Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ветер не лжет - Аренев Владимир - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

И если иб-Барахья хотя бы вполовину столь проницательна, как о том говорят, она должна это знать!

От башни уже спешили к раненому очередные служительницы, на сей раз — с самодельными носилками. Все же прочие в оазисе не обращали на паломников внимания. О чем-то громко спорили у колодца четыре кумушки. Замурзанная ребятня играла в пыли, подбрасывая к небесам глиняные черепки. Мрачный старик, опершись о клюку, следил за игрой и изредка похрюкивал, когда события принимали очень уж неожиданный оборот. В ветвях кустарника «куда-спешишь» замерло, стараясь не высовываться из тени, семейство ломкохвостов.

И мастер битв утверждал, что Иллеар найдет в этой вот дыре помощь и совет, поддержку и понимание?! О всеблагий Охранитель, даруй терпение, избавь от досады и гнева!

Три дня, пообещал себе Иллеар. Три дня — самое большее, чем он готов пожертвовать. (Еще пожертвовать; ведь были воины, погибшие на пути сюда!) Три дня. А потом, что бы ни случилось, он покинет оазис!..

— Они уверены, что Джализ будет жить, — сказал Эминар ал-Леад. Мастер битв говорил почти бесстрастно: так сообщают о том, что завтра ветер переменится.

— Все в руках Охранителя. — Иллеар на месте целительницы не обнадеживал бы отца мальчика. Им обоим, Иллеару и ал-Леаду, конечно, хотелось верить в лучшее. Но если разум мастера битв помутился из-за переживаний, то его собственный оставался остер.

Тело, смердящее, как тело Джализа, было обречено. Даже если еще двигалось. Даже если икринка души пока еще оставалась в нем.

— Они отнесут его в шатер и станут лечить. Нас поселят рядом, в башне, в гостевых покоях на первом этаже.

— А когда нас примет иб-Барахья?

Мастер битв развел руками:

— То ведомо лишь ей одной.

В гостевых покоях — двух узких комнатках с низким потолком — их ждал весьма скромный завтрак. Впрочем, Иллеару было все равно.

— Разбудишь меня, когда понадобится, — велел он мастеру битв и тотчас провалился в черное, тягостное «нигде и никогда». Сны он видел редко, с некоторых пор считая это благом. Просыпаясь, Иллеар словно выныривал из бездонной западни, из самого нутра «песчаной лужи». Но так было лучше, чем видеть в снах сады Бахрайда, намного лучше…

К иб-Барахье их позвали в полдень. По узкой лестнице со ступенями, истертыми тысячами ног, Иллеар и ал-Леад взошли в Срединные покои, где провидица обычно принимала гостей.

Выше путь чужакам был заказан. Ниже иб-Барахья никогда не спускалась.

В зале с резными сундуками вдоль стен, с пестрыми коврами на полу, с жаровенкой в виде черепахи… не было ни души. Иллеар недоверчиво оглянулся, но дверь за ними уже захлопнулась, оставалось лишь ждать.

Они с мастером битв прошли в центр залы, дивясь ее убранству: здесь узоры тайнангинских ткачей соседствовали с орнаментом из далеких стран, что лежат за Мертвыми Песками; и даже нескольким вещицам из проклятой Иншгурры нашлось здесь место.

— В этом — сама суть, — произнес вдруг ровный, мягкий голос. Разумеется, голос иб-Барахьи: вот она, вошла через какую-то потайную дверку и сейчас внимательно разглядывает гостей. — В этом — причина того, что вы здесь. Каждый получит ответ. Здесь нет более и менее важных просьб, нет паломников знатных и безродных. Все равны.

Иллеар вежливо улыбнулся.

— Разумеется, госпожа. Мы рады, что удостоились чести…

— Слышал ли ты меня, паломник?! Чести удостаивается каждый, и не от моей милости это зависит. Я — лишь уста небес.

«Охранитель всеблагий, даруй мне терпение! Много терпения!»

Продолжая улыбаться, Иллеар внимательнее взглянул на иб-Барахью. Молоденькая, не старше двадцати весен. Стройная. Черноокая. Одета неброско, но и не бедно. Пожалуй, ростом чуть выше, чем следует; губки полноваты, зато шея — изящна, кожа сияет неимоверной, манящей белизной, кудри… талия… ножки…

«Охранитель милосердный! О чем я сейчас думаю?!»

— Прости, иб-Барахья. Чужой дом — чужие законы. Не всегда легко понять их и привыкнуть к ним.

— Все так, шулдар. Однако это ты пришел ко мне за советом. Даже не веря в мою силу — пришел. Ты готов заплатить назначенную цену?

