ответил волк. — Сейчас я рыскал по всем горам и равнинам и сзывал подданных короля на праздник ночи. Раз уж нам с тобой по дороге, садись ко мне на спину, я, так и быть, довезу тебя до вершины.

Сампо-Лопарчёнок не стал долго раздумывать. Он вскочил на волка, и они помчались через горные ущелья и пропасти.

— Скажи, пожалуйста, что это за праздник ночи, о котором ты говоришь? — спросил по дороге Сампо.

— Неужели ты не знаешь? — удивился волк. — Сегодня ведь должно взойти солнце. Перед его восходом на Растекайсе собираются все звери, все тролли и гномы, какие только живут на севере. Они собираются, чтобы проститься с ночью. И пока длится этот праздник, никто никого не смеет обидеть или причинить кому-нибудь зло. Таков закон его величества горного короля Хиси. Потому-то я и не съел тебя. Тебе здорово повезло, Сампо-Лопарчёнок! Повстречайся ты мне немного раньше или немного позже, — от тебя не осталось бы даже косточки.

— А что, горный король тоже никого не трогает, пока длится праздник? — спросил Сампо-Лопарчёнок.

— Ну, конечно, — ответил волк. — Никто, даже сам король, не посмеет тронуть волоска на твоей голове. Комар и тот мог бы сейчас пищать над ухом короля, сколько ему вздумается, и король даже не замахнулся бы на него. Целых два часа в году на Растекайсе царит мир — он начинается за час до восхода солнца и кончается через час после того, как солнце взойдет. Олени в это время разгуливают под носом у медведей, горные крысы мирно беседуют с росомахами. Но горе тебе, если ты останешься на Растекайсе хоть одну лишнюю минуту! Сто тысяч волков и тысячи медведей набросятся на тебя. И если ты даже уйдешь от них, тебе всё равно не уйти от горного короля.

— Милый волк, не будешь ли ты так добр и не поможешь ли мне выбраться отсюда? — робко спросил Сампо-Лопарчёнск.

Волк рассмеялся (на Растекайсе все волки умеют смеяться).

— Ну, на меня не рассчитывай! — сказал он. — Признаюсь тебе по совести, что я первый схвачу тебя. Я вижу, что ты неплохо откормлен — оленье молоко и олений сыр пошли тебе впрок, — и я с удовольствием позавтракаю тобой, когда праздник кончится. — И сказав это, волк щелкнул зубами и даже облизнулся.

А у Сампо-Лопарчёнка мурашки побежали по спине.

«Пожалуй, было бы самое лучшее, пока есть время, уйти подальше от этого места», — подумал он.

Но они уже достигли вершины Растекайса.

Как же тут было уйти? Ведь не каждый день можно увидеть горного короля; Да и посмотреть, как справляют звери праздник ночи, — тоже интересно. Пожалуй, не было еще на земле человека, который мог бы этим похвастаться.

И Сампо-Лопарчёнок остался.

Он слез со спины волка и притаился за горным уступом. Хотя по закону горный король не смел сейчас тронуть даже комара, всё-таки лучше было держаться от него подальше!

Так вот он какой — этот великан, самый страшный из всех великанов на свете!

Он сидел на каменном троне и свысока глядел на своих подданных.

На голове у него была шапка из снежного облака, глаза у него были как две полные луны, нос — словно каменный утес, рот — как расщелина в горе, борода — как заледенелый водопад. Руки у него были длинные и толстые, как стволы горных сосен, пальцы цепкие, как еловые ветви.

У нсг горного короля жались тысячи гномов и троллей.

Приходилось ли тебе когда-нибудь их видеть?

Это крошечные существа — такие маленькие, что следы от их ног на снежном насте легко принять за беличьи. От самой макушки до самых пяток гномы и тролли совсем серые. У них серые волосы, серые носы, серые глаза, серые зубы, серые руки и серые ноги. И даже колпачки на голове они носят тоже серые.

