Четвёртый ингредиент (CИ) - Брук Михаил - Страница 46

     Самый опасный вид «ЕДИНОМЫСЛИЯ» тот, когда мнения расходятся, а выводы совпадают. Обществу, зараженному подобным вирусом, не страшны стихии, оно уже обречено на погибель собственными гражданами, в сознании которых «ДА» и «НЕТ» стали синонимами. «Сочувствие» и «порицание» одинаково вызывают неприятие человека и его идей.

ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ ГЕРАКЛА.

      Англичане и ирландцы, французы, немцы и итальянцы, разочаровавшись в жизни, рассорившись с опостылевшим начальством, бежали на край света. В Америку, Австралию, Южную Африку, где полагали обрести богатство, уверенность в завтрашнем дне, стать сильными и смелыми. Счастье улыбнулось не многим.

       Россия, в подобных случаях, предоставляла своим подданным более приемлемые решения. Достаточно было купить билет на поезд, и через несколько дней вас встретят отроги Кавказских гор и свободное от столичных предрассудков Тифлисское общество.     

      Правда, здесь не случалось засух, а почвы были так маломощны, каменисты и невзрачны, что ни один знаток плодородного слоя в прошлом не обращал на них внимания.

      Зато географы… Географы совершали сюда паломничество один за другим. Нет, нет, не подумайте, вино и шашлык из карачаевского барашка здесь нипричем. Их влекли не чудесный климат, поэтические черные ночи, а прозаическое на первый взгляд явление, названное Александром Гумбольдтом  вертикальной зональностью.

       «Кавказ – это весь мир в миниатюре, - восторгался российский географ Эдуард Петри. – Здесь у подножия гор природа блистает дикой роскошью и полнотой жизни. Но, постепенно поднимаясь вверх, обнаруживаешь: вечнозеленые леса редеют, их место занимают степи и кустарники, за ними следуют хвойные деревья, альпийские луга и, наконец, вечные снега. Так, преодолев, какие-нибудь пять километров, путешественник совершает  экскурсию из жарких субтропиков в страну льда». 

       О подобной смене растительности знали давно. Не нужно быть специалистом, чтобы заметить и ее преображение на равнине. Все объяснялось просто: «благотворное светило» неодинаково обогревало обитаемый нами шар, да и влага неравномерно распределялась по его поверхности.

      А как же мир минералов? «Этот закон не распространяется на них, - полагал Гумбольдт, и ему вторили все геологи.- Среди чуждых растений и животных Нового Света  находятся все знакомые горные породы, встречающиеся в Европе». И поскольку многие из рудознатцев приравнивали  почву к «благородной ржавчине» этих самых пород, то и считали ее невосприимчивой к изменениям тепла и влаги.

     Остается только удивляться, как ученый, повидавший и черноземы степей, и белесые подзолы тайги, и красноземы субтропиков, так и не заметил многоцветье плодородного слоя в горах Южной Америки.

       «Слепота» поразила и ботаника Рупрехта, отрицавшего связь между почвами и климатом. Даже Николай Михайлович Пржевальский, в самых мельчайших деталях описавший свои путешествия по Средней и Центральной Азии, рельеф, животных, растительность, забыл упомянуть о почвенной зональности гор и равнин, которые ему довелось пересечь.

         Каким же острым «зрением»  надо обладать, чтобы заметить подобную «полосатость» у черноземов? А Докучаев ее заметил еще со времен первых путешествий на юг России. С тех пор, его не оставляла мысль:  в «четвертом царстве природы» тепло и влага играют  не меньшую роль, нежели в царствах животных и произрастаний.

     «Представьте три местности, - писал он, с одинаковыми грунтами и рельефом. Но ОДНА из них находится в той полосе России, где недостает осадков, избыток тепла и суховеи в течение двух-трех суток высушивают колодцы и опаляют растительность.

        ДРУГАЯ, пусть залегает там, где много лесов и болот, где мало тепла, много влаги, зима тянется по шесть-семь месяцев.

