Когда сбываются мечты - Делински Барбара - Страница 42

— Я имела в виду, — поправилась я, — что он находился с нами во время сборов, поцеловал детей, поцеловал меня, стоял на крыльце и махал нам в след. И вел себя очень дружелюбно. Я даже и представить себе не могла, какие ужасные планы он вынашивал в своей голове.

— А я думаю, что он ничего и не планировал. По крайней мере не в тот момент. Поначалу Дэнис относился к вам с сочувствием, принимая во внимание болезнь вашей матери. Но потом последовала путаница с прилетом детей и с пропавшим лекарством вашей дочери. А учитывая те неприятности, которые случались в вашем браке ранее, он увидел во всем этом некую закономерность и был вынужден что-то делать, чтобы изменить наконец создавшуюся ситуацию.

Итак, Дин уже прочитал показания Дэниса. Интересно, успел ли он ознакомиться также и с моими.

— Думаю, Дэнис спланировал все заранее, — проговорила я тихо.

— У вас есть доказательства?

— Телефонные счета. Дэнис начал звонить своему адвокату еще в прошлом январе.

Дженовиц нахмурился, сунул трубку в рот и порылся в бумагах, которые лежали перед ним на столе.

— Но об этом ничего не сказано в ваших показаниях.

— Я обнаружила счета только вчера вечером. И никак не могла понять, каким образом Дэнис умудряется оставаться спокойным, когда в нашей жизни творится такой кошмар. Я даже не представляла, что наш брак доживает последние дни, а муж воспринимает это совершенно невозмутимо. Единственное разумное объяснение подобного поведения — то, что он успел привыкнуть к такому развитию событий. Я уверена в этом.

— Но, как я понимаю, Дэнис уже не раз заговаривал с вами о разводе.

— Не о разводе. О раздельном проживании. Но потом мы всегда решали, что этого не стоит делать.

— Ваш муж утверждает, что решали только вы. Дэнис поднимал этот вопрос, вы категорически не соглашались, и он уступал вам.

Дженовиц продолжил:

— Почему же вы выступали против разрыва, если муж чувствовал себя несчастным?

— Да не чувствовал! По крайней мере он не был несчастлив в нашем браке. Ему не везло в работе. Это распространялось и на все остальное. Например, Дэнис обижался, что я не понимаю его и не предоставляю ему достаточно свободы. Но он ни разу не говорил, что не любит меня, или любит кого-то еще, или собирается подавать на развод, не зависимо от того, согласна я или нет.

— Итак, эта новость застала вас врасплох? Но сейчас вы уже смирились с разводом?

— Думаю, да.

Дженовиц посмотрел на меня изучающим взглядом, а потом заметил:

— Вы слишком быстро изменили свое мнение. Сколько времени прошло с тех пор, как вступило в силу судебное решение?

Наш разговор шел совсем не так, как мне хотелось. Я ответила тихо и скромно, желая смягчить Дина:

— Десять дней. И я, поверьте, не хотела принимать решение. Я делала все, что в моих силах, чтобы добиться его отмены, но Дэнис оставался непреклонным. Я предлагала ему поговорить. Я предлагала ему пожить вместе в нашем доме и пыталась разрешить ситуацию мирным путем. Но Дэнис даже слушать ни о чем не желал, и суд продолжал заниматься нашим делом. Судья даже отказал нам в слушании, когда мы подали прошение о пересмотре дела. И подключил к этому вас, — я нахмурилась. — Я совсем сбита с толку. Вы предлагаете мне смириться?

— Нет. Моя задача просто составить рекомендации относительно опекунства. Есть предположение, что ваше дело закончится разводом.

— Чье предположение?

— Суда. И, естественно, вашего мужа, поскольку именно он инициатор данного процесса.

— Это правда, — согласилась я. — Инициатором выступил именно он, и суд стал на его сторону. Развод — не мое решение, но мне не оставили иного выбора. Мой муж не хочет жить со мной. Он ясно дал это понять. Итак, что же мне теперь делать?

— Большинство женщин горевали бы.

— Так и есть. Каждую ночь, когда я ложусь в постель, я чувствую ужасную пустоту внутри. Я просыпаюсь утром и испытываю боль. Я вспоминаю лучшие мгновения нашей жизни. Но теперь я уже не уверена, существовали ли они на самом деле или родились только в моем воображении. И мне очень грустно и плохо.

