Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Четвёртый ингредиент (CИ) - Брук Михаил - Страница 42


42
Изменить размер шрифта:

       Нет больших и малых трагедий, как нет и случайных совпадений. Общая беда, поиски причин, вызвавших ее, нечаянная встреча – есть цепь событий, именуемых историей. Два человека, поднявшиеся над обыденностью, приоткрыли дверь в неизведанное. И так ли важно, кто первый из них шагнул за горизонт? Движение, порыв – непременные условия для достижения цели…

        Позже Докучаев скажет: «Работа с Чаславским открыла для меня неизведанный мир почв. Наша карта стала первым опытом обозрения не земельных владений, а богатств четвертого царства».

СТО МИЛЛИОНОВ ДЕСЯТИН.

 Ангел бездны.  Ужасающее опустение степей.  «Рождение трагедии».  Консерватор-экспрессионист.  Специальная комиссия. Сорок верст в день. «Соблазны». Полосатая степь.  Геогнозы и ботаники. Новая интерпретация бытия.

      Удивительно, наш герой прежде и не помышлял о поездке на юг России. Его влекла природа Севера: непроходимые, топкие болота, огромные валуны, покрытые мхами и лишайниками, белые ночи.

      И вот, неожиданно, их заслоняют пейзажи степных просторов, где травы и черные, словно деготь, почвы, испепелялись безжалостным солнцем. Работа над картой, сухие отчеты и потускневшие, серые монолиты, выставленные на показ в музее Вольного экономического общества, воспламенили воображение.

      Унылые глыбы земли, хранившиеся в ящиках, из «бездушных» глин, превратились в свидетелей и участников исторических событий. Подобных тем, что изложил Ницше  в теории дуализма, в книге  «Рождение трагедии…». Рассказав о  борьбе между светлыми началами порядка, гармонии, царившими в природе, и силами хаоса, опьянения, забвения, привнесенными людьми. Одно  противопоставлялось другому, как все естественное чрезмерному. Как мир бунту. Как ПРОБУЖДЕНИЕ АНГЕЛА БЕЗДНЫ АББАДОНЫ.

     В одном Докучаев оказался не схож с немецким мыслителем. Он старался подчинить эмоции трезвому взгляду исследователя. Правда, исследователя не чуждого экспрессионизма,  воспринимающего сигналы неблагополучия, посылаемые степными землями. Сигналы, которые проходя сквозь разум и душу, раскрывают свою сущность, дабы объединиться в общие формы, типы, символы, образы.  Скажем так, как это виделось Бодлеру:

 «Подобно голосам на дальнем расстоянье,
 Когда их стройный хор един, как тень и свет,
 Перекликаются звук, запах, форма, цвет,
 Глубокий, темный смысл обретшие в слиянье».

     Но избавиться от сильных переживаний не удается. Картины «ужасающего опустения степей» обретали выразительность, безжалостно врезались в память, становились яркими уже потому, что существовали не в воспаленном мозгу, а в действительности. 

     Все произошло, как всегда.…  Нежданно. Новая «Карта Европейской России» только покинула стены типографии, наступили 80-ые годы, а суховеи (?) очередной раз выжгли посевы от Воронежа до Херсона. Горела хлебная житница страны.

     Еще недавно о черноземах говорили лишь на сельскохозяйственной бирже, при продаже и купле имений, да, в академических кругах, когда разгорался очередной спор об их происхождении, тянувшийся вот уже сорок лет.  Теперь новости, приходившие из степных губерний, интересовали каждого, обсуждались всеми.     

      Помощь…

      Стоит ли повторяться. Да, «чиновники проявили необычную расторопность. Добровольцы творили чудеса. Самопожертвование простых граждан…»

      Увы! Все это случалось не в первый раз. Сострадание людей, помощь государства не могли предотвратить будущих ЗАСУХ. Требовалось совершенно иное участие. Беспристрастное изучение причин, вызывавших катастрофы последних десятилетий. И в Вольном экономическом обществе… создали «Специальную Черноземную комиссию»…

       «Фу, - скажет читатель,- какая пошлость. Всегда одно, и тоже. К-О-М-И-С-С-И-Я. Казенщиной за версту несет».  

      Не торопитесь. Комиссия состояла из одного человека!

 ЗАНЯТНО?

      Ее главой и одновременно исполнителем стал Василий Васильевич Докучаев. Тот самый экспрессионист от науки, способный по немногим деталям пейзажа воссоздать грандиозные картины геологических процессов, свершавшихся и в скрытых глубинах, и на поверхности Земли.

 ЕЩЕ НЕ УТОМИЛИСЬ?