        ТРЕТЬЯ, расположена между двумя помянутыми. Разве, можно представить, чтобы в столь различных условиях образовались одни и те же почвы? Ведь последние есть «зеркало», правдиво  отражение векового взаимодействия между водой, воздухом, землей с одной стороны, и растительностью, животным миром и возрастом -  с другой».

      Первый его набросок в 1879 году, получился не очень разнообразным. И состоял всего-то из четырех почв: серых  лесных, черноземов, каштановых и красных солончаков.

      Еще ничего не было известно о почвах тундры, тайги, пустынь и тропиков. Только, спустя пятнадцать лет, удалось представить совершенно иную картину. «Мною точно установлено пять главных зон, - объявил Докучаев. – Бореальная (самая северная), таежная, черноземная, аэральная и латеритная»...

      Есть же люди, которым никакие высочайшие вердикты, ни жизненные обстоятельства не указ. Только что  отправили в отставку в Новой  Александрии, два месяца как получено оскорбительное письмо из Петербургского университета, якобы,  не нуждавшегося в новой кафедре. И, наконец, приступы болезни, изнурявшей  его в течение двух лет.

      Воля, оптимизм... Безусловно. Но помогли  ли они в слякотной столице? Здесь же, на юге, стоило опубликовать статью с ничем не примечательным заголовком «Горизонтальные и вертикальные почвенные зоны Кавказа» и... Поздравления, приглашения выступить в Тифлисе, в Эривани, в Баку, и даже в маленьком Батуме. 

     Вот уж где отказ не возможен. Его просто не принимают. Единственный выход - ответить встречным приглашением. Мол, уважаемые господа, жду вас 29 сентября  1898 года в зале Закавказского Сельскохозяйственного общества в Тифлисе, готов ответить на все вопросы.

     «Никогда не собиралась здесь столь разношерстная публика, - вспоминал об этом вечере один из учеников Докучаева, Альберт Романович Ферхмин. -  Папахи, черкески перемешались в зале с парадными мундирами и цивильными фраками. В задних рядах теснились чиновники и студенты. У самой сцены, вдруг, невесть откуда, появился торговец сладостями.

     После краткого представления, под несмолкающие аплодисменты на сцену вышел Василий Васильевич. Уже несколько месяцев он не показывался на людях. Но как неузнаваемо переменился!  От усталого измотанного неудачами человека не осталось и следа. Докучаев сиял, его взгляд обрел былую уверенность. Истинно былинный богатырь,  вернувшийся после свершения одного из своих бессмертных подвигов». 

     Ученый, действительно, чувствовал себя победителем. Разве всеобщий интерес, овации, не доказывали, что годы лишений в экспедициях, борьбы с равнодушием к судьбе плодородного слоя прошли не напрасно. Люди заинтересовались почвой. Все, что связано с ней волнует, вызывает споры...

     Он уловил общее настроение, а потому держал весь зал в напряжении. Сравнив с первых же слов  почву с живым организмом.

     «Ни растения, ни животные не могут жить там, где им заблагорассудится,-

 начал выступающий, затем театрально взяв паузу, бросил в зал. - Значит и «диковинный зверь», почва может обитать только в строго  определенных условиях.

     Возьмем Крайний Север. Здесь царство Борея. Оно лежит в краю вечных снегов. Земля оттаивает на один - три месяца. И то на глубину одного-двух футов. Подобное можно наблюдать и близь вершин Эльбруса и Казбека. Потому земля здесь наполнена грубыми осколками камней, кислым перегноем и обильна железом. Эти зоны, как в горах, так и в Заполярье не обжиты человеком. Но, кто знает, может быть вскоре, они станут ему потребны. И тогда их придется освободить и обогреть, избавить от лишней влаги».

        От тундры Докучаев перешел к таежным лесам, болотам и «подзолам-белунам». «Вообще-то сия почва бедна, и земледельцу требуется больших усилий сохранить и преумножить ее силы, - продолжал он. – Почвы из семейства подзолов преобладают в Северной Германии. Их изучение и стало основой всей прусской  агрономии. К стыду своему, мы слепо применяем  ее в России, не считаясь ни с климатом, ни с почвами. Пытались даже с помощью «немецкого чуда» улучшать  наши черноземы».