Я не знала, что еще сказать, и поэтому замолчала. Дженовиц тоже молчал, продолжая смотреть на меня изучающим взглядом, который я с трудом могла выдержать. В конце концов, напряженно засмеявшись и нервно проведя рукой по волосам, я сказала:

— Извините, доктор Дженовиц. Полагаю, что я полностью провалила этот тест. Я пыталась говорить искренне, но вижу, что вас это не впечатлило. И я совершенно не представляю, что вы хотите услышать от меня.

Дженовиц продолжал молчать.

Я продолжила:

— Возможно, я должна была совсем потерять голову от отчаяния. Думаю, с некоторыми женщинами могло бы произойти нечто подобное. Я знаю.

Он приподнял брови, не спросив, откуда мне это известно. Молчание становилось уже невыносимым, но выражение его лица заключало в себе вопрос.

И я объяснила:

— Моя мать совершенно потеряла голову, когда мой отец внезапно умер. Ничто не предвещало его смерти, он прекрасно чувствовал себя до самого последнего момента. Мне исполнилось восемь, сестре шесть. Мать охватила паника. Она не знала, что делать дальше. И не делала ничего. В течение нескольких недель.

— Очевидно, вы тоже тяжело перенесли его смерть?

— Я делала все, что могла.

— В восемь лет? Что же вы могли?

— Помогала своей сестре. Занималась с ней. Работала по дому.

— А что спасло вас от паники?

— Возможно, неведение, — я печально улыбнулась, вспомнив прошлое. — Я не понимала, что это на самом деле значило — остаться без мужчины в доме. Да, я тосковала по отцу. Но юный возраст помешал мне в полной мере осознать, что произошло.

— А сейчас вы уже можете полностью осознать?

— Что? Его смерть?

— Нет, развод. Разве не об этом мы сейчас с вами говорим?

Я ему не нравилась. Я знала, что не понравлюсь, и угадала. Осознавала ли я до конца, что происходило в моей жизни? О Господи, конечно, и с каждой секундой я понимала это все больше.

— Да, конечно, мы говорим о разводе. И да, я сейчас четко понимаю происходящее.

— Опишите, как вы это понимаете.

Я протестующе поднесла руку ко рту. Дженовиц просил меня озвучить те мысли и страхи, которые я не успела еще до конца принять для себя самой. Или же решил проверить, насколько я проницательна. А может, Дин садист, так вот просто и примитивно. Я уже начинала потихоньку ненавидеть его, но не осмелилась возразить.

— Описать, как я вижу развод? — переспросила я, осторожно положив руки на колени. — Развод означает, что полной семьи, которую я всегда хотела, больше нет. Что один из нас не сможет проводить с детьми столько времени, сколько захочет. Что семейным каникулам и праздникам наступил конец. Дни рождения. Окончание школы. Детям придется постоянно разрываться между нами.

— Но ведь этого не произошло на Хэллоуин.

— Нет. Хэллоуин прошел спокойно, но, возможно, только по той причине, что дети еще не успели привыкнуть к сложившейся ситуации. Как и в случае с моим отцом. Мое неведение спасло меня. Может, они сейчас тоже испытывают нечто подобное. Еще неизвестно, что произойдет, когда они повзрослеют и смогут полностью понять происходящее.

— Уверен, они все воспримут хорошо.

— Я надеюсь на это.

— Правда? — вдруг спросил он.

Поначалу я даже не нашлась что ответить. А потом резко спросила:

— А почему нет?

— Ну, потому что вы против развода. И некоторые матери на вашем месте вовлекли бы всех в свое горе и заставили бы страдать вместе с ними.

— Я люблю своих детей, — возразила я. — И никто, даже мой муж, не сможет этого отрицать. Больше всего на свете я боюсь причинить им боль. Я сделала все возможное, чтобы как можно дольше ограждать их от крушения их прежней жизни, от отчаяния и боли, которые принес развод. И сейчас, когда развода уже не избежать, я приложу все силы, чтобы они перенесли наше расставание безболезненно.

— Вся проблема в том, — сказал Дженовиц, прежде чем я успела перевести дыхание, — хватит ли у вас здравого смысла, чтобы сделать это. Вот что я должен выяснить, миссис Рафаэль. Вам могут не нравиться мои вопросы, но суд обязал меня задать их. Я стараюсь выполнять свою работу как можно более качественно.