Трамвай для влюбленных - Лаврова Дарья - Страница 9

Она наклонилась и подняла с пола черные кружевные трусы.

— Трусы, — невозмутимо ответил я.

— Я знаю. Иван, я долго на все это смотрела, долго терпела… ты парень взрослый и неглупый. Думала, поиграешь и одумаешься.

— О чем ты?

— Толь, подойти сюда! — позвала на помощь отца. — Мне нужна твоя помощь. Ваня не понимает простых вещей.

— Каких? — недовольно переспросил папа.

— Чтобы ноги ее больше не было в нашем доме! — четко произнесла мадре, зашвыривая в стиральную машину светлую футболку. — Это нехорошая девочка, Вань. Я не хочу, чтобы ты с ней общался.

— Чем тебе так не угодила эта девочка? — не понимал папа.

— Знаю я этих столичных штучек! У них в этом возрасте с десяток парней сразу, выпивка, дискотеки, наркотики… Бесстыжая!

— Все они сейчас такие! Ну, видел я вчера ее. Нормальная, веселая девочка. Ну, влюбился парень — и что? Все влюбляются. Еще ничего не знаешь, а уже заранее на всех обозлилась, накручиваешь себя… Нельзя так.

— А как не накручивать?! У Вани и Оли выпускной класс, экзамены и поступление!

— Ну и поступят. Все поступают, и они поступят. Запасись валерьянкой и жди. Бывает и хуже, но реже.

— Да к ней полрайона табунами ходит. Я сама видела! Куда уж хуже! — Мадре включила стиральную машину и прошагала на кухню. Там открыла новую пачку сигарет и закурила. Я никогда не видел, чтобы она курила. При мне это был первый раз.

— Самая лучшая школа района, а этот влюбленный идиот придет домой, рот не закрывает! Эля то, Эля другое, что-то сказала, что-то спела! Знаю я, чем эти песни кончаются. Пришло время, мальчик, серьезно поговорить с тобой.

— Да что я такое сделал-то? — не выдержал я.

Из своей комнаты вышел сонный Женек. Месяц назад ему исполнилось четыре. Непонятливо оглядел всех:

— Чего вы ругаетесь? — Тер левый глаз кулаком.

— Не слушай нас, Женечка, иди к себе, — ответила мадре.

— Уши закрой и иди под одеяло, — поддержал я.

Женек не стал спорить. Зевнул, приложил к ушам ладони и пошел к себе.

— Вы только не ссорьтесь, — сказал он, открывая дверь комнаты.

— Мы не ссоримся, малыш, — ответила мадре. — Я просто воспитываю твоего брата.

— Да что я сделал-то? — снова спросил я, стараясь не срываться на крик.

— А то не знаешь!

— Эля моя девушка, мы любим друг друга, у нас все серьезно, — сказал я.

— Какая такая любовь!.. — махнула рукой мадре. — Если еще хоть раз увижу тебя рядом с этой дрянью, я не знаю, что сделаю. Вы уже последний стыд потеряли! Над вами вся школа смеется! Надо мной смеются! Тебе меня не жалко?! Только начала работать, а уже такое… Если уж ей на меня плевать, то тебе-то, надеюсь, нет?

— Нет… — вздыхал я.

— Знаю я эти школьные любови! — почти кричала она. — И я знаю, чем это всегда заканчивается! Ранний брак, развод, алименты! Ты этого хочешь, Иван? Ты не знаешь… Но я это знаю! И я не хочу для тебя такого будущего, слышал?! Я понимаю, но и ты меня пойми… — Мадре задумалась и добавила чуть тише: — Секс не главное.

— Ма, отстань, ты сама не понимаешь, что говоришь… — казалось, я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Тебе учиться надо, а здесь эта… Может быть, она и красивая, и интересная, но таких Элек у тебя еще знаешь сколько будет?! И даже лучше. А если ты будешь продолжать так меня позорить, то я боюсь, что придется перевести тебя в другую школу.

Ты хоть приглядись к ней получше! Да что она себе позволяет?! Она прыгает тебе на шею на глазах у всей школы! Ты думаешь, я ничего не знаю, да? Ошибаешься! Я всегда все о тебе знала и знаю, запомни это! И не стыдно вам? Конечно, я понимаю…

Я сидел за кухонным столом и задумчиво смотрел на свои ноги в тапках, вздыхал и закатывал глаза, а мадре продолжала вправлять мне мозги.

Элька ей с самого начала не понравилась.