Ни сомнения, ни досады:

— Готов, иб-Барахья.

— Тогда скажи — чего хочешь, о чем просишь?

Иллеар пристально посмотрел ей в глаза. Так, как умел это делать, когда хотел смутить собеседника, подавить его своей волей. Иллеар знал за собой такую способность — и пользовался ею в последние годы все чаще.

— Ты ведь сама знаешь, иб-Барахья.

— Разумеется, знаю. Но таков ритуал. Просьбу должно огласить. Договор между небом и землей не заключают впопыхах, шулдар.

«Показалось, или голос ее чуть дрогнул?»

— И снова ты права, а я — нет. Ну что же, вот моя просьба: желаю знать, чем обернется для Тайнангина следующий год. Знаю, что иншгурранцы вот-вот заключат договор с трюньильцами, да будут прокляты и те, и другие! Знаю, что южные кочевники только и ждут удобного часа, дабы потревожить наши рубежи. 'Знаю, что между Мертвыми Песками и Западной Стеной неспокойно. — Он позволил себе криво усмехнуться: — Знаю, ибо проверил на собственной шкуре. Однако, — продолжал Иллеар, — я желаю знать, принесет ли мне удачу военный поход на перевалы, которые связывают Тайнангин с Иншгуррой и Трюньилом. Дома я намерен оставить достаточно сил, чтобы сдержать прочих врагов. Но перевалы… я не уверен, пройдем ли мы их без потерь. И что нас ждет по ту сторону Сломанного Хребта?

— Не о том спрашиваешь, шулдар, — бесстрастно произнесла иб-Барахья. — Идти за Хребет тебе нужно было два года назад. Год назад. Полгода назад. Не сейчас. Твои враги перестали хватать друг друга за глотку. Поздно, шулдар! Спроси о другом: когда люди с Востока перейдут перевалы Хребта и обрушатся на города Тайнангина — выстоят ли твои войска? смогут ли отбросить захребетников назад? хватит ли им сил и мужества, упорства и мастерства? Спроси об этом, шулдар — и я стану искать для тебя ответ, как должно, у ветров и у пустыни. Так что же, — молвила она, повысив голос, — ты спрашиваешь, Иллеар Шестой по прозвищу Кровавый Садовник, сын Су-Л'эр Воинственной, отец Ай-Кинра? Ты спрашиваешь?

Ни сомнения, ни досады, ни боли в голосе:

— Спрашиваю, иб-Барахья.

— Да будет так, — сказала она, и Иллеару Шестому (Кровавому Садовнику… давно уже никто не осмеливался так его называть!) почудилось, что в голосе ее звучит то ли облегчение, то ли обреченность. — Да будет так, — повторила она. — Я, Иллэйса иб-Барахья, Уста небес, принимаю твою просьбу и клянусь дать нелживый ответ, каким бы он ни был. Руку!

И когда Иллеар Шестой («Кровавый!..») протянул ей руку, Иллэйса иб-Барахья шагнула вперед и пожала ее своей узкой, но неожиданно сильной ладошкой. Так они замерли на миг. Нарочно или нет, но провидица подошла слишком близко, намного ближе, чем требовалось: он ощущал ее дыхание на своей шее, слышал шорох одежд, кожа ее была на ощупь мягкой, нежной, он видел, как бьется жилка на виске, как плавно, подобно крыльям бабочки, вздрагивают ресницы… он почувствовал, как что-то вспыхивает, раскрывается в нем подобно цветку, это было сродни ощущению, которое иногда возникало во время молитвы: радость, восторг, упоение… он представил себе, как вот прямо сейчас коснется губами ее губ, пальцами приласкает бугорок соска, медленно, наслаждаясь каждым движением, разденет ее… и она, представлял Иллеар, стояла бы посреди залы, на цветастых коврах из далеких стран, — затаив дыхание, глядя вызывающе, оценивающе, и тело ее напряглось бы в ожидании, и вот эта самая ладошка легла бы в его ладонь, пальцы переплелись бы, и переплелись бы тела, и ее ладная ножка у него на бедре, и горячее дыхание у самого уха: «Дальше, шулдар! Дальше!..»

Потом Иллеар так и не смог вспомнить, кто же первым отступил, кто первым разорвал это рукопожатие.

— Иди, шулдар, — сказала иб-Барахья, не глядя ему в глаза. Но твердо. — Что до цены — когда настанет время, я приду за ней.

Иллеар поклонился, чувствуя, как бьется где-то под горлом взбунтовавшееся сердце, как перехватывает дыхание и стучит в висках кровь.