Венец проигравшего - Коваль Ярослав - Страница 30

— Я тебе не верю.

— Зачем мне придумывать? Разумеется, он велел молчать. Я говорю только сейчас и только тебе. Потому что ты тоже уже в курсе.

— Государь приказал тебе молчать, а ты рассказываешь? В голове не укладывается.

— Видишь, как я тебе доверяю. Головой ради тебя рискую, между прочим!

— Ты ненормальный! Просто ненормальный. Псих! Боги всемогущие! Ты же просто не мог такое придумать, да ещё на пустом месте! Вот так вдруг!

— Естественно. Говорю чистую правду. Прямо как на исповеди. Интересно, а мои слова вообще на что-нибудь сейчас повлияли?

— Повлияли. Но, знаешь… С точки зрения собственной политической безопасности мне правильнее было бы тебя убрать. Да, из-за твоих признаний! Потому что теперь я знаю, что ты тогда всё это слышал, и… Ты просто псих, Серге!

— Ну вот, начинается обычная история. Нет, я не боюсь. Я спокоен, Аше. И за тебя, и за себя.

— Из-за давней надёжности наших отношений, думаешь?

— Надёжность отношений? Столь высокопоставленные, облечённые властью люди, как ты, друзей не имеют. Я спокоен потому, что ты об этом сказала. Если б действительно собиралась — промолчала бы.

Женщина усмехнулась в бокал. Вздохнула. Она пыталась отвернуться или спрятаться, словно стыдилась. Что ж, она уроженка Империи и продукт своей среды, хоть и — по меркам любого мира — весьма необычная женщина.

— Да. Конечно, я никогда бы не пошла против тебя по такой сомнительной причине. В других обычно лишь предполагаешь честь, а с тобой точно знаешь, что она у тебя имеется. Своеобразная, чужеродная, но настоящая. И зря ты говоришь, что у подобных мне людей не может быть друга. Мы с тобой многое прошли, я знаю тебе цену и, поверь, считаю тебя другом. И верю тебе. Если вдруг ты меня предашь даже в мелочи — изумлюсь больше, чем взбеленюсь.

— Я никогда не предам тебя, Аше. Даже в мелочи. Я всегда буду с тобой.

Мы сцепились руками — такой жест был чем-то вроде дружеских объятий. Взгляд госпожи Солор впервые за всё время нашего разговора по-настоящему смягчился, и от сердца отлегло. Мы с ней большие друзья, жизнь друг за друга отдадим, если понадобится, но всё-таки она политик до мозга костей. И когда ей придёт в голову счесть меня по-настоящему опасным для себя или всего государства, может угадать только местный. А я всё равно чужак, хоть какой стаж жизни в Империи у меня ни будь.

— Ты хочешь взять паузу, Аше, и мне это понятно. Но… У нас последний день перемирия. Завтра снова начнутся боевые действия, Правда, если договорённость продолжает действовать, что вполне вероятно, сражение будет совершенно не магическим.

— Будь уверен, сегодняшнее перемирие я собираюсь использовать по полной.

— Милорд…

— Да, входи, Фикрийд.

— Сын его светлости вернулся в крепость и желал бы представиться её светлости госпоже Солор.

— Ярка? Ну да. Сын только что вернулся с Восточного канала, где у меня флот.

— А противник уже вышел на берег канала?

— Уже давно.

— И как проходят тамошние сражения?

— Яромир как раз здесь. Хочешь расспросить его? Лучше получить информацию из первых рук.

— Ты прав, конечно. Пусть позовут.

— Проходи, Ярка. Рад тебя видеть в добром здравии. Миледи, мой сын.

— Приветствую, Яромер.

Теперь Аштия была сама любезность, однако с нею такой никто никогда не решался фамильярничать. Умение осаживать окружающих взглядом и держать их на расстоянии, в тонусе, в готовности слушать и повиноваться женщина вырабатывала в себе десятилетиями. И теперь, выйдя в отставку, уже, наверное, не могла бы себя переделать, даже если б желала. Да и желала ли? Ведь, перестав быть главнокомандующей имперскими войсками, она осталась главой одного из самых могущественных имперских семейств и властительницей самой по нынешним временам влиятельной области.