— Сейчас вам все до лампочки, плевать вы хотели на всех с высокой колокольни, но пойми — это не главное для тебя сейчас! Ты и не думай. Сейчас, может, твоя Эля и красивая, но это только временное явление. Как простуда. Неделю болеешь — потом проходит сама. Так и твоя Эля. Я знала очень многих людей, кто в юности был — ну, просто глаз не отведешь! А встретишь через десять лет — самые обычные и неинтересные, не узнаешь даже! Вот увидишь, через десять лет твоя Эля станет самой обычной теткой. Прибавь к этому всему растянутые штаны, мятую футболку, грязный фартук, обляпанный фруктовым пюре, и пару маленьких рыжих засранцев, вечно орущих и путающихся под ногами. Нравится? Не нравится. Да ты сбежишь через неделю, мой дорогой.

Вряд ли мадре сама верила в то, что говорила. Она придумывала на ходу. Для меня. Надо быстрее было внушить мне, что Элька далеко не та, которая мне нужна.

— Ох, хорошо, что хоть с Олей проблем нет.

Я молчал. Сказать мне пока было нечего. Единственный аргумент и факт — это любовь, но мадре никак не хотела принимать это.

Мадре смотрела на меня и курила уже третью сигарету — я чувствовал — и молчала.

— Маленький он еще, — говорила она отцу. — Такие глупости говорит… Ну, ничего, я сама поговорю с этой рыжей дрянью.

— Ма, не надо с ней говорить.

— А пусть ведет себя нормально! — с чувством сказала мадре и швырнула в меня кружевными трусами. — Вот, передай ей.

* * *

Я звонил ей с половины восьмого, но Эля не брала трубку. Она часто так делает. Может пропустить двадцать звонков, а потом перезвонить и сказать, что спала и не слышала. Или просто не слышала. Интересно, зачем тогда нужен телефон, если ты его слышишь раз в неделю?

Вышел на балкон. Окна четвертого этажа в соседнем доме, ее окна все еще оставались темными. Или она спала. Или ее не было дома. А если не дома, то где тогда? Хоть Эля и была моей девушкой, она никогда не отчитывалась и не докладывала о каждом своем шаге или хотя бы просто о своих планах на вечер. Не спросишь — не узнаешь. И так во всем.

«Вконтакте» Эля не появлялась с прошлой недели. Даже с мобильного не заходила. Ей было просто неинтересно глазеть на чужую жизнь. Зачем все это, если все твои лучшие друзья — в школе и во дворе?

«Лучше ходить в школу и гулять после школы, чем тратить лучшее время на подглядывание в замочную скважину», — сказала недавно Эля.

Я уснул в одиннадцать, так и не получив от нее ответа.

Спустя девять с половиной часов я вошел в кабинет математики и увидел ее. Элька сидела на столе в окружении парней-одноклассников.

— Привет! — кинула мне она и помахала рукой.

Я процедил то же самое в ответ и пошел за свою парту. Труднее всего признаться себе, что я ревновал. Легче сделать вид, что тебе все равно, состроить типичный покер-фэйс и пройти мимо, чем поймать себя на слабости, о которой стыдно говорить.

— Элька плохо за нас болела вчера, поэтому мы и проиграли! Ничего, в следующий раз отыграемся! — эмоционально возмущался Королев.

— Ты смотри, себе ничего не ломай, я тебя знаю! — успокаивал его Антон. — Забыл, как по гвоздю на двери сортира долбанул?

— Фу! — Вова скорчил страшную гримасу, вспомнив этот случай.

— Рука была зеленая целый месяц! — хохотала Элька.

— Зато не писал на уроках!

— А что у тебя было с рукой?

— Ну, полгода назад играли с ребятами из 655-й. Мы выиграли! После матча я пошел в сортир пописать, потом вышел и хотел захлопнуть дверь… Как двину по ней со всей силы!.. Не заметил, что из двери гвоздь торчал, прямо по нему и попал.

— А я рядом стоял! — вспомнил Антон. — Кровища во все стороны, и вся рожа у Вовчика в красных брызгах.

— Ага, гвоздь насквозь в ладонь прошел… — покривился Вовка.

— Ну, потом отвели его к врачу, гвоздь ему вынули, перебинтовали, а рука такая зелено-серая еще целый месяц была, — вздыхала Элька.

— Без слез не взглянешь…

— Так ведь жив же! — весело сказал Вова. — Самое главное! А наша Анна все Тона ругает, что он гуляет по вечерам в парке, ввязывается в драки, а потом приходит в школу с перебитыми пальцами и отказывается ходить на физру.