      У единственного члена комиссии в советниках и наставниках числилось немало влиятельных и авторитетных специалистов: химики Менделеев и Бекетов, геолог Иностранцев и агроном Советов. Людей, готовых обсуждать результаты, но, увы, не  добывать их.

      Не сладко пришлось нашему энтузиасту. Черноземы России занимали около 100 миллионов десятин! Площадь двух Франций.  И, «дабы увидеть главнейшие пункты исследуемой территории в течение восьми (!) летних месяцев, - вспоминал он, - потребовалось преодолеть около 10 000 верст».

 А ВЫ ПОЛАГАЛИ: РУТИНА, КАБИНЕТ, УДОБНОЕ КРЕСЛО?

      Восемь летних месяцев в России не случается. От силы три наберется. Поэтому экспедиции с большими перерывами растянулись на нескольких лет.

     Десять тысяч верст – расстояние чуть по более стольких же километров. И покрыть его за означенный период, можно лишь преодолевая по сорок верст- километров в день. Марш-бросок на такое расстояние при температуре выше тридцати пяти - сорока градусов, когда пыль не позволяет дышать, а степной ветер обжигает лицо, серьезное испытание и для элитных подразделений спецназа. Попытка заставить бравых воинов совершать подобные путешествия каждый день, в продолжение целого сезона, скорее всего, приведет к бунту.

     Докучаев же не просто шел, а изучал почвы. Для этого требовались глубокие, до двух метров,  ямы-шурфы. Копать их, собирать и переносить образцы частенько приходилось самому. Не всегда удавалось разжиться подводой и нанять помощников. Деревни разорены, население измучено болезнями и голодом. Дороги не безопасны. Ходят слухи о людоедстве.

 ВАМ ВСЕ ЕЩЕ СКУЧНО? НУ, ТАК СОВЕРШИТЕ ПРОГУЛКУ ПО УСЫХАЮЩИМ САВАННАМ АФРИКИ. ЛЕДЕНЯЩИХ КРОВЬ ВПЕЧАТЛЕНИЙ ПОЛУЧИТЕ ПРЕДОСТАТОЧНО. И, ЕСЛИ ВЕРНЕТЕСЬ ЖИВЫМ И ЗДОРОВЫМ, ВОЗМОЖНО СТАНЕТЕ НОВЫМ СТИВЕНОМ КИНГОМ, БЫТОПИСАТЕЛЕМ УЖАСОВ, ТВОРЯЩИХСЯ ВО ВРЕМЯ ПРИРОДНЫХ КАТАКЛИЗМОВ.

      Биографы Василия Васильевича, почему-то забывают упомянуть о грозивших ему опасностях. Да и отдавал ли он себе в них отчет? Вряд ли. Скорее  игнорировал слухи и предупреждения. Истинный героизм чужд эмоций, глух к предостережениям. Нашего героя интересовали лишь почвы, беды, приключившиеся с ними. Он искал способы унять  разыгравшуюся стихию. Потому и заявил домоседам из «Специальной комиссии»: «Избежать новых трагедий не удастся, коли мы не будем знать, как образовался чернозем. Без теории рождения, географии распространения, биологии, химии, физики, геологии замечательной почвы в битве с засухой человек обречен на поражение».

      Программу (уж, простите мне это казенное слово), в сравнение с которой путешествие протяженностью в 10 000 верст показалось бы легкой увлекательной прогулкой, Докучаеву опять пришлось выполнять в одиночестве. И снова экспедиции, знойные степи…

       «Само собой, - писал ученый, - нет никакой возможности входить в рассмотрение детальных вопросов. Быть может важных, но имеющих местный характер и интерес».

        Но кругом, на каждом шагу «соблазны». Ну, как пройти мимо чудесных комочков? Ведь наверняка они, подобно сосудам, сохраняющим влагу, удерживают в себе огромную силу – плодородие степных почв (о них уже шла речь).  Увы, большинство опустевших полей покрыты мелкой пылью.… Так вот отчего пропал урожай.

       Впрочем, даже «общие задачи» требовали ответа на десятки самых различных вопросов. «Что вообще следует называть почвой? – рассуждает он. – Когда на станции Лазарево под Тулой моя лопата ушла в мощный пласт чернозема, как в масло, я не мог отделаться от мысли, будто все еще имею дело с верхним плодороднейшим слоем. Но последующие наблюдения заставили меня отказаться от них. У любого природного тела есть границы. И я не переставал удивляться переменам в их цвете и толщине. В восточной части Донца, например, мощность перегнойного горизонта скакала от одного до двух футов».