Медный король - Дяченко Марина и Сергей - Страница 95

– Еще бы, – сказал властелин каменного замка. – Кто здесь у нас?

Он положил книжку на край стола. Подошел к мальчику, взял его за подбородок, развернул лицом к себе. Ребенок, и без того бледный, побледнел еще больше.

– Уже большой, – задумчиво сказал властелин. – Что умеешь делать?

– П-печорки… пасти…

– В ученье к поварам пойдешь?

И, не дожидаясь ответа, выпустив мальчика, обернулся к Брану:

– Сотник, скажи Шлопу… Пусть распорядится. На кухне просили мальчишек в поварята. Вот пусть и учат.

Женщина по имени Джаль стояла, ни жива, ни мертва.

– У тебя есть еще дети? – спросил властелин.

– Есть. Дочери. Две…

Она смотрела, подняв лицо. Стоящий перед ней человек казался страшно, недосягаемо высоким, и столь же далеким, хотя был рядом. Казалось, протяни она руку, чтобы коснуться края его плаща, – не дотянется. Рука пройдет сквозь пустоту.

– Джаль?

Она молчала, сдерживая слезы.

– У меня много детей, – сказал он мягко. – И все мальчики, и все похожи на меня. Скоро можно будет устраивать отряд из маленьких одинаковых гекса… Знаешь, я рад, что ты выжила. Я вспоминал тебя, честно.

Женщина, склонившаяся над осколками в чаше, кинула на пришелицу быстрый холодный взгляд. Камень у нее на пальце мягко мерцал.

– При кухне ему не дадут пропасть, – властелин усмехнулся. – Но если ты рассчитывала на большее, чем место поваренка, – тебе лучше забрать его. Решай сейчас… Или можешь решить позже, приехать и увезти его домой в любую минуту. Я пойму.

Женщина вышла, сопровождаемая сотником Браном. Мальчик плелся, опустив голову, и только в дверях обернулся на высокого страшного человека, который, по словам матери, приходился ему отцом.

Сомкнулись дверные створки.

– Он и впрямь на тебя очень похож, – сказала Яска. – А она кто такая?

– Первая, – сказал Развияр.

– Правда?

Он облокотился о решетку балкона, глубоко вздохнул:

– Шпионы доносят: в Империи опять мятежи на окраинах.

– Отлично. Чем больше земель они соберут вместе, тем труднее будет удержать их в узде.

Яска сложила вместе два осколка. Зубчатые края слились, так что не стало видно трещины.

– Ты даже не спросил, как его зовут.

– Кого?

– Твоего сына.

Он смотрел на противоположную сторону ущелья. Горбились мосты через поток, тянулись вверх извилистые дороги. Спешил, поднимая пыль, всадник с почтовой сумкой.

– Мне душно, – Развияр расстегнул воротник.

– Душно, потому что не воюешь? – Яска осторожно перекладывала осколки. – Потому что твои земли благоденствуют в мире, повелитель?

На ее лице не было ни морщинки, но в волосах светлели седые дорожки, и нервные руки казались очень худыми. Расслышать иронию в спокойном голосе могло только чуткое, натренированное ухо.

– Я добр, – сквозь зубы пробормотал Развияр. – Мне очень хочется осчастливить еще сотню-другую земель. Я даже знаю, кто следующий в очереди за счастьем. Когда ты закончишь?

– Не торопи.

Развияр проводил взглядом уходящего за гребень почтаря. Нагоры, ненавидящие любую зависимость, все теснее сливались с его новой страной: слишком много соблазнов. Открытые дороги, теплые дома и богатые рынки, дешевые продукты, школы, слава на службе властелина; дети, подраставшие в пещерах Нагорья, мечтали когда-нибудь надеть черную с серебром куртку стражника. Дороги, проложенные из Нагорья к замку, никогда не пустовали.

– Мне нужно оружие, Яска. Если окажется, что вся эта возня с огнем бесполезна…

Руки, перебирающие осколки, дрогнули. Острый край задел кожу. Из крохотного пореза выступила кровь. Яска слизнула темную капельку:

– Мне нужны еще кочегары. Люди быстро ломаются на этой работе.

– Сколько?

– Десяток.

– Хорошо. Когда ты покажешь мне хоть какой-нибудь результат?

Яска задумалась, глядя на осколки.

– Я делаю все, что в человеческих силах. Если прикажешь – сделаю все, что в нечеловеческих.

Она поднялась, прямая, надменная. Подол темного платья мягко коснулся пола.