В этот час гномы и тролли собрались на вершину Растекайса со всего света, отовсюду, где царит мрак и холод, — с Новой Земли, со Шпицбергена, из Гренландии, из Исландии, даже с самого Северного полюса.

Известно, что гномы и тролли минуты не могут высидеть на месте, они всегда скачут, пляшут, кувыркаются, ходят на голове, а сейчас все они притихли, и от мысли, что зимней ночи приходит конец, готовы были плакать.

Да и как тут не плакать!

Хорошо, когда темно! В темноте и напугать всякого легко и с пути сбить просто, в темноте от самого Горного короля спрячешься, в темноте все гномы — серые, а взойдет Солнце — и конец привольному житью. Солнечные лучи повсюду заберутся, все углы-закоулки осветят, весь снег растопят, на чистую воду всех выведут. Плохо, когда светло!

Немного поодаль от королевского трона толпились все звери — большие и маленькие, — какие только водятся в Лапландии: неуклюжие медведи и коварные волки, хитрые росомахи и кроткие олени, пронырливые горные крысы и бойкие оленьи блохи. Только комары не явились на праздник — они так замерзли, что не могли даже шевельнуть крылышками.

Сампо-Лопарчёнок во все глаза смотрел на это удивительное сборище.

И вот горный король тряхнул головой, — и сразу с шапки его повалил снег, кругом завыла метель, закружил снежный вихрь.

Вот он поднял руку, и на небе заполыхало северное сиянье. То разгораясь, то потухая, оно трещало и шумело, словно лес во время пожара, когда огонь взбегает по стволам деревьев; оно то зеленело, то краснело, и молнией перебегало по горным хребтам, выхватывая из тьмы вершину за вершиной.

Горный король опустил руку, — и северное сиянье сразу потухло.

Он снова поднял руку, и снова заиграли, заискрились холодные неровные лучи.

И вдруг точно гром прокатился по всему небу — это заговорил горный король.

— Слушайте меня и запоминайте! Отныне и навсегда свет на земле будет покорен моей власти. Отныне и навсегда солнце не смеет показываться на небе! Так я хочу! Так будет! Так должно быть! Отныне и навсегда пусть царит на земле вечная тьма. Так я хочу! Так будет! Так должно быть!

Конечно, это было сказано очень смело, даже более чем смело — просто легкомысленно. Горный король отлично знал, что каждый год солнце всходило, и не было никаких причин, чтобы оно не взошло на этот раз. Но ведь известно, что многие верят только тому, чему хотят верить.

А тут еще все кругом послушно повторяли слова короля, и громче всех ему вторило эхо.

— Так я хочу! Так будет! Так должно быть! — пронеслось по горам.

Услышав эти слова, гномы и тролли завизжали, запрыгали, запищали и, как сумасшедшие, принялись выкрикивать на все голоса:

— Вечная тьма и вечный холод! Так хочет король! Так хотим мы! Так будет! Так должно быть!

Но тут среди зверей поднялся глухой ропот. Волки и медведи были очень довольны, что отныне и навсегда будет вечный мрак и вечная зима. Горные крысы, у которых никогда не было собственного мнения, сразу поддержали их. Но олени и прочие звери ничего не имели против лета, хотя лапландская мошкара порядком надоедала им в летние месяцы.

А маленькая оленья блоха решительно запротестовала против вечной зимы и вечной ночи.

— Как же так, — пропищала она и подпрыгнула во всю свою прыть, чтобы ее лучше видели (недаром она слыла самой бойкой на всей горе), — как же так? Ведь мы собрались сюда, чтобы проститься с ночью. А раз ночь кончится, значит настанет день, и взойдет солнце. Так и раньше всегда было.

— Замолчи, жалкая тля! — заревел белый медведь. Он уже занес лапу, чтобы придавить ее, но вовремя удержался. — Сегодня у нас праздник не такой, как всегда. Сегодня у нас будет настоящее веселье! Солнце никогда больше не взойдет! Солнце погасло! Солнце умерло!