Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом! - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 45

– Мало того что ему не нравятся мои политические взгляды, он еще заявляет, что это я сбил Ванессу с толку. Узнал, что она ходит на демонстрации, и обвиняет в этом меня, – ей самой, говорит, такое бы в голову не пришло. Если она засветится и ее имя попадет в газеты, он отправит ее в их загородный дом, и там она будет сидеть взаперти. У него в деревне большой дом и конюшня со скаковыми лошадьми, – годами эксплуатировал вдов и сирот, вот и живет теперь в роскоши.

Я хотел было возразить, что продавать беднякам мясные консервы и картофельные чипсы по более низкой цене, чем другие торговцы, не значит эксплуатировать, но, как я уже сказал, Орло был моим гостем, и я счел за благо промолчать. В голове у меня мелькнула мысль, что Ванессе Кук недолго оставаться в Лондоне, раз она взяла манеру лупить полицейских, но я не поделился ею с Орло Портером, – зачем сыпать соль на раны.

– Но хватит об этом, – сказал он, ставя решительную точку. – Высади меня вон за тем углом. Спасибо, что подвез.

– Не стоит благодарности.

– Куда направляешься?

– На Харли-стрит[69], к доктору. У меня на груди пятнышки.

Мои слова подействовали на него неожиданным образом.

На его лице появилось плутоватое выражение настырного торгаша, Орло Портер-влюбленный уступил место совсем другому Орло Портеру, предприимчивому служащему Страховой компании Лондона и близлежащих графств.

– Пятнышки? – алчно переспросил он.

– Розовые, – уточнил я.

– Розовые пятнышки, – повторил он. – С этим не шутят. Тебе следует застраховаться у меня.

Я напомнил ему, что уже сделал это. Орло закивал:

– Да, да, да, но то была страховка от несчастных случаев. А теперь тебе нужно застраховать жизнь, и на твое счастье, – проговорил он, вынимая из кармана бумаги, точно фокусник, достающий из шляпы кроликов, – у меня есть при себе такой полис. Подпиши вот здесь, Вустер, – приказал он, подавая мне авторучку.

И такова была сила его магнетизма, что я покорно подписал там, где он указал.

Орло выразил одобрение:

– Ты поступил мудро, Вустер. Что бы ни сказал тебе доктор после осмотра, даже если дни твои сочтены, теперь ты знаешь, что твоя вдова и малютки обеспечены, и это послужит тебе утешением. Высади меня здесь, Вустер.

Я высадил его и поехал на Харли-стрит.

3

Хотя демонстрация и задержала меня, все же я приехал несколько раньше назначенного часа, и мне сказали, что целитель пока еще занят с другим пациентом. Я сел и принялся рассеянно листать декабрьский номер «Иллюстрейтед Лондон ньюс» за прошлый год. Вдруг дверь из берлоги Э. Джимпсона Мергэтройда распахнулась, и на пороге возник немолодой господин с характерным лицом строителя империи, массивным и темным от загара, что говорило о привычке сидеть на солнце без зонтика. Он окинул меня внимательным взглядом, а затем произнес: «Привет», – и представьте себе мое состояние, когда я узнал в нем майора Планка, путешественника и любителя регби, с которым виделся в последний раз в его доме в Глостершире, когда он обвинил меня в том, что я якобы хотел выманить у него пять фунтов. Разумеется, обвинение было безосновательным, я чист, как свежевыпавший снег, если не чище, но тогда дело приняло довольно скверный оборот, и теперь я со страхом подумал, что, похоже, снова влип в неприятную историю. Я замер, ожидая разоблачения и пытаясь представить себе возможные последствия, но, к моему изумлению, майор Планк заговорил со мной в самом благодушном тоне, словно со старинным приятелем:

– А мы с вами встречались. У меня отличная память на лица. Вас ведь зовут Ален, или Алленби, или Александер, или как-то в этом роде?

– Вустер, – представился я, с облегчением переводя дух, поскольку воображение уже рисовало мне страшную сцену.

Он прищелкнул языком.

– Я готов был поклясться, что ваше имя начинается на «Ал». Это все малярия. Подхватил ее в Экваториальной Африке, и теперь у меня провалы в памяти. Так вы, значит, изменили имя? Вас преследуют тайные враги?

– У меня нет тайных врагов.

– Обычно имя меняют по этой причине. Мне самому пришлось взять себе другое имя, когда я застрелил вождя племени мгомби. Разумеется, речь шла о самообороне, но это не имело никакого значения для его вдов и оставшихся в живых сородичей, они устроили на меня настоящую охоту. Попадись я им в лапы, меня бы зажарили живьем на медленном огне. Но я обвел их вокруг пальца. Они искали человека, которого звали Планк, и не догадывались, что некто по имени Джордж Бернард Шоу и есть тот самый парень, который им нужен. В тех краях соображают туго. Итак, Вустер, как вы поживали со времени нашей последней встречи? Весело проводили время?

– Прекрасно, благодарю вас, только вот на груди появились какие-то пятнышки.

– Пятнышки? Скверно. Сколько их?

Я честно признался, что не считал, но на взгляд вполне достаточно. Он мрачно покачал головой.

– Вероятно, бубонная чума, а может быть, спру или шистосомоз. У одного моего носильщика-туземца появились пятнышки на груди, так мы его закопали еще до захода солнца. Пришлось. Хилые создания, эти туземные носильщики, хотя по виду не скажешь. Подцепляют что ни попадя, любую заразу – спру, бубонную чуму, шистосомоз, тропическую лихорадку, насморк – всего не перечислить. Что ж, Вустер, приятно было повидаться. Я бы пригласил вас вместе отобедать, да тороплюсь на поезд. Уезжаю в деревню.

С этими словами он удалился, посеяв в моей душе некоторое смятение. Бертрам Вустер, как всем известно, не робкого десятка, и его не так-то просто запугать. Но эти рассказы о туземцах-носильщиках, которых пришлось закопать еще до захода солнца, перепугали меня не на шутку. Утраченное душевное равновесие не вернулось ко мне и при первом знакомстве с мистером Э. Джимпсоном Мергэтройдом. Типтон предупреждал, что доктор похож на старого угрюмого мизантропа, таким он и оказался, – старым угрюмым мизантропом. У него были печальные задумчивые глаза и окладистая борода, и вообще, он походил на лягушку, которая, еще будучи головастиком, всегда видела в жизни одни только темные стороны, и я совсем пал духом.

Однако стоит узнать человека поближе, как понимаешь, что внешность обманчива, – доктор оказался не таким уж безнадежным пессимистом. Сначала он поставил меня на весы, потом перетянул мне бицепс какой-то резиновой штукой, проверил пульс, простучал меня всего с головы до пят, точно бородатый дятел, и после всех этих манипуляций он явно повеселел, и слова ободрения полились из него, как имбирное пиво из бутылки.

– Полагаю, у вас нет оснований для беспокойства, – заключил он.

– Вы полагаете? – приободрился я. – Значит, это не спру и не шистосомоз?

– Разумеется, нет. С чего вы взяли?

– Мне сказал майор Планк. Он был здесь передо мной.

– Никогда не слушайте, что вам говорят люди, особенно такие, как Планк. Мы вместе учились в школе. Его звали Придурок Планк. Нет, пятнышки не заслуживают ровным счетом никакого внимания. Через день-другой они пройдут.

– Это большое облегчение, – обрадовался я, и он выразил удовлетворение, что успокоил меня.

– Однако… – продолжил доктор.

И уже владевшая мной joi de vivre[70] слегка померкла.

– Однако – что?

Теперь он стал похож на кого-то из малых пророков, который собрался бичевать грехи своего народа, – такое впечатление создавала главным образом борода, да еще брови. Я забыл сказать, что у него были косматые брови. Стало ясно, что сейчас я услышу плохие новости.

– Мистер Вустер, – начал доктор, – вы типичный представитель столичной золотой молодежи.

– О, благодарю вас, – откликнулся я, его слова прозвучали как комплимент, а на вежливость всегда приятно ответить взаимностью.

– И как все молодые люди вашего типа, вы пренебрегаете своим здоровьем. Слишком много пьете.

– Только по особо важным поводам. Вчера, например, мы с приятелем отмечали счастливый конец, увенчавший его юные грезы любви, и, возможно, я немного перебрал, но такое случается редко. Меня так и зовут: Вустер – Одно Мартини.