– Ты любил ее? – спросила небрежно. – Джаль?

– Да, – ответил он, не задумываясь. – Очень.

Светловолосый мальчик сидел над листом бумаги, выводя буквы стиснутым в пальцах пером. Его губы были крепко сжаты. Слезы капали на лист, размывая написанное.

– Подарок, время ложиться спать…

– Развияр сказал, что мои буквы похожи на червяков под пыткой.

– Повелитель имел в виду, что тебе надо постараться. Но не сидеть за столом всю ночь!

– Развияр сказал… Не трогай меня! Червяки… под пыткой… он сказал, чтобы я не вставал, пока не напишу хорошо!

– Повелитель имел в виду…

– Я знаю, что он имел в виду! Отстань от меня, Нолла, я знаю, что делаю…

И, вытащив из кипы чистый лист, заново обмакнув перо, он снова принялся выводить цепочку затейливых букв; его маленький хвост бился, похлопывая по бокам, ударяясь о ножки стола.

– Нолла, что случилось? – тихо спросил Развияр.

Нянька вздрогнула и обернулась: она не слышала, как он вошел.

– Ничего, повелитель, вот только Подарок…

Мальчик не отрывался от работы. Развияр глянул ему через плечо: буквы змеились, выползая за строчки, и выглядели гораздо хуже, чем выписанные утром.

– Заканчивай, Дар. Ты устал.

– Я не устал. Я напишу.

– Напишешь.

Развияр выдернул из его пальцев перо. Наклонившись, подхватил под передние лапы. Мальчик-зверуин был тощий и легкий, но весил, как два человеческих ребенка.

– Не кричи на Ноллу. Хорошо? Разве я на нее кричу?

Мальчик смотрел на него сверху вниз. Губы его все еще были крепко сжаты:

– На червяков под пыткой…

– Я не хотел тебя обидеть.

Мальчик глубоко вздохнул. Развияр почувствовал, как поднялись и упали его ребра.

– Ты придешь сказать мне «проклятие снято»?

– Да.

Его звали Подарок-После-Бедствий. Вопреки традиции, ему дали имя сразу – не желая искушать богов ожиданием совершеннолетия. Собственно, имя – единственное, что было в этом мальчике истинно-нагорского: он рос в замке и традиции своего народа познавал только по рассказам. Но куда больше, чем «Хроники нагоров», ему нравилось слушать «Путешествие на Осий Нос».

– «…Он скользит под водной гладью, не поднимая волны, и легко плывет подо льдом, – Развияр произносил слова звучно, немного нараспев, как подобает чтецу. – В пасти большого хапуна помещается человек в полный рост, и не зря крестьяне, живущие у больших водоемов, зовут его Смертью».

– Отец ходил на Смерть, – обмирая от сладкого ужаса, прошептал Подарок.

– Да. Один на один.

– С копьем.

– Вот так – раз!

Подарок вскочил, смяв одеяло маленькими когтистыми лапами:

– И еще вот так: бамц!

– И вот так: швыр! – Развияр метнул воображаемое копье.

– А Смерть – хрюк! Шлеп! – Подарок повалился на кровать, раскинув руки и лапы.

– Он очень храбрый, – сказал Развияр. – Самый храбрый среди нагоров.

– Ага, – Подарок улегся животом на подушку. – А ты самый храбрый из людей. Он тебя слушается?

– Да, – Развияр улыбался. – Потому что я его всадник.

– А у меня не будет всадника, – помолчав, сказал Подарок.

– Почему?

– Потому что я не стану никого слушаться, кроме тебя. А ты не можешь на меня сесть – ты же меня раздавишь!

Развияр взял его за уши. Уперся горячим лбом в маленький холодный лоб:

– Никто тебя за язык не тянул. Раз ты меня слушаешься – ложись спать. Время.

Мальчишка насупился, хотел что-то сказать – но вдруг широко улыбнулся.

– Хорошо. Если это решение всадника.

– Это решение всадника. Проклятие снято, малыш.

– Проклятие снято, Развияр, – Подарок сжал двумя ладонями его руку. – До завтра.

– Спокойной ночи.

Он вышел, кивнув няньке.

В его библиотеке не было пауков Ча – воздух и без того был достаточно сух. Слуги каждый день сметали пыль со стеллажей, со многих томов и свитков. Сонный библиотекарь зажег свечи, как только Развияр переступил порог: десять огромных огней на высоких подсвечниках.