Сын докладывал Аштии, как мог бы рапортовать главе Генерального штаба — по всей форме и с большим почтением. В его глазах она, конечно, была живой легендой, напоминанием о тёмных страшных временах, когда страна оказалась расколота гражданской войной, когда имперцам, верным престолу и порядку, пришлось, рискуя всем, давать отпор тёмным предательским силам.

Он уже едва ли способен был самостоятельно задуматься о том, что, по сути, нынешний император — узурпатор, захватчик, который перевернул мир вверх тормашками, разрушил прежний жизненный уклад… Который лишил страну привычного миропорядка и силой установил новый. Восставая против него, Атейлеры и их сторонники всего лишь пытались вернуть страну к исходному укладу и исходному закону. Не такому уж, кстати, отдалённому, если быть откровенным. Тридцать-сорок лет в Империи значили намного меньше, чем у меня на родине.

Да, оглядываясь в прошлое, я начинал понимать восставших. Пусть прежний император был слабаком и бестолковщиной, но его ближайший родственник и прямой наследник, Юнем Атейлер, мог бы стать хорошим правителем. Мог бы… Наверное… Теперь этого уже никто не узнает. Однако, как ни рассматривай ситуацию, у представителей старой аристократии были причины и законные основания сделать попытку реставрировать старый порядок. То, что император-демон не сахар, я давно уже знал. Понял с самого начала.

Однако сыну моему никогда не удастся посмотреть на ситуацию моими глазами. И это, наверное, к лучшему. Ощущение, что правитель хорош, а миропорядок — единственно правилен, помогает чувствовать себя в относительной безопасности и без стеснения впускать в сердце какое-никакое, но счастье. Ему живется проще, чем мне.

По словам Ярки, дела на востоке шли неплохо. Странное дело, но там противник действовал менее уверенно, чем здесь. Что в тех краях могло им мешать развернуться во всей красе? Почему там вражеские маги ни разу не пустили в ход «масляную волну», как её обозначили мои люди, хотя от неё в канале кораблям некуда было бы деться — это вам не залив с выходом в открытое море! Аштия напряжённо слушала, и её сдержанная любезная улыбка очень скоро стала неестественной. Что, насколько я её знаю, намекает на очень глубокую задумчивость.

Может быть, у моей названой сестры уже вырисовывается в общих чертах свежее оперативно-тактическое открытие?

Я поймал себя на том, что и теперь, конечно, жду от госпожи Солор чудесной палочки-выручалочки, гениальной идеи, которая в пару дней решит проблему войны. Почему жду? Потому что двадцать с лишним лет назад она выдавала их пачками. Однако мне ли не понимать, что в действительности источником идей была не сама Аштия, а её штаб? Мне-то как раз такие милые мелочи отлично известны… Вот и получается, что не столько мне, сколько одной лишь рациональной стороне моего сознания. А иррациональная продолжает ждать чудес. Глупо, но факт.

— Хорошо, — похвалила она моего сына и развернулась ко мне. — Серге, надо поговорить.

— Охотно. Иди, Ярка, отдыхай. Я потом ещё должен с тобой кое-что обсудить. Но это ждёт… Слушаю, Аше.

— Как считаешь, сколько их? Сколько примерно у нашего противника солдат?

— Много. Очень много. Мои разведчики и наблюдатели определяют примерно сто тысяч в первом эшелоне.

— Это не армия, Серге, — и у меня тоже возникает такое ощущение. Действительно, как ты и говорил — целый народ. Вместе с тем (ты и тут определённо прав) о катастрофическом великом переселении речь не идёт. У них, похоже, действительно на родине всё вполне благополучно, они не изгнаны стихийными бедствиями или соотечественниками.

— Рановато предполагать, будто сюда обязательно пришёл целый народ. Понимаю, ты делаешь такой вывод, обнаружив среди них женщин. Но женщины у нас и женщины у них — не одно и то же. Ты уже могла понять, в чём разница между семейными укладами у имперцев и кочевников. Их детей ведь тут нет.

— То, что детей не видно, не значит, что их нет.

— Аипери тебе на что-то такое намекнула?

— Я услышала от неё много важного. И теперь думаю. Сам говоришь — у них главы кланов хоть и управляют, но обычно остаются в тени, опираясь на своих мужчин. Зачем же тогда здесь эта Мэириман? И к тому же с младенцем